Двойной генерал

Космодемьянская, благодаря усилиям Данилы, его товарищей по роте и всему Западному фронту, теперь оставшаяся в счастливой для себя безвестности, в отменённой реальности попала в многократно худшее положение, чем Данила. Умники потом, через полвека или век, будут рассуждать об утешительности подвига. Не было его у Зои, потому народ её и оплакивал так горько. За что она заплатила своей жизнью и мучительной смертью? За две сожжённые конюшни? Данила не стал бы смеяться, узнав об этом. Что делать, если в той реальности не нашлось такого командующего с такими бойцами, которые не позволили бы платить настолько жуткую цену за микроскопический ущерб врагу?

Выразить словами не мог, но чувствовал и потому улыбался заметившим его и осторожно подбирающимся врагам. Они не смогут погасить его жизнью все счета, слишком те велики.

— Гутентаг, фройнде… — шепчет Данила и слегка шевелит рукой с люгером. Поднять его он уже не смог. Или не успел.

— Аларм! — испуганный вскрик прерывается автоматной очередью, пересекающей грудь Данилы.

Данила так и умер с улыбкой на лице. Погиб последний боец диверсионной роты, вот только бой ещё не закончился. Рассвирепевший унтер подскакивает к уже мёртвому бойцу, сидящему, опёршись спиной о дерево, и злобно его пинает.

— Руссиш швайн!

Ну, что же ты, унтер! Неужто родители тебя не учили, что нехорошо глумиться над мёртвыми, пусть и врагами?

— Это последний наш привет, Даня, — зло усмехаясь, говорил командир, минируя своего ещё живого подчинённого. Данила понимающе улыбался в ответ.

Вазно разрыл под его ступнёй ямку, положил туда последнюю 82-миллиметровую мину и рядом эфку.

— Клади ногу, — хоть и отдал такую команду, ногу радиста положил на гранату сам, зажав рычажок, — теперь главное, не двигайся.

Данила слегка кивает, командир аккуратно вытаскивает чеку.

И вот теперь увлечённый злым восторгом победителя унтер не слышит слабенький щелчок. Через три секунды взрывом его бросает на близстоящее дерево. Получает порцию осколков ещё один солдат, но хоть в живых остаётся. Надолго ли не известно. Советская авиация не гоняется за санитарными поездами, но вокзалы бомбит, а там, уж кому как повезёт.

Актив уже погибшей диверсионной роты 1 батальона 48-го полка 6-ой кавдивизии пополняется ещё одним убитым и одним тяжелораненым немецкими солдатами уже после смерти своего последнего бойца.

18 июля, пятница, время 07:15

КНП 13-ой армии, близ ж/д моста через р. Маркус.

Генерал Никитин.

— Подрывайте мост! — Короткая команда порученцу и слово командирам. — Фриц налюбовался, так что до побачення.

Команда транслируется по телефону до батальона, оттуда дают отмашку и две 45-миллиметровые пушечки за полкилометра от моста открывают огонь. Через пять минут на железнодорожном мосту гремит мощный счетверённый взрыв. Любования фрицев на уложенные прямо на рельсы хвостом в сторону советских войск ФАБ-100 закончены.

Стальные балки фермы разорванными сучьями возмущённо утыкаются в небо, пролёт рушится в воду.

Где-то через месяц, когда Павлов обсуждал этот эпизод, он внёс его в список моих ошибок.

— Надо было до вечера дотянуть. Пока мост не взорван, у фрицев есть надежда его спасти. Как только ты его обрушил, у них остался один вариант — понтонная переправа. Ты им сократил время на принятие решения.

Хорошо, что глуподырым не обозвал или остолбенем не припечатал. И чего тогда на генерал-лейтенанта меня представил?

— А шоб помнил, — умеет он яду ехидного в душу плеснуть, бис хитрый, — что ты пока недоношенный генерал-лейтенант, туповатый. Цена одного битого, сам знаешь, повыше будет…

Отсюда видно не всё. На большую удачу наш атаман самолёт-наблюдатель придумал. Летал как-то, э-э-х и далеко видать! Но голову я им чуть не оторвал. Одну переправу они прохлопали. Опосля выяснилось, как фрицы исхитрились её замаскировать.

Одну понтонку мы чуть, но видим. Дивизионная артиллерия их отрабатывает, фриц откатывается, а на наши позиции налетают лаптёжники. Засекаем их заранее. «Редут» подсобляет.

— Тащ генерал, — лейтенант связи, за авиацию ответственный, — эскадрилья юнкерсов. Сорок километров. Через восемь минут будут здесь.

Мы вызываем своих, но нашим лететь дольше. А говорил мне Дмитрь Григорич, что ближе надо аэродромы делать… так что помешать лаптям нас бомбить могут только зенитки. Позже узнаём, что пока наши пушки под бомбёжкой молчали, фрицы потихоньку начали переправу западнее, где мы их не заметили. Позже всё равно засекли и отработали артиллерией.

Прилетают чайки, терзают юнкерсы, — пара из них падают, густо дымя, — в ответ прилетают мессеры, чайки уходят в тыл. Наблюдаем воздушный бой.

— Вот бисово отродье! — мои командиры тоже тихо матерятся. Мессеры вытворяют что-то невероятное. Пять чаек падают. Но две сумели сцепиться с немцами в таранном захвате. Настоящие казаки!

Заработала фрицевская гаубичная артиллерия, наша корпусная ответила по раскрывшимся точкам. Началось веселье, как говаривает наш атаман.

А я ещё про себя думал, что дюже осторожный наш Григорич. До трусости. Но когда фрицы, скрытно перебравшись, нарвались на минное поле, решил, что повешу в горнице его портрет.

19 июля, суббота, время 09:10

КНП 13-ой армии, к северу от высоты 240.

Вчера 8-ой армейский корпус группы армий «Юг» продавливал упруго-разрежённую оборону 13-ой армии в направлении Вильнюс — Ашмяны. Основное танкоопасное направление. Ашмянская возвышенность тянется в сторону Минска и упирается в поперечную Минскую. Можно проложить удобную дорогу до самой столицы Белоруссии, не пересекая ни одной речки. При отсутствии так надоевших болот.

Затем фон Бок сделал неожиданный ход, выведший Никитина из равновесия. Именно тогда он в состоянии растерянности и позвонил Павлову. И ленивая реакция командующего волшебным образом успокоила и.о. командарма. Через несколько дней после допроса пленных командование армии выведало, какой ход сделали предприимчивые немцы.

Вместо того чтобы продолжать бездумно давить многоэшелонированную оборону на Ашмянской возвышенности, 8-ой корпус вермахта скользнул вниз, вдоль литовско-белорусской границы в сторону высоты 240. Не было никакого понтонного моста через реку, поэтому его и не заметили. Немцы выбрали самое мелкое место и ночью засыпали его гравием, камнями и просто грунтом. Так что и пехота могла пройти по колено в воде. И следующей ночью перешли.

Никитину пришлось скинуть со своей стороны игрового поля две фигурки. Один батальон, принявший на себя неожиданный ночной фланговый удар, был уничтожен полностью. Второй, разворачивающися уже под огнём, сильно потрёпанный, отступил. Никитин тут же вывел его на переформирование, а 8-ой армейский корпус вермахта наткнулся на мощный узел обороны вокруг высоты 240.