Двойной генерал
Шрифт:
— Командир, а зачем так? Почему мы их не кончили? — спрашивает один из бойцов по дороге к ожидающим нас лошадкам.
— Это предельный гуманизм, который мы можем себе позволить, — объясняю логику, с которой нас когда-то знакомил Генерал. Никакого гуманизма, конечно. Выгодно — главное объяснение моему поступку. Ущерб от раненых больше, чем от убитых. Раненого надо эвакуировать, тратя топливо и занимая транспорт. Расходуя медицинские ресурсы. И немаловажный момент — подрыв боевого духа. Они ведь расскажут, что с ними произошло. Взяли ночью, в глубоком тылу, перебили охрану, угнали самолёты. И как с такими воевать? Такой возникнет вопрос. Неприятный.
21 июля,
Примерно 10 км к западу от городка Свирь.
Штаб 17-ой дивизии панцерваффе.
— Герр майор, разве мы вызывали бомбардировщики? — В блиндаж заглядывает лейтенант, командующий караулом.
— Нет, — майор, дежурный по штабу, выходит наружу. Оба офицера с недоумением глядят на подлетающую группу самолётов.
— Почему они так выстраиваются? — недоумевает лейтенант.
Майор не успевает ответить. Ответ приходит сверху в виде знакомого, бьющего по нервам свиста бомб. Майору и лейтенанту доводилось слышать этот звук. Но со стороны. Впервые им «повезло» оказаться под бомбовым и психологическим ударом, которыми до сих пор подвергались только чужие войска и чужие города.
Авиагруппа Рычагова начала опорожнять на расположение 47 моторизованного корпуса содержимое трофейных бомбовых отсеков.
Одна бомбёжка мощную группировку не остановит. Но неизбежно задержит. Убитых надо похоронить, раненых отправить в тыл, разбитую технику отправить ремонтникам или списать на запчасти. Паша Рычагов поздравил генерал-полковника Хайнца Гудериана с началом нового летнего дня и пожелал успехов в личной жизни. Поспешил на один день, ведь завтра можно было бы поздравить по поводу полного календарного месяца военных действий. Маленький юбилей. И хорошо было бы это сделать в то же самое время. С намёком, ты — мне, я — тебе.
21 июля, понедельник, 04:15.
15 км на юго-восток от штаба 17-ой дивизии панцерваффе.
Пулемётный взвод лейтенанта Гатаулина.
— Смотри, смотри, — не надеясь на громкий шёпот, один красноармеец в секрете толкает второго. Оба смотрят в небо.
В кажущейся близости под далёкий рокот авиадвигателей в светлеющем небе расцветают белые купола. Парашютисты.
— Будим командира?
— Приказа не было. Он нас предупредил, что подкрепление прибудет. Пароль они знают. Чо тебе ещё?
21 июля, понедельник, время 07:15.
Лес к югу от Пинска, бронепоезд «Геката».
Решил, что надо вставать не в семь часов, а в шесть. Хоть я и генерал, но ведь война. Надо вставать не позже фрицев.
Уже есть трасса по лесу, где мы, — Рокоссовский сегодня присоединился ко мне, хоть и ненадолго, — бегаем по утрам. Война войной, а здоровый образ жизни наше всё. Трасса образовалась на следующий день после её выбора. Элементарно. Мой взвод охраны, сопричастная им полурота охраны бронепоезда, а также вольно присоединившиеся командиры и красноармейцы батальона охраны штаба Рокоссовского и другие неофициальные лица вытоптали за раз трассу, по которой машина свободно пройдёт. Я даже забеспокоился, не заметна ли она сверху?
Когда плещемся у бочек с водой у опушки леса, над нами на небольшой высоте пролетает эскадрилья чаек. Всматриваюсь. Всё на месте?
— А что это у них внизу на крыльях, Дмитрий Григорич? — Рокоссовский напряжённо всматривается, приставив ладонь козырьком над глазами.
— Блоки НУРС, — термин нуждается в расшифровке, поэтому растолковываю подробно.
Насколько я понял своих инженеров, — так-то я даже их не спрашивал, зачем и почему, — делать цилиндрический блок они не стали. Опасная близость к земле, садиться неудобно, чуть качни крылом и блок всмятку.
Сделали его такой двухрядной обоймой, причем отверстия не строго друг над другом, а со смещением. Каждое отверстие верхнего ряда «опирается» на два снизу. Так общая толщина обоймы ещё немного скрадывается.И от бомб они отказались окончательно. Там на концах крыльев обычно бомбы подвешивались. Ну, как бомбы? Бомбочки. Могу и не спрашивать, почему от них отказались. И так догадываюсь. Обоймы действительно повысили точность стрельбы ракетами. Не вот прямо уж, но всё-таки. А если сравнить с бомбами, то небо и земля. Полёт ракеты всё-таки более предсказуем, и прицеливаться легче. По семь штук на каждое крыло.
Парни на чайках летят на очередную тренировку. Боевые учения идут по плану. Цель — трасса Ровно — Нововолынск, бывшая резиденция Двойного К, как я иногда про себя Рокоссовского кличу. Это дорога жизни и снабжения немецкой группировки, осадившей Житомир. Не сегодня-завтра они его возьмут. Но кровушки я у них попью. Железную дорогу пока запретил трогать, мои штурмовики сейчас будут гоняться за автоколоннами.
Радиошифровку в Москву насчёт Рокоссовского я уже отправил. Просто известил Ставку, что 9-ый мехкорпус отныне мой, как и все окруженцы, попавшие в моё Полесье. Кстати, Полесье изрядной частью находиться на территории Украины, но меня это мало заботит. Мы и сейчас на украинской территории, между прочим.
Полесье занимает обширную территорию. Подходит вплотную к Луцку, Ровно, Житомиру и Киеву. Чернигов вообще на его территории. И на этой лесной территории мы прибрали к рукам пару складов ГАУ центрального подчинения. Один немцы разбомбили, — как только разнюхали? — но не всё уничтожено. Второй, поменьше, целый. Так что трудности с оружием и боеприпасами отступают на второй план.
Железную дорогу Ковель — Сарны — Коростень мы не то, что не трогаем, мы практически её охраняем. Пусть там немецкие эшелоны туда-сюда беспрепятственно курсируют.
Когда подходим к бронепоезду, меня встречает Саша.
— Иван Иваныч доложиться хочет.
Ага, наверное, отбомбился ночью по нашему по Гудериану. Спешит похвастаться.
— Завтракать буду с бойцами и товарищем генералом, — киваю в сторону Рокоссовского. — Подожди меня, Константиныч, я быстро.
— Как, не отбомбился? — неприятно удивляюсь на сообщение Копца, что он перенёс дату учебно-боевой ночной бомбёжки на сутки.
По мере объяснений Копца приходится прилагать всё больше усилий, чтобы сдержать рвущийся наружу смех. И новость о шикарных трофеях Рычагова радует. Опять-таки мне не надо объяснять, что он будет делать. Высказывался он как-то в том смысле, что будь у них настоящие мессеры, обучение лётчиков-истребителей выпрыгнуло бы на новый уровень. И как боевые единицы мессеры хороши. И юнкерсы-88 не какие-то тупые лаптёжники, но мощные машинки.
Спрыгиваю с вагона к ожидающему меня Константинычу, идём в лес завтракать с бойцами. Поодаль идёт разгрузка очередного эшелона. На этот раз там больше вооружений. Миномёты и лёгкие пушки полкового уровня.
Бойцы, завидев нас, дружно уступают место у котла. Чиниться мы не стали. Дольше спорить и убеждать придётся. Зато удобный момент для моей задумки. Проходя мимо бойцов и получая у котла свою порцию, не заботясь о том, что нас могут услышать, в полный голос делюсь с Рокоссовским новостями.
— Представляешь, что мне главком ВВС сказал? Я, грит, буду бомбить немцев в ночь на 22 число, в четыре часа утра. Традиция, грит, такая сложилась. Вот юморист, ха-ха-ха!
Даю волю давно подавляемому смеху. Но ведь это ещё не всё!