Двойной генерал

— Знаешь, что, Иваныч… занеси-ка всех опытных ночных пилотов в отдельную картотеку.

— Да у меня целый полк таких! На У-2.

— Это замечательно, но У-2 не совсем боевой самолёт. Так что делай картотеку. И обновляй её постоянно.

Не сам он, конечно, будет отслеживать, но догадается, поди, не собственноручно заниматься. Генерал всё-таки.

Так, что-то я ещё хотел. Ага, для ВДВ тоже нужна тренировка. Туда же, Анисимову и скинем роту. Не, я доволен немецким наступлением на нас. Войска можно на полную катушку потренировать. Учения в условиях, максимально приближённых к боевым, ха-ха-ха! Настолько приближённых, что не заметишь, как убьют.

И фон Боку надо крылышки подрезать, чтоб не забижал моего Никитина. Именно крылышки. Несколько дней назад через Блохина (начальник разведки) всем диверсионным подразделениям на территории Литвы, — их там пять осталось, — ушла команда на предмет обнаружения вражеских аэродромов с целью их захвата или разгрома.

А подать мне сюда Тяпкина-Ляпкина, то бишь, Блохина!

21 июля, понедельник, 01:25.

Немецкий аэродром в 40 км северо-восточнее Вильнюса.

Лейтенант Фирсов.

— Всех пленных забрать не могу, — генерал-лейтенант будто извиняется. Пожимаю плечами.

— Но мне нужно выбрать спецов, как бы это сказать… — генерал крутит рукой в воздухе.

— Хороших спецов и покладистых? Кого конкретно? Лётчиков или технарей?

— И тех и других.

Генерал Рычагов в Союзе человек известный. Даже я, к авиации никакого отношения не имеющий, слышал о нём. Знаю и о том, что ночные полёты не для всех. Редкий лётчик долетит ночью до середины Днепра, даже в тихую погоду. А на чужом и незнакомом самолёте? То-то же!

Сними с него генеральские звёздочки и спроси, какого звания этот парень, выше капитана не дал бы. Ухватки обыкновенного пилота средненького звания. Хотя вру, не обыкновенного. Аса-виртуоза.

— Ты и ты, два шага вперёд! — впечатления от Рычагова не мешают мне выбирать из строя пленных лётчиков и технарей. Сверкающих злобными и мрачными взглядами оставляю в строю. Позже их расстреляем. Лётный и технический состав люфтваффе по заветам верховного нашего генерала подлежит безусловному уничтожению. Слишком они опасны. Угроза — не самолёты, угроза от тех, кто в них сидит, и кто их держит в боеспособном состоянии.

— Хватит? — поворачиваюсь к идущему за мной генералу.

— Ещё парочку техников можно, — ну, получи ещё двоих.

Перед тем, как увести отобранных к транспортному юнкерсу, спрашивает:

— А что с остальными будете делать?

Простой он всё-таки в обращении, другой бы командовать лез не в свой огород, а этот просто спрашивает. На лицо сама собой наползает улыбка. Кривоватая. И неприятная.

— Ладно, не моё дело.

Что я вижу? Он что, смутился? Немного, но всё-таки.

На аэродроме деловитая суетня. Два десятка самолётов, пять мессеров и пятнадцать юнкерсов-88 готовятся к вылету. Гоняют пленную обслугу, заправляют. И не только топливо, боезапас тоже закладывают на всю катушку. Что-то грузят в транспортник, который поведёт и пригнал сюда сам Рычагов. Кое-какая мысль приходит в голову. И надо срочно решать, бегу к самолёту, в который уже грузятся пленные. Некоторые с ящиками.

— Товарищ генерал-лейтенант! — на мой возглас Рычагов оборачивается.

— Товарищ генерал, вы что, без конвоя полетите? Нет, они спокойные, конечно, но всё равно. И связать их надо, и конвой нужен. Мало ли что.

По озадаченному виду Рычагова вижу его неопытность в этих делах. Пилотов он привёз, а кто пленных будет охранять?

— Дашь мне кого-нибудь?

Деваться-то ему некуда, не из пленных же конвоиров назначать. А у меня как раз есть два легкораненых. Они и на ходу в себя придут, только придётся их не загружать работой в ближайшее время. Но в госпитале через недельку станут, как новенькие.

— Спасибо, лейтенант, выручил, — облегчённо вздыхает, когда к самолёту подходят двое, один прихрамывает, второй с забинтованной головой. Оба с немецкими автоматами.

Значит, сегодняшние санитарные потери у меня три человека. Ещё один убит при захвате аэродрома. Всё прошло бы чисто, если бы один из водителей не открыл истерический огонь из автомата. Придурок и параноик! А кто ещё пойдёт в туалет ночью с автоматом наперевес? В глубоком тылу!

— Может, подождёте? — от моего вопроса Рычагов, приготовившийся торопить своих орлов, притормаживает.

— Зачем?

— Чтобы подлететь на свой аэродром, когда светлеть начнёт.

Генерал останавливается, о чём-то думает, затем требует связь. Это мы запросто. Аэродромную радиостанцию ещё не разбили. Это мы перед отходом сделаем. Скрепя сердце. Отличная штука, но громоздкая и тяжёлая, не утащишь. Был бы тут транспортник ещё один…

Засел он там с моим связистом почти на час. Перестукивался шифром, как мне потом мой радиосержант сказал. И сказал о чём. Порадовал. Только теперь понял, зачем он бомбами юнкерсы заряжал на полную обойму. Хотя нет, тогда я по-другому понял. Что запас карман не тянет. А тут поди ж ты, нашёл применение, не сходя с места.

Но это было потом, а пока я командовал загрузкой зенитных автоматов в грузовики и прочее авто. Отличный трофей. Если не довезём до своих, то по дороге много хорошего успеем сделать. Пару пушек на прицеп. Ещё пару с тяжёлым сердцем, — ненавижу гробить классную технику, — разбиваем. Без взрывов и прочих фейерверков. Ломать — не строить. Прицелы, впрочем, и всё, что можно, снимаем. А испортить очень просто, пара ударов кувалдой по нужным местам безнадёжно портит геометрию сложного механизма. Чинить бесполезно.

Это только мне выпало счастье такой возни. Остальным ребятам легко и просто. Напасть, всё и всех уничтожить, уйти. При невозможности захвата уничтожить на расстоянии массированным огнём. Координация действий всех пяти диверсионных рот поручена мне. Расту, однако.

Почти в три часа взлетает последний юнкерс. Провожаю его взглядом, — как странно чувствовать чужие самолёты с ненавистными крестами своими, — поворачиваюсь к пленным, сидящим на земле. Сидят под стволами моих ребят, ждущих только команды, чтобы открыть огонь. Мне приходит в голову неожиданная и гуманная мысль.

— Жить хотите?

— Я, я… — неуверенно галдят немцы.

— Санитар или фельдшер среди вас есть? — находится такой, немец в возрасте ближе к сорока.

Через десять минут все стоят в одну шеренгу у края поля. Фельдшер с кучей медпакетов рядом. Наши уже уходят, машины идут на выезд, строения начинают заниматься огнём. Склады ГСМ и бомбохранилище взорвём последними. Мы отвели фрицев подальше. Снимаю рычажок с автомата.

Автоматная очередь заглушается криками и стонами, ствол провожу вдоль всего строя. Фрицы падают, корчатся от боли. К ним бросается фельдшер, начинает оказывать помощь. Мы уходим.