Двойная шутка

– Скорее белой вороны, – вздохнул Филипп. – Родня почему-то убеждена, что лучше знает, что мне нужно. А мне кажется, я могу чего-нибудь добиться и сам.

– Каждый может чего-нибудь добиться, – заверил Алекс. – Надо ли ему это, другой вопрос, но добиться определенно может. – И отчего-то помрачнев, заказал «Стаут» – самое крепкое пиво в этом пабе. – «Что для одного – ненужный хлам, для другого – недоступная роскошь», – отпив махом сразу треть стакана, процитировал он.

– Гамлет? – предположил Филипп.

– «Вино из одуванчиков». Слушай, Лем с Ефремовым ладно, но Брэдбери?

– Да знаю я Брэдбери, просто не все читал.

– Мне всегда было интересно, почему некоторые люди мало читают. Это же целый прекрасный мир, как можно добровольно от него отказываться?

– Ну я понимаю, что всех книг мне сроду не одолеть, – признал Филипп. Он был реалистом.

– Хорошо, что ты относишься к этому философски. Но это не повод не читать. Как утверждал тот же Брэдбери, непрочитанные книги умеют мстить.

– Но как понять, какие именно тексты стоит прочесть? Их целое море.

– Начни с того, что тебе интересно, – посоветовал Алекс. – Ты еще скажешь спасибо стоящим книгам.

– А как вы различаете стоящие книги?

– Есть слово живое и слово мертвое 5 , – ответил Алекс. – Все просто. Вот взять любую классическую книгу. Назови-ка букву.

– В.

– Во, «Возвращение в Брайдсхед». Хотя, наверное, это не слишком удачный пример… Не суть. Про проблемы богатых аристократов-англокатоликов. Вот казалось бы, где я и где проблемы богатых англокатоликов. А начинаешь читать и понимаешь, что тебе есть дело. Вот в чем мастерство. Хорошая книга больше того, что в ней рассказано, как и человек больше какой-то своей функции. Созданный ею мир объемнее текста. Этот зазор создает напряжение, которое и цепляет читателя. А держат его все те же сакральные вопросы и поиски своего места, как, допустим, и в «Москва-Петушки».

5

«Слово живое и мертвое» (1972 г.) – книга переводчицы и редактора Норы Галь.

– Звучит как название маршрута.

– Герой ехал к своему истинному «я», проезжая мимо станций «вера» и «духовность».

– И что, в итоге доехал?

– Прочитай и узнаешь, – ответил Алекс, – хотя бы в дороге.

– В дороге лучше читать детективы.

– Ну уж лучше, – с сомнением произнес Алекс, – из пяти функций классической литературы 6 детективы выполняют в основном одну – развлекательную.

– По-моему, развлечения вполне достаточно. Вот, например, у писателя Шекспира…

6

Познавательная, воспитательная, эстетическая, в том числе развлекательная, коммуникативная и творческая.

– Шекспир в первую очередь драматург и поэт.

– Одну минуту… Ладно, драматург, – продолжил Филипп, вернувшись из туалета. Он успел потерять нить разговора, но не хотел в этом признаваться. – Тем более. А какой вклад внесли русские в театральное искусство?

– Ну а Чехов… оба Чехова и Станиславский, по-твоему, кто?

– Известно кто, – ответил Филипп, гадая, почему Чеховых стало два. В работе он использовал и систему Станиславского, и метод Михаила Чехова. – Театральные теоретики.

– В смысле, по происхождению.

– Я не изучал их происхождение, я же не Чарльз Дарвин!

– Определенно не он, – согласился Алекс почему-то насмешливо. – Слушай, нам нужен какой-нибудь знак «стоп». Если я начну петь по-русски, значит, пора по домам.

– Ну ведь пабы работают до одиннадцати, вряд ли мы успеем…

– «Догстар» в Брикстоне работает до четырех в пятницу и субботу.

– Да? Никогда не был в Брикстоне.

– Что? – медленно переспросил Алекс. – Ты родился не в Лондоне?

– В Лондоне, – кивнул Филипп. – Признаться, я не очень-то ориентируюсь по картам. Но я бывал и на окраинах, в Стратфорде, например.

– Стратфорд во второй-третьей зоне.

– Я же говорю – окраина.

– В Большом Лондоне девять зон.

– Лондон и Большой Лондон – две большие разницы.

– Ладно, – примирительно сказал Алекс, – все равно до одиннадцати еще уйма времени. Жаль только, тут нельзя курить.

Паб 4

– Хорошо, – сказал Филипп, когда они выпили за космос, – вы первые были в космосе и почти первые изобрели радио, но почему проиграли в холодной войне?

– Вы победили за счет бытового комфорта. То есть за счет его пропаганды, преувеличенной значимости.

– А кто вам мешал заниматься комфортом и пропагандой?

– У нас были цели поважней.

– Вот, вы забыли об обычных людях в погоне за глобальными целями, и это стало критичной ошибкой. Ведь эти цели должны были достигать простые люди! Следовало сделать скидку на человеческие слабости, вот что. – Кто бы мог подумать, что дедовы аргументы однажды помогут Филиппу в споре.

– Кто бы говорил о простых людях, представитель классового общества.

– Не такое уж у нас и классовое общество, – возразил Филипп. – Даже на скачки в Эскотте теперь пускают всех желающих.

– Но не всем желающим дают приблизиться к аристократам, – заметил Александр.

– Думаете, вам бы понравились аристократы вблизи? – с сомнением сказал Филипп.

– Уверен, что нет, – отрезал Алекс. – Я отношусь к нобилитету, как Лонгрен к Мэннерсу.

Филипп не знал, кто эти люди, но, судя по контексту, отношения у них были так себе. Возможно, даже не без мордобития.

– И я без восторга, – кивнул он, – хотя вряд ли смогу поднять руку на человека.

– Не зарекайся, – кратко посоветовал Алекс. – Я вот уже ни от чего не зарекаюсь.

– О, – произнес Фил и решил сменить тему (перед выходом на работу он просмотрел все четыре сезона их сериала): – А в «Большом знаке» повторяется такая идея… Как думаете, это нормально – готовность пожертвовать жизнью ради другого человека?

– Зависит от контекста, – ответил Алекс и опрокинул в себя разом треть пинты. – Что за человек, что за жизнь.

– Шуточки у вас, конечно.

– Ну ладно, можно сказать по-другому. Еще это зависит от системы координат. В рамках альтруизма – вполне нормально, а в логике индивидуализма, конечно, нелогично. Хотя жизнь вообще-то шире всяких рамок, – подумав, добавил он. – Я в этом убедился, когда работал водителем на «скорой».

– Вы работали водителем на «скорой»? – удивился Филипп.

– Всего год. Но таких историй там навидался – хватило бы на целый роман. Самое обидное, когда дергают по пустякам, и опаздываешь к тяжелому. Я даже научился по первому взгляду определять живучесть.