Дворяне. Книга 3
Шрифт:
Сергей шёл мимо милиции, возле которой дежурил милиционер, а из окон верхнего этажа, лился свет, слабо освещая тротуар. Затем он шёл мимо магазина Мосаинова, мимо больших его окон, и думал о Нине. Ему было лестно и приятно, что такая обаятельная и молодая девушка, как Нина, влюбилась в него. Это, видимо, из-за того, что он художник.
У неё, конечно, возникла мечта выйти за него замуж, и, если Сергей станет известным художником, то сможет жить с ним в столице и общаться с людьми из высшего общества. Но она забыла, что у него семья и ему надо сначала развестись, а потом уж строить новую семью. Сергей представил, как он объявит Соне о разводе, и как она отреагирует на это. От таких мыслей по его спине пошли мурашки.
– Нет уж, никакого развода, – сказал он себе.
Глава 3
Похороны
Восьмого марта 1933 года, в семье Верещагиных произошло трагическое событие: умерла Антонина Семёновна Смирнова (Верещагина). Сержпинские узнали об этом из телеграммы, отправленной мужем Антонины. Телеграмму получили только девятого числа, и Соня отпросилась с работы, чтобы десятого быть на станции Пантелеево, где жила Тоня. Сергей с ней не поехал, он всегда находил причину, чтобы не бывать ни на каких похоронах. До станции Пантелеево от Даниловского вокзала было пять километров и Соня, чтобы не терять время на ожидание поезда, пошла пешком. Всю дорогу до станции она плакала, представляя, как мучилась Тоня перед смертью. Дом для семьи начальника станции стоял совсем рядом с маленьким деревянным вокзалом. Пётр Петрович был на перроне, ожидал очередной товарник. Он поздоровался с Соней и сказал, что одному ему не справиться с организацией похорон.
– Я постоянно занят на работе, – объяснил он, – у меня даже гроб ещё не готов, нет на это денег.
– Деньги у меня есть, могу помочь, – сказала Соня.
– Тогда сходи, пожалуйста, к столяру в деревню и закажи гроб. Вон его дом, – показал он, – а сейчас можешь навестить покойницу, вы уже, наверное, лет пять не виделись.
Соня приняла его слова, как упрёк. Она действительно всё откладывала поездку к сестре по разным причинам: работа, дети, и бесконечные домашние дела.
И вот, с замиранием сердца, она вошла в дом, в прихожую и увидела плачущую девочку, лет трёх, и рядом с ней мальчика постарше, который успокаивал её. По их внешности она поняла, что это дети Антонины, до этого момента она их ни разу не видела.
– Я ваша тётя Соня, сестра вашей мамы, – ласково сказала она и спросила детей, как их зовут и сколько им лет. Мальчик ответил, что его звать Вовой и ему семь лет, а Люде три года.
– А где ваша мама?
– Мама спит в той комнате, – указал Вова на дверь, – а папа говорит, что она умерла и больше не проснётся.
Соня вошла в комнату и увидела Тоню, лежавшую на кровати под одеялом. В открытую форточку проникала стужа, и ветром шевелило шторы, которыми было занавешено окно. В полумраке Соня разглядела комод и другую мебель. Она раздвинула шторы и подошла к кровати. По зеленоватому оттенку кожи на лице Тони, было видно, что она не живая, но Соне хотелось поверить, что она спит и в полголоса произнесла:
– Тонечка, пора вставать.
После этих слов слёзы сами полились из её глаз. В комнату вошла девушка в переднике и, не здороваясь с Соней, спросила:
– Ты кто такая, зачем пришла?
Соня ей объяснила, кто она, и в свою очередь поинтересовалась: кто эта девушка в переднике. Оказалось, что она прислуга в семье Смирновых. Звали её Настей. Соня попросила Настю вместе с ней сходить в деревню к столяру, чтобы заказать гроб. Настя объяснила, что сейчас ей некогда. В этот момент пришла старшая дочь Тони Шурочка, и согласилась сходить с Соней к столяру. Шурочка была почти взрослой, четырнадцатилетней девушкой, хорошей помощницей матери. Вот и сейчас она пришла с ведром молока, только что подоила корову. После Шурочки второй дочерью у Тони была девятилетняя Маруся. Она вышла из соседней комнаты и решила тоже сходить с ними к столяру. Соня раньше нянчилась с Шурочкой, но она тётю Соню не помнила и заметила, что тётя Соня похожа на маму. Когда они ходили к столяру, то Соня пригласила Шуру и Марусю к себе в гости, сообщила им свой адрес и как лучше найти дом, где жили Сержпинские.
Ближе к вечеру Настя справилась с делами по хозяйству, и они с Соней вдвоём помыли покойницу, а затем одели её в приличную одежду, взятую из старинного сундука, почти такого же, как у Евпраксии Павловны.
Вечером пришёл Пётр Петрович, Соня объяснила ему, что ей надо вернуться на работу. Если начальник её отпустит, то она придёт завтра на похороны.– Не волнуйся, Сонечка, если ты не сможешь прийти, то мы с Настей справимся и похороним сами, главное, что гроб будет сделан. Могилу уже роют, я заказал. Соня вспомнила про других сестёр и братьев и спросила Петра:
– А ты посылал телеграммы другим родственникам, в Ленинград и в Мурманск?
– Нет, не посылал. А зачем? Они всё равно не приедут. Лучше ты напиши им письма сама, а то мне совсем некогда. Соня пообещала письма написать, и они попрощались. Домой Соня пришла поздно вечером уставшая и расстроенная.
На следующий день начальник райфо Мишин её на похороны не отпустил, сославшись на то, что она уже один день использовала, и сказал, что надо к ревизии готовиться, устранять имеющиеся ошибки в расчётах. Уйти самовольно Соня боялась, это означало бы увольнение за прогул. К тому же Пётр Петрович её заверил, что сам справится с похоронами.
Последующие дни она продолжила работать в райфо. По поручению Мишина, служащие трудились над устранением ошибок и не только своих. В кабинете, где сидела Соня, коллектив не изменился, люди были всё те же, но двое мужчин болели, и приходилось часть работы выполнять за них. Роль старшего служащего по-прежнему выполнял Соколов Владимир Борисович. Не проходило и дня, чтобы он не ругал Советскую власть, и это сходило ему с рук. Он надеялся на своих сослуживцев, что его никто не выдаст. Больше всех ошибок в планировании и случайных описок, было у него, и Соня подозревала, что он специально это делает, занимается вредительством. Например, работникам райторга, полагалось выделить из районного бюджета для зарплаты, на второе полугодие прошлого года, приблизительно, сто восемьдесят тысяч рублей, а он запланировал на тридцать тысяч меньше. В результате этого, двоих служащих заведующий райторга, был вынужден уволить по сокращению штата. А на это полугодие он запланировал ещё меньше, хотя получил от заведующего райфо Мишина, строгий выговор за такое самовольное планирование. Соня хотела исправить этот план и сообщила о своём желании Владимиру Борисовичу. Тот рассердился и велел Соне оставить так, как было у него.
– Соня, вы не лезьте поперёк батьки в пекло, – возмущался он, – лучше помогите Любовь Ивановне, она по маслозаводу никак в бюджет не вписывается.
Цифры ориентировочные по организациям района, с учётом запросов депутатов районного Совета и руководителей района. Часто эти запросы были не реальными. Соколов мог оспаривать приказы своего начальника Мишина, ссылаясь на требования районного начальства. А тем всегда не хватало ни на что денег. Таким образом, он мог развалить райторг. Это бы нанесло большой вред торговле, и привело бы к количественному сокращению магазинов. Так же он планировал финансирование и на потребкооперацию.
Он часто говорил:
– Районное начальство малограмотное и ничего не понимают в финансах. Ими можно манипулировать во вред им самим.
И вообще он проговаривался в своих высказываниях, что мог бы занять место заведующего райфо. С Любой Романовой Соня дружила больше, чем с другими коллегами. На работе между делом они часто шептались о своих новостях, а когда мужчины надолго выходили покурить в коридор или на лестницу, то и вовсе болтали вслух.
Однажды Люба предложила Соне сходить в клуб на концерт. О концерте она узнала из афиши. В клубе выступят Ярославские певцы, а после их выступления, концерт продолжат участники Даниловской самодеятельности.
Придя домой, Соня предложила мужу сходить на концерт, который состоится в субботу вечером. Он согласился, но сначала спросил мать, посидит ли она с детьми, пока они будут в клубе. Обычно она их редко куда-нибудь отпускала. Евпраксия Павловна одобрила решение молодых супругов, и дала им деньги на билеты. Зарплату Соня и Сергей полностью отдавали матери, чтобы зря не транжирить, и Евпраксия экономно вела домашний бюджет.
– Пусть Сонечка отдохнёт, – сказала мать Серёже. – Она и так вся измотана работой и домашними делами, а я за неё поглажу бельё.