Двойная игра

Лишь на первый взгляд между этими людьми не было ничего общего. Но мне было понятно, что гена подбирал наших клиентов не только по толщине кошелька, но и по некому (намного более) внутреннему принципу. Все эти люди мало того, что имели хорошо развитое воображение, они были непрочь что-то поменять в своей жизни. В любом другом случае они бы просто не появились в этом списке. А значит, это были именно "наши клиенты". Всегда поражался тому, как охотно люди принимают за правду то, что втайне (быть может, и от самих себя?) желают услышать.

Самый первый клиент, приведённый мной в мастерскую (представь себе: пенсне. Что? Ещё кто-то носит пенсне?) был сух, строг, коротко подстрижен, богат и опрятен. Жаль, не стриги он волосы, думается мне, у него бы отросли обворожительные кудряшки. Буквально за пять минут он был изображен нашим маэстро, замершим в джильбабе у кофейного автомата в международном терминале. Меня снова поразила та нестройная музыка мыслей (вот новое понятие - атональный ритм), целым роем наполнившая мою бедную голову при беглом взгляде на этот набросок. Изображённый хмуро дожидался не то опаздывающего друга, не то своего напитка, не то конца света. Он снова (как это ему удаётся?) был неподвижен целую вечность; думаю, для него не существовало никакого терминала, никаких пассажиров. Единственное, во что мёртвой хваткой вцепились его тонкие пальцы, и что, судя по всему было ему важным - сверток из льняной ткани с неизвестным мне содержимым. Всё-таки я вгляделся в его глаза; его зрачки изображали два полумесяца, холодных, осенних и ничего не сулящих. Два абсолютно равнодушных полумесяца . Мой милый друг, я ещё никогда не пытался описывать тебе сны, которые ещё не приснились. К тому же, те сны, которые ещё не приснились другому человеку, но я попытаюсь. "Снится-снится сон в холодной постели" - так в этом сне пели дети. Звонкими голосами, где-то в тёмном лесу, в который и днём-то родители не пустят своих детей. Пели, и смотрели на небо. "Снится-снится сон". В холодной постели, беспокойно спит хмурый гражданин. "Месяц-месяц, тебя застрелят!" - резко и звонко пели дети...

Вырученных денег нам хватило на внушительную партию художественных принадлежностей, честно поделенный на троих гонорар и новый мундир для генерала. Клиент предпочёл так же забрать с собой недописанный набросок (явно намереваясь растерзать его в ближайшей подворотне). "Не волнуйтесь, друг, вам подобные сны не грозят" - шепнул мне на ухо художник, лишь за клиентом закрылась дверь. Ещё бы они мне грозили, я ведь не собирался ему позировать!

* * *

– Зачем ты организовал ту выставку?
– однажды, где-то в середине лета спросил я у генерала, прикуривая сигарету, - ведь ты мог просто отвести меня в мастерскую, чтобы я посмотрел на эти картины без свидетелей.

К тому моменту дела наши шли просто превосходно. Постоянно дополняемый геной список клиентов всё время норовил закончиться. "Отработанные" заказчики, тем не менее, явно были впечатлены талантом художника, хоть каждый и считал лично свой опыт неудачным (интересно, что они говорили при этом своим домашним, объясняя солидные траты и не показывая готовых портретов?
– как правило, их просили уничтожить прямо в мастерской). Со дня на день наша "фирма" собиралась переехать из полуподвальной мастерской в арендованную генералом светлую студию в центре города. Был, пожалуй, только один инцидент, связанный с нашим ремеслом. Да и тот, скорее, касался лично генерала. На тот момент в его трёхкомнатной квартире временно проживала какая-то его подружка, от которой он был непрочь избавиться. И видимо, до такой степени, что самолично уговорил её (и даже сделал вид, что всё оплатит) обзавестись собственным портретом. Портрет был довольно мил: барышня нежно прижимала к груди кошку (тёмное пятно довольно мурлыкало на светлой груди), её изящные пальцы слегка прикрывали ей веки от яркого утреннего света... Но "на деле" чёрная кошка оказалась явной паникёршей. Точнее сказать, она сама до смерти боялась темноты, при этом каждую ночь изводя свою хозяйку. Та вбила себе в голову, что отныне боится ночевать одна, опасаясь своего разбушевавшегося питомца. На вполне разумный довод генерала, дескать, что у неё и в помине нет никакой кошки, барышня (лёгким движением руки скинув с себя верх) продемонстрировала тому свежие царапины на грудях (вид последних убедил генерала повременить с её отъездом).

– Ну как тебе сказать, зачем? Чтобы вывести тебя в свет. Ты же так редко ходишь на выставки!

Я выдохнул сигаретный дым ему прямо в лицо. Даже не моргнув, чтобы знал. Впрочем, он не смутился:

– На самом деле, наши клиенты имеют право знать, в какую игру они играют, - ответил генерал.
– Я не говорю о том, что им следует всем там побывать (на самом деле ни один из наших заказчиков не был на выставке; сложно было бы найти такого придурка, заказавшего себе после этого портрет). Но я хочу, чтобы у них и впредь была такая возможность. По крайней мере, в этом есть справедливость.

– А что, выставка всё ещё работает?
– Удивился я.

– Конечно, - генерал был спокоен и убедителен, - и будет работать.

Я хмыкнул про себя. Действительно, странные представления у него о справедливости. С другой стороны, не оставлять никакой возможности человеку узнать, что ждёт его в случае проигрыша (или выигрыша) - вряд ли могло сойти за честную игру. Именно поэтому заявление генерала отчасти успокоило меня самого - последнее время мне периодически казалось что мы "бьём лежащего", не готового к сопротивлению, человека. Иными словами, человека, у которого нет выбора. Но тут я опять подумал о том, что может любая возможность противопоставить нашим собственным (пусть даже и скрытым) желаниям? В сущности, практически ничего... Я сам себя неоднократно ловил на мысли, что едва ли разумные доводы способны препятствовать соблазнам. Да и сами эти доводы напрочь теряли свой разум, если хочешь, уместность и смысл. Когда появляется соблазн, кто-то дёргает за рычаг, включая силовое поле, в котором не действуют все прежние законы физики. Мой милый друг, что произойдёт, когда вышибет пробки?

Художник с геной часто виделись без меня. Они, что называется, нашли друг друга. Дела у нас действительно шли хорошо, и эти двое стали подумывать о расширении бизнеса. Тут я им был не помощник; моих скромных способностей едва хватало, чтобы день ото дня подолгу вести беспорядочно абстрактные разговоры с будущими клиентами о способностях воображения и художественных особенностях некоторых картин (художнику-то что?
– пять минут отработал и день свободен). Гена каждый раз ловко устраивал нам "случайные" встречи, в ходе которых я доверительно сообщал каждому о якобы висящем у меня в доме собственном портрете и о том, как он изменил мою жизнь...

А через неделю мы торжественно переехали в собственную просторную студию. Несмотря на то, что больше половины вещей всё ещё лежало нераспакованными в коробках, и толком не был наведён порядок, было решено незамедлительно отметить это событие.

Генерал предстал перед нами в своём новом мундире, который до этого ещё ни разу не надевал. На троих мы скромно взяли целый ящик шампанского, пить которое начали ещё на кассе... В какой-то момент, часа два спустя, гена уже без мундира (я поискал его глазами и обнаружил на себе самом) поднимал очередной фужер, намереваясь произнести тост:

– Друзья мои, - он, сощурив один глаз, обвёл нас взором так, как будто бы нас было намного больше двух, - на свете есть лишь два человека, которых я люблю. И оба сейчас стоят передо мной, - гена прервался, отпив прямо из бутылки (воспитание не позволяло ему отпить из бокала до конца тоста).
– Я хочу вас обрадовать: мы действительно расширяемся! Никому на свете ещё не приходила идея так финансово выгодно спасать людей от собственных фантазий! Теперь никто не скажет, что мы... мы...

И тут я заметил, что генерал как-то резко сник и стал заваливаться. Обычно самоуверенное его лицо вмиг расплылось во что-то совершенно бесформенное, из глаз брызнули слёзы, и мгновение спустя он завопил срывающимся фальцетом:

– Они меня достали!!!

– Кто?
– в один голос спросили мы с художником, подрываясь к гене.

– Бабы!
– Генерал уже откровенно рыдал, опустившись задом на разворошённый ящик с шампанским.
– Достали дальше некуда!!! Достали, прям, достааали!..

Ох. Ох и ох. Бедный, бедный заебавшийся генерал. А ведь так долго крепился... Но видать, шампанское - не его напиток.

– Весь!... Весь мозг...
– На миг он приподнял на меня опустившуюся было с концами голову, поднял указательный палец и сделал им неопределённое движение.
– И прямо вдрызг! На... На хер!

Вечер можно было считать оконченным. Солнце, да и генерал, закатились оба каждый за свой горизонт, вытащить обоих из-за которых не представлялось возможным. Ещё немного послушав стихающие генины причитания, ободряюще похлопывая его по спине, я отправился спать на второй этаж. Художник ещё какое-то время пытался навести порядок в доведённой до состояния хаоса студии, но в свете покидающих его сил, плюнул на всё и последовал моему примеру.

2

"И целую ночь в ожидании флота