Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914
Шрифт:
* * *
А на другой стороне Ла-Манша споро шло оформление военного союза двух держав. Французы торопились, но поддались соблазну соорудить альянс всадника и лошади, отведя первую роль себе. Четко определив обязанности сторон в случае войны Германии с Францией, они не столь внимательно подошли к российско-австро-венгерскому столкновению. Заботами Н. К. Гирса и начальника Генерального штаба H. H. Обручева несправедливость была устранена.
Трактат резко изменил баланс сил в Европе, гегемония Центрального блока на континенте пришла к концу. В 1895 году морские лорды возобновили свой демарш перед кабинетом. Пора было вступать в серьезные переговоры с Россией о Проливах. Воспользовались для этого пребыванием молодой царской четы в Балморале, шотландской
Монархиня, русофобка со стажем, восходившим к Крымской войне, твердила мужу своей внучки: «Важно, чтобы Англия и Россия шли вперед, ибо они являются самыми могущественными империями и поэтому гарантией мира»[796]. Премьер-министр Р. Солсбери проявлял все признаки доверительности.
Царь в беседе с ним коснулся прежде всего вопроса о Босфоре и Дарданеллах. Проливы – дверь в Россию, ей не нужен ни Константинополь, ни какая-либо другая часть Турции, но контроль над входом в свой дом – иное дело. Солсбери заметил в ответ, что России не следует прибегать к захвату. Однако если Турецкая империя развалится, можно подумать, как пойти навстречу российским притязаниям. Окончательная формула, высказанная Солсбери лично от себя, гласила: «Если Франция, Австрия и Италия отнесутся благоприятно к установлению контроля России над Проливами, Англия не станет упорствовать в одиночку в своих возражениях, а займется поиском соответствующей договоренности»[797].
Однозначной оценки встреча в Балморале не получила ни в Великобритании, ни у нас. Но самое малое, что можно о ней сказать, так это то, что вето на переговоры о Проливах было снято. И самые отчаянные оптимисты не представляли себе, что через одиннадцать лет Англия и Россия станут союзниками, а через девятнадцать державы Антанты договорятся о передаче России Константинополя и зоны Проливов после Первой мировой войны. Король Георг V предварил это решение, заявив российскому послу: Константинополь должен быть вашим.
Но все это в далеком непредсказуемом будущем. А пока что…
Самодержавие занялось делами дальневосточными. А. Б. Лобанову-Ростовскому удалось несколько умерить японские притязания к Китаю после войны с ним в 1894–1895 годах. Сооружалась великая сибирская магистраль. В отношении слабевшей, изнемогавшей под бременем внутренних раздоров Османской империи, придерживались примирительного курса. В 1896 году произошло восстановление дипломатических отношений с Болгарией, нелепый разрыв был, наконец, преодолен. Князь Фердинанд приобщил своего сына Бориса, крещенного по католическому обряду, к православию, что свидетельствовало о стремлении к утверждению династии.
Перенос активности царизма на Дальний Восток привел к ослаблению его позиций в Европе. В дипломатической переписке появилась немыслимая прежде формула о сохранении статус-кво на Балканах. Теперь, при укреплении самостоятельности национальных государств, она устраивала самодержавие. Лобанов нашел точки соприкосновения со своим австро-венгерским коллегой Агенором Голуховским. После Илинденского восстания в Македонии (1903 год) два правительства договорились о проведении в провинции некоторых административных реформ.
Русско-японская война 1904–1905 годов была встречена в Париже и Лондоне более чем прохладно. Французское правительство пальцем о палец не ударило, чтобы помочь эскадре З. П. Рожественского добраться до Дальнего Востока. Англичане повели себя, с точки зрения Петербурга, просто коварно, заключив с Японией союз и обещав прийти к ней на помощь в случае присоединения к России какой-либо державы. Правда, поскольку ни одного такого охотника не появилось, англо-японский договор остался простой бумажкой.
Но (большое но!). Франция от союза с Россией не отказалась, он ей был жизненно необходим, о том свидетельствовал горький опыт недавнего прошлого, завершившийся разгромом 1870 года и утратой двух провинций. В 1890-е годы не только политические круги, но и человек с улицы видел в союзе с Россией гарантию от повторения несчастья. Вопрос стоял так: или альянс, или сумрачное существование в ожидании новой национальной катастрофы. Сошлемся на запись в дневнике Мориса Палеолога, ее посла в Петербурге: «Отрываясь от России, мы потеряли бы необходимую и незаменимую опору нашей политической независимости»[798].
Не стала менять курса на сближение с Россией и Великобритания, приступившая к сколачиванию противовеса военному блоку Центральных
держав. А подобный противовес был немыслим без России, заменить ее было некем. Крестным отцом Антанты стал король Эдуард VII, хотя по сложившейся репутации, казалось бы, не ему выступать в столь ответственной роли: с младенчества – enfante terrible, затем – незадачливый студент, светский щеголь с замашками плейбоя. Но юности мятежной пора давно миновала. Матушку Викторию он сменил на троне в возрасте 67 лет, обладая обширными и полезными связями не только в придворных и политических кругах Европы, но и в деловом мире. Своего племянника Вилли, кайзера Вильгельма, он презирал. Именно в ходе его встреч и бесед с французским президентом Ф. Лубэ и Николаем II была достигнута договоренность с Парижем и Петербургом, министрам и послам оставалось оформить ее официальными актами. По договору с Францией от 8 апреля 1904 года Англия получала в свое распоряжение Египет, а другая сторона Марокко. По англороссийскому договору от 31 августа 1907 года Северный Иран признавался зоной российских интересов; Южный, таивший в недрах своих большие запасы нефти, – британских; средняя часть страны объявлялась нейтральной. Россия признавала Афганистан вне сферы своего влияния, Англия обязывалась не развязывать там войны. Узел российско-британских противоречий был значительно ослаблен. Все понимали – противовес австро-немецкой коалиции создан. Вильгельм реагировал нервно, особенно на ревельское свидание Эдуарда с Николаем, сочтя, что от «этих мерзавцев» можно ожидать чего угодно.Ни в том, ни в другом договоре нет ни слова о военном сотрудничестве, Германия нигде не упоминалась. Это были документы, в которых фигура умолчания значила не меньше, чем текст. Стороны урегулировали свои отношения и обрисовали устраивавший их баланс сил. Было ясно: за посягательство на баланс они готовы сражаться против нарушителя, коим представлялась Германия, рвавшаяся к господству в Европе.
* * *
Балканы и район Средиземноморья стали объектом внимания и коллективного вмешательства держав Антанты еще до ее рождения. В 1896 году восстал остров Крит. Его жители, в основном греки, требовали автономии и энозиса (объединения) с матерью-родиной. Европа раскололась. Кайзер Вильгельм объявил себя другом и покровителем мусульман, Россия, Великобритания и Франция отнеслись сочувственно к повстанцам. К ним присоединилась Италия, членство которой в австро-немецком блоке становилось все более формальным. Греция решилась бросить Османской империи вызов, объявив ей войну. Но развязанный Стамбулом в ответ джихад увенчался полным успехом. В одномесячной войне греческая армия была разгромлена, а флот потоплен. Однако в прибрежных водах крейсировали небольшие эскадры покровителей критян, а на суше появились отряды их войск. Бросить перчатку державам Высокая Порта не посмела, и те стали хозяйничать на острове, установив правление адмиралов (разумеется, не турецких). Поскольку все происходившее сильно смахивало на оккупацию и попирание прав Турции, четверка решила изменить форму правления и поставить во главе ее принца Георга, второго сына греческого короля, знакомого Николая II еще со времени его зарубежного путешествия в бытность наследником престола. Назначили Георга не губернатором острова, а верховным комиссаром держав, что избавляло их от необходимости добиваться санкции султана на назначение. Георг не жалел усилий, чтобы приблизить энозис. Видимо, и он не думал, что ожидаемое наступит так быстро: в 1913 году Турция, разгромленная в балканских войнах, смирилась с потерей Крита, вошедшего в состав Греции. Так Антанта уже в первые годы своего существования добилась немаловажного успеха на юго-востоке Европы[799].
* * *
Разразившаяся летом 1908 года Младотурецкая революция еще более ослабила центральную власть в султанате. Державам младотурки доверия не внушали. Болгарское правительство и князь Фердинанд пришли к выводу, что настала пора для провозглашения независимости страны, что и произошло 22 сентября (2 октября) в Велико-Тырнове. Высокая Порта попыталась обусловить признание Болгарского царства солидной компенсацией за железные дороги в Восточной Румелии, находившиеся в турецкой собственности. Уладить дело с возмещением взялась Россия, сократив на соответствующую сумму числившийся за Турцией долг[800].