Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
— Это две неотъемлемые части меня, Сигюн, — вздохнул Локи, с пониманием и сожалением взглянув на меня. — Не надо думать, что дело в чужой воле, что во всём произошедшем нет моей вины. Она есть, потому что всё это совершал я: лучшая и худшая мои стороны. Они ненавидят друг друга, но и не могут быть врозь, они связаны неразрывно. Ты должна понимать, что никогда теперь я не сумею превозмочь свою звериную суть, и однажды она поглотит меня. Вопрос только в том, когда это произойдёт, — его обречённый голос стал тише, печальные золотистые глаза смотрели на меня так умоляюще, что сердце разрывалось. Они просили меня только об одном: о понимании. И я могла ему это дать. Уже давно где-то глубоко внутри себя я знала роковую правду и принимала его любым. Даже если подчас это было ужасающе страшно и невыносимо тяжело. Я коснулась похолодевшими ладонями его красиво очерченных острых скул.
—
— Власти над тобой, конечно, — ни на минуту не задумавшись, пояснил Локи, и глаза его как-то странно сверкнули. Ласковые пальцы его вскользь прошлись по моей щеке, коснулись подбородка и отвернули моё лицо в сторону, затем бережно переложили длинные локоны на дальнее плечо, обнажая перед томным асом шею. — Впрочем, ей это не удастся, — вполголоса добавил он, и тонкие лукавые губы чувственно коснулись кожи, затем плеча, заставляя меня прикрыть глаза и блаженно выдохнуть. — Прости меня, — прошептал супруг. Я не успела ни удивиться, ни испугаться, когда шею чуть ниже затылка пронзила острая саднящая боль. Ослеплённая ею, я вскрикнула и бессознательно попыталась защитить повреждённое место ладонью, но ловкий супруг, ожидая подобного, стремительно поймал мои запястья, лишая меня движения.
С присущим ему вероломством бог обмана сначала искусно отвлёк меня, заставил расслабиться и забыться, чтобы потом стремительно выхватить из ножен тонкий кинжал и умело вырезать на моей шее таинственные знаки. Несмотря на то, что надрезы были сделаны так быстро и точно, как вообще было возможно, они не могли не сопровождаться резкой болью, от которой глаза снова наполнились слезами, а трепетное тело охватила нездоровая дрожь. Стиснув зубы, сжав пальцы в кулаки, я замерла в сломленной позе не в силах ни закричать, ни вырваться, ни шевельнуться. Руки бога огня держали меня бережно, но крепко. Мысли метались. Я не понимала до конца, что происходит.
— Тише, — предательски обманчивые губы коснулись моего уха, согревая его горячим дыханием. Я только судорожно вздохнула в ответ. — Больно, знаю. Однако боль пройдёт, а защитные руны останутся. Они оградят тебя от влияния Гулльвейг… Хотя бы на время, — спокойный размеренный голос супруга неизменно обретал власть надо мной, заставляя подчиняться его воле. Я всё ещё сильно дрожала от минутного потрясения, но сумела немного расслабиться, разжать побелевшие пальцы. Локи осторожно отпустил мои запястья. Я боязливо повернула к нему голову, шея мучительно ныла. — Не смотри на меня с таким укором, моя ясноокая госпожа, — с ласковой усмешкой продолжал супруг, вкладывая окроплённый кровью кинжал в ножны, — мы оба знаем, что ты не пошла бы на это добровольно, а если пошла, то тебе было бы много страшнее и больнее. Увы, нет колдовства сильнее, нежели власть крови.
— Поэтому ты дал Гулльвейг власть над собой? — уязвлённо и обиженно спросила я, сжав дрогнувшие губы. Я ощущала, как по шее, щекоча кожу, стекают горячие густые капельки крови, но не решалась касаться раненого места. Я была не слишком сведуща в рунах — это тайное знание открывалось только мудрейшим из асов. Я немного умела складывать их повседневное значение, благодаря своему отцу Бальдру, но почти ничего не знала о колдовстве с их помощью. И уж точно не задумывалась о том, что значило вырезать руны. Зато теперь я прочувствовала это в полной мере на себе.
— Ты становишься потрясающе злоязычной, когда обида затмевает твой взор, — почти что с восхищением произнёс Локи и невесело усмехнулся. — Никто не имеет власти надо мной. Кроме, возможно, моей остроумной госпожи, — насмешливо добавил мужчина, немного издевательски глядя в моё серьёзное рассерженное лицо. Впрочем, его весёлый
непринуждённый тон, смеющиеся любящие глаза и ловко подобранное лестное слово не могли не воздействовать на меня, и против воли я улыбнулась уголками губ.— Впрочем, ты права в том, что это было опрометчивое решение. Поэтому я так не люблю о нём вспоминать. Я был ослеплён гордостью и самолюбием, жаждой добиться желаемого, — вместе с последними словами длинные пальцы нежно коснулись моего подбородка, очертили край полураскрытых губ. — И я не жалею об этом, — вполголоса поведал лукавый ас, томно прикрыв глаза и коснувшись моих уст поцелуем. Его жаркие прикосновения неизменно заставляли меня забыть обо всём, отринуть страхи и обиды, отвлечься от боли и слабости. В тот день хитрый бог обмана больше ничего не поведал мне — он был занят куда более важными вещами. Я не могла ему в этом воспротивиться. Я пьянела от его внутреннего огня ничуть не меньше, нежели от оказанного мне доверия.
Глава 5
Тем же вечером Эйнара не стало в золотом чертоге. Мне было жаль: юноша оказался умелым воином, ловким слугой и преданным другом, и я доверяла ему, как никому среди стражников. Возможно, я доверила ему даже слишком многое. И теперь из-за моей неосторожности сильный и достойный молодой человек лишился благосклонности своего ревнивого властелина, а вместе с ней и дома. Эйнар должен был отправиться в чужой дворец, если только своенравие Локи не сошлёт соперника ещё дальше. Слуга покинул стены родных палат так незаметно, что поначалу я испугалась, не изменил ли лукавый повелитель своего решения, не пожелал ли отправить неугодного мальчишку прямиком в Хель. Однако Рагна сумела переубедить меня, клятвенно заверив, что сама провожала бывшего стражника и видела, как бог огня сдержанно и холодно давал ему последние распоряжения. По её словам, смущённый и потрёпанный воин всё же остался верен своему хозяину, несмотря ни на что. От этого становилось только больнее.
Я знала, что буду скучать по Эйнару, по его услужливости и предусмотрительности, по его добродушию и искренности, по сияющим светло-голубым глазам, смотревшим на мир так открыто и немного наивно, что порой против воли я видела в них саму себя. Ту юную беззаботную девушку, почти девчонку, которую Локи сломил и растоптал. Может, впрочем, было и к лучшему, что слуга уезжал: я испытывала к нему неясные, пугающие меня чувства, некую родственную привязанность, которая была непозволительной роскошью в чертогах моего темпераментного супруга. О нет, только не к другому мужчине, как бы нас ни рознило происхождение. Особенно если он был молод, силён и красив. Даже если это лишь мимолётная симпатия, вызванная, возможно, сходством со старшим братом. Видно, судьбе неугодно было, чтобы рядом со мной оставались мягкие, нежные, заботливые асы и мужи. Форсети, Бальдр, теперь Эйнар…
Конечно, подле меня неизменно оставался Варди, и кроме того я знала, что всегда могу рассчитывать на Хакана, но они оба были другими. И, несмотря на все его бесспорные достоинства, угадывалось в Варди нечто такое, что настораживало меня. Слишком уж он был хорош, слишком стремился выслужиться перед Локи, который, казалось, упорно его не замечал, а после — перед его госпожой. Слуга ни разу не дал усомниться в себе, был внимателен, ласков, когда позволяло положение, остроумен, но я ему не доверяла. По крайней мере, не так сильно, как его предшественнику. Эйнар казался мне намного более открытым и честным, Варди же всё-таки оставался слишком хитёр и изворотлив, настолько ловок, что в мою голову начинали закрадываться беспокойные мысли. Они мало были похожи с Локи внешне, но во многом сходились внутренне. При этом внимательный к умелым и талантливым слугам бог огня слишком очевидно пренебрегал лучшим из них. Что-то таилось в этом во всём, нечто, тревожившее мою душу и заставлявшее держать обаятельного мальчишку на расстоянии.
Множество последующих дней я старалась не думать ни об одном, ни о другом стражнике. Большую часть своего свободного времени я проводила с Идой и Астой, мы много гуляли, смеялись и беседовали. С верными спутницами было легко, да и Локи так было гораздо спокойнее. Время шло, и я забывала случившееся, отгоняла от себя ненужные печали и больше занимала мысли своим драгоценным ребёнком. Я старалась заботиться о нём, выполняла все наставления Хельги, хорошо питалась, была благоразумна и осторожна. Я любила его. Я едва-едва начинала ощущать в себе первые значительные перемены, но уже трепетно и нежно любила дитя бога огня. Я надеялась только, что он возьмёт лучшее от своего отца и, переняв частицу моего мягкого характера, будет нести в этот мир больше тепло, нежели разрушение.