Двойники

Сцена находилась сразу за первым рядом. В нескольких шагах от него располагались судейские столы с фигурами в мантиях и трибуна, очень похожая на повёрнутый тыльной стороной к залу комод, на краю которого к тому же стоял небольшой цветок в горшке. Из-за неё что-то говорил неизвестный клерк, но что именно, Ян не разобрал. Скоро чиновник закончил и ушёл, возникла пауза, и Ян пробрался на своё пустовавшее место. Возле него слева сидел странно взволнованный пожилой мужчина и неотрывно смотрел на сцену.

Потом выступавший вернулся и продолжил речь.

– Как неоднократно утверждалось, судья должен быть беспристрастен и освобождён от какого-либо давления. Значит, он обязан освободиться и от морали, не принимать её во внимание и следовать лишь букве закона. Так стоит отнестись и к здравому смыслу, который часто противоречит нормативным актам и явно нуждается в корректировке. Сейчас эти проблемы благополучно решаются, судьи счастливо пребывают по ту сторону добра, зла, совести, морали и упомянутого здравого смысла.

– Однако неизбежен вопрос - чем заполнять пробелы в законодательстве? Допустим, инструкцией точно не определено, как поступить в некой ситуации.

– Совесть подсказывает, что нужно принять решение в пользу одной из сторон, которая пострадала и вызывает сочувствие. Но! Совесть подсказывает, только если она есть! А так как судья от неё успешно освободился, что делать, непонятно, поскольку нельзя вернуть её в разумные сроки, не поломав окончательно.

– Поэтому я позволю себе очень смелое утверждение, а именно - совесть судьям нужна!

В зале повисла тишина, куда большая, чем ранее, даже вода перестала капать, но потом отовсюду послышался шёпот и негромкие восклицания.

Оратор довольно улыбнулся.

– Прошу вас, успокойтесь. Я не требую возвратить совесть судьям; я предлагаю элегантное решение - её механический заменитель, включаемый и выключаемый при необходимости. Он может быть самой затейливой конструкции, но я хочу представить один из простых вариантов.

– Это прибор на основе регистрационного устройства, достаточно прочный и с отверстием посередине. Раньше он ставил штампы, а теперь будет печатать короткие этические рекомендации. Ничего сложного! Переделка механизма обойдётся недорого, главное - избавить его от излишней впечатлительности, ну и ещё немного упростить. Будет ли метод надёжно работать, до проведения клинических испытаний сказать трудно, но хуже чем сейчас точно не станет.

Закончив, он ушёл за кулисы. Опять повисла молчаливая пауза, нарушаемая звуком равномерно падающих капель.

Ян оглянулся на соседа, тот по-прежнему не спускал со сцены глаз, будто там происходили какие-то увлекательные события. Увидев, что Ян за ним наблюдает, он повернулся к нему.

– Вы, наверное, впервые на суде такого уровня, - прошептал клерк.

– Я был на одном заседании, но, в сущности, вы правы, - согласился Ян.
– А что, заметно?

– Вы растеряны и удивлены. Это нормально для человека, который недавно столкнулся с правосудием.

– Да, многое необычно. Скажите, а какое преступление рассматривается сегодня?

Собеседник негромко рассмеялся.

– Суд не занимается мелочами. Здесь не обсуждают чьи-то поступки или судьбы, речь идёт о научных материях! Истина должна пройти юридическую проверку. Нарушение кем-то закона - лишь формальный предлог для заседаний, суду столь высокого уровня это не интересно.

– А как тогда выносится приговор?

– Очевидно, из общего возникает частное. Порассуждали о чём-нибудь возвышенном, а приговор печатает секретарь или уборщик. Но и так бывает не всегда, он часто появляется сам собой, автоматически вытекает из прозвучавших философских обобщений.

Ян недоверчиво посмотрел на собеседника.

– Как из слов возникает бумага?

Человек хихикнул.

– Дождитесь окончания суда и увидите.

Ян от удивления на минуту замолчал.

– Скажите, а почему заседания проходят в разных кабинетах?

– Ну, это же ясно. Они должны соответствовать делу. Большое дело - большой зал, незначительное - маленький, а то и совсем маленький. Некоторые суды проводят в помещениях, где не поместится даже один человек! Но обычно процессы идут на сцене бывшего театра, хотя театра здесь, конечно, никогда не было. Там очень торжественная обстановка, суд это любит.

– А обязательно сидеть до конца заседания?

– Разумеется, нет. Зрителю надо почувствовать правосудие, а как он это сделает, неважно. В суждении о целом по его части что-то есть, иногда ночью при вспышке молнии легко увидеть не замечаемое днём. Умному достаточно на секунду приоткрыть дверь, заглянуть в зал, и он всё поймет. Это часто происходит с умными людьми, ничего не поделаешь, они сами виноваты. Но, как правило, никто не уходит, а то мало ли что. Суд - механизм тонкий и обидчивый.

– Тогда я пойду, - сказал Ян и осторожно пробрался к выходу. На последнем ряду он заметил Эрнста, также не отводившего от сцены восторженных глаз. Ян поздоровался с ним, Эрнст коротко и смущённо ответил. Казалось, его застали врасплох.

– Недавно вы говорили, что суды поверхностны, - злопамятно прошептал Ян.
– Как я понимаю, теперь считаете по-другому?

– Полностью неверное предположение, - также шёпотом отозвался Эрнст.

– Но глядя на ваше лицо...

– Зачем трогать моё лицо? Да, здесь я нахожу всё очень интересным, ведь суд, если вы не знали, крайне обидчив. Того, кто им не восхищается, он не любит. И ещё, говорят, после заседаний он обычно забирает одного из зрителей. Отдохнуть, развлечься и опробовать новые судебные методы. Поэтому лучше улыбаться и аплодировать. Вернусь к себе и снова буду считать его чем-то поверхностным и примитивным. Люди часто со временем изменяют свои убеждения, и это никого не удивляет, но их можно менять не только во времени, но и в пространстве. Что здесь такого? А сейчас, пожалуйста, оставьте меня, вы мешаете наблюдать за сценой.

3.27.

До конца дня Ян никуда не ходил, сидел на стуле и о чём-то думал.

Почтовая труба принесла несколько писем, но он на них даже не глянул. Скоро совсем стемнело, рабочий день закончился.

Ян вновь стал перед входом в Министерство, безнадёжно высматривая Адама в толпе.

Он не появился. Люди разошлись, в окнах загорелся свет, и Ян решил дойти до кафе, в котором они пили пиво. Вдруг там что-нибудь известно.

Он быстро отыскал переулок, открыл двери под невидимой ночью вывеской и спустился в зал. Внутри всё было по-прежнему. Столики, музыкальный автомат, бочки за стойкой, бармен и несколько посетителей, копии сидевших тут в прошлый раз.

Адама они не видели, и вспомнить его никто не смог. Бармен долго пытался понять, кто такой Адам, описывал других людей, спрашивая, не говорит ли Ян о ком-то из них, а люди за столиками лишь флегматично пожали плечами, сказав, что такого не знают.

Автомат наигрывал грустную мелодию.