Двор. Книга 2

Мишка, Мишка, где твоя улыбка,Полная задора и огня!Самая нелепая ошибкаТо, что ты уходишь от меня.

У Клавы Ивановны с самого утра бегали сегодня по всему телу мурашки, руки-ноги были как чужие, и Ляля с Диной, когда начались танцы, захватили полковника Ланду в полное свое распоряжение, так что другие женщины, пока полковник сам не пригласил Аню Котляр, не могли даже подступиться.

Ляля Орлова весь вечер не уставала повторять, что полковник Ланда, который уже почти генерал, держит себя так просто, словно между ним и остальными нет никакой разницы.

Аня, хотя кавалер во время танца много раз к ней обращался и пытался завести разговор, с самого начала опустила голову и упорно смотрела вниз, под ноги.

— Мадемуазель, — в отчаянии воскликнул полковник Ланда. — Перестаньте гипнотизировать меня: я едва держусь, чтобы не пасть перед вами на колени, а вокруг люди и сам товарищ Дегтярь.

Аня улыбнулась, но головы не подняла, наоборот, опустила еще ниже, так что ее волосы теперь щекотали полковнику Ланде подбородок и губы.

— Милая Анна, — совсем тихо прошептал доктор Ланда, — все будет хорошо, поверьте мне, все будет хорошо.

Пластинка была долгоиграющая, с небольшими паузами, и полковник хотел пригласить свою даму на следующий танец, но Зиновий опередил. Катерина смотрела на мужа во все глаза и не могла прийти в себя от удивления: с женой танцевать, так у него полторы ноги, а с другой — так на трех скачет, стрекозел.

Когда танец закончился, Аня хотела уйти домой, но Степан и Ефим пристали оба как банный лист, и загородили проход. Аня совсем растерялась, и Марина Бирюк открыто, на людях, призналась, что умрет от зависти, если эта гордячка не уступит ей хотя бы одного — Ефима или Степана.

— Марина, — подскочил Иона Чеперуха, — зачем вам этот старый хлам, возьмите меня, я лучше!

Нет, стояла на своем Марина, она хочет только Степу или Ефима.

Товарищ Дегтярь внимательно наблюдал за шутливой сценой, которая возникла стихийно, и сказал:

— Можно подумать, здесь собрались какие-то тайные франкмасоны, у которых свой устав, свои цели и свой особенный язык.

— При чем здесь особенный язык? — удивилась Клава Ивановна. — Просто у людей хорошо на сердце, и они хорошо понимают друг друга.

Ефим выпятил сильно вперед губы, как будто негр из Африки, и закричал гортанным голосом:

— Мир! Дружба! Дружба!

Гости не успели отреагировать, Иона Овсеич выхватил из кармана газету, свернутую в трубку, и со всего размаха хлопнул по столу:

— Перестаньте паясничать, Граник! Мы заплатили за мир своей кровью и не позволим делать из этого шутовские номера на потеху всяким беспачпортным бродягам.

От неожиданности Ефим вздрогнул, губы задрожали, но остались выпяченными сильно вперед, и товарищ Дегтярь приказал:

— Убери свою дурацкую маску — здесь тебе не Америка! Пластинка закончилась, Зиновий выключил приемник, на минуту воцарилась полная тишина. Первый нарушил старый Чеперуха:

— Овсеич, — сказал он и тяжело вздохнул, — я тебя хорошо понимаю и сочувствую: когда такая женщина, как наша Марина, проходит мимо и не останавливается, надо быть каменным, чтобы тебя не взяла зависть и досада.

— Нет, уважаемый Чеперуха, — Иона Овсеич разрезал пальцем воздух сверху вниз, — сейчас меня как раз волнует другая, и даже не другая, а другие, и ты в том числе. И я хочу, чтобы меня хорошо поняли.

— Не волнуйся, — вмешался в разговор полковник Ланда, — тебя хорошо поняли, но зачем портить людям настроение: тебе не нравится — повернись на сто восемьдесят градусов и гуд бай!

— Гуд бай! — повторил гнусавым голосом, как будто передразнивает, Иона Овсеич. — А я вас попрошу, доктор Ланда, как говорит наша русская пословица, не наводите нам тень на плетень!

Адя Лапидис, который за весь вечер не проронил ни одного слова, схватил Аню Котляр за руку и закричал:

— Идемте отсюда, тетя Аня, идемте!

Получилось так неожиданно, что никто не успел остановить: Адя, буквально силой, потянул за собой Аню, Зиновий побежал вслед, но гости уже скрылись за воротами.

Когда Зиновий вернулся, товарищ Дегтярь пристально посмотрел на него и усмехнулся:

— Ну что, хозяин, догнал?

Бабушка Оля громко застонала и поклялась, пусть она не сойдет с этого места, если еще раз устроит вечеринку: только наживать себе врагов, ничего больше!

Наоборот, возразил Иона Овсеич, все стало на свои места, а врагов бояться не надо — пусть они нас боятся.

Полковник Ланда сказал общее до свиданья, вежливо поклонился и вышел. Остальные гости тоже стали прощаться, благодарили хозяев за компанию, за настоящую фаршированную рыбу, скоро совсем разучатся ее готовить, и желали всему дому получить полное удовольствие от собственного душа и туалета.

Иона Овсеич, Малая и Степа Хомицкий вышли втроем. Посреди двора Клава Ивановна машинально остановилась, осмотрелась вокруг и сказала:

— Дегтярь, объясни мне, почему люди не могут жить, как было до войны, почему каждый раз получается что-нибудь не так?

— Малая, — Иона Овсеич медленно поднимал голову, как будто пересчитывает этажи и окна, — ты просто начала забывать. Ты забыла, сколько мы возились с Лапидисом, с Чеперухой, с Граником, с Орловой и с теми же Котлярами. Но в одном ты права: люди охотнее учились и легче усваивали.

Степан усмехнулся и сказал: молодые были, у молодых память лучше. Ничего, ответил Иона Овсеич, медики правильно говорят: на всякий яд есть противоядие.

Старый Чеперуха, когда разошлись гости, уселся на стуле посреди комнаты, женщины жаловались, что мешает им делать уборку, но он продолжал сидеть на месте и принялся разглагольствовать вслух насчет товарища Дегтяря.

— Дегтярь, — сказал он, — хочет, чтобы все люди радовались, и его можно понять. Возьмем, например, Иону Чеперуху с его женой: ихний сын Зиновий вернулся живой с фронта, имеет двоих детей, кончает на инженера, получил отдельную квартиру, в квартире все удобства, какие только может себе на сегодня представить человек, — почему же не радоваться? Конечно, надо радоваться и говорить нашей советской власти: спасибо тебе, советская власть. С другой стороны, возьмем Дину Варгафтик, которая потеряла единственного мужа и осталась одна на свете, или Аню Котляр, оба сына погибли на фронте, а Иосиф таскает камни где-то в лагере, — попробуй тут радоваться. А наш Дегтярь хочет, чтобы все одинаково радовались и одинаково смеялись.