Двуликий бог. Книга 2

— Нет, ты не ранил моих чувств, лукавый Локи, — подбирая слова, начала я, всё же робея перед его уверенным спокойным обликом, — но ты обидел и оскорбил другую асинью, не причинившую тебе зла. Или ты не помнишь уже про свой новый золотой пояс?.. — лицо супруга переменилось. Нет, он не разозлился на мои слова и не удивился им, однако и спокойствие, и весёлость вмиг покинули его, и каждая чёрточка родного любимого лица говорила о глубокой задумчивости и сосредоточенности.

— Где он сейчас? — после долгого молчания, наконец, глухо спросил каверзный ас. Горящие глаза его скользили по столу, по моему платью, по веранде, и становилось явным, что мыслями повелитель где-то далеко. От столь несвойственного для Локи поведения мне становилось не по себе. Я ожидала, что он рассердится или, напротив, начнёт отшучиваться, но в ту минуту муж был очень чужд и одному, и другому.

— Я забрала его, пока ты спал беспробудным сном, — голос мой становился всё тише и тише, точно кто-то мог расслышать нас, точно озорной и равнодушный порыв молодого тёплого ветра мог тотчас подхватить его и унести прочь, поведать страшную тайну всему Асгарду без исключения. Впрочем, едва ли кто-то из асов усомнится, чьих это рук дело, когда правда откроется. И, что хуже всего, они будут правы.

— Кто ещё знает об этом? — строго уточнил бог обмана, придвигаясь ближе ко мне. Подняв голову, я всмотрелась в его ожесточённое лицо, сжатые губы и, покачав головой, ответила, что никто не видел и не ведает. — Хорошо, — кивнул он. — Ты молодец, Сигюн, — не глядя на меня, заключил злокозненный супруг. Присмотревшись, я заметила, как едва уловимо дрогнувшие от самодовольства уголки губ выдали своего властелина. Этой мимолётной перемены в его лице мне хватило, чтобы всё понять.

— Зачем, Локи, зачем ты принёс такую скорбь в Асгард? — запуская похолодевшие кончики пальцев в волосы, я сжала ладонями виски. Голос против воли становился всё слабее и тише, грозя сорваться и исчезнуть совсем. Я слишком ясно осознавала, чем всё это обернётся не только для меня, бога коварства и золотых палат, но и для крепости асов. Какой раздор отныне поселится среди верховных богов. Тор будет в ярости, он никогда не простит Локи подобного вопиющего оскорбления. Да и как тут искупить свою вину?.. — Повелитель, ведь ты хитроумнее и дальновиднее всех среди нас, неужели ты не видишь, какую боль это причинит тем, кто тебе дорог? Зачем — я умоляю тебя! — скажи, зачем всё это?..

— Я так пожелал, — лукавая полуулыбка сползла с тонких изогнутых губ, и голос бога обмана стал ледяным, безжалостным. Супруг гордо приподнял подбородок и обратил ко мне мужественное лицо с прорезавшимися скулами, делавшими его притягательным и в то же время зловещим. Его взгляд — высокомерный и презрительный — заставил меня сомкнуть губы и отстраниться. Нечто недоброе затаилось в красивых карих глазах, где вольно резвились отблески солнца. Не выдержав его уничтожающего взгляда, я вздохнула, прикрыла веки и вернулась к своей трапезе. Правда, есть мне больше не хотелось, и я смотрела сквозь драгоценное блюдо рассеянным невидящим взглядом.

Некоторое время мы молчали и глядели в разные стороны, словно совсем чужие друг другу. Холодность Локи ранила подобно резкому обжигающему удару кнута — я ещё помнила то страшное ощущение. Я была подле него не первый год, но своенравный супруг всё ещё не доверял мне, закрывался, отталкивал. Это было так несправедливо, что губы мои против воли дрогнули, а из груди вырвался судорожный вздох огорчения. Как бы я ни любила его, как бы ни оставалась верна, как бы ни старалась, этого снова и снова оказывалось недостаточно. Я не скрывала зарождавшихся на краю ресниц слёз и позволила себе сдавленно всхлипнуть. Мне хотелось, чтобы жестокосердный супруг знал, что причиняет мне боль, что ранит мои чувства своим упрямством и надменностью.

Признаться, не непреодолимое недоверие Локи было самым страшным для меня, его однажды я всё же надеялась сломить. Гораздо сильнее меня пугал этот непререкаемый тон и беспощадная жёсткость голоса двуличного аса. Он не сомневался и не сожалел. Он не собирался с кем-либо делиться и уж тем более оправдываться. Локи совершил зло ради зла и, не скрывая, упивался им. Это было свойственно той части его натуры, которой я боялась и избегала, которую должна была попытаться сдержать. Она была стихийна, как само пламя, и стремилась к разрушению, к пороку, к низости. И недобрые нотки удовольствия, которые я могла расслышать в его негромком, обманчиво спокойном тоне, говорили красноречивее слов. Он так пожелал… Развлечение, прихоть, минутный порыв. Это был не тот Локи, которого я любила, но тот, кого ненавидел и презирал весь Асгард. Своенравный и жестокий дух зла… Я обязана была остановить его, смягчить и переубедить супруга, пробудить его совесть и здравомыслие, но я не могла. Любое моё слово не имело силы, покуда каверзный бог сам не пожелал бы услышать меня.

И я молчала, обдумывая свои дальнейшие слова и действия. Локи молчал тоже, отчего тишина становилась всё более тягостной. Смирившись и приподняв подбородок, я вытерла слёзы внутренней стороной рукава, устало провела ладонями по лицу. Очевидно, нам нужно было время. Мне — чтобы собраться с мыслями, Локи — чтобы остыть и обдумать свои слова. Только время — благословенный дар провидения — могло рассудить и примирить нас. Локи посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом, поставил кубок, так и замерший в ловких пальцах, на стол, после чего поднялся со своего места и покинул покои, оставив меня наедине со своими сомнениями и опасениями. Я не держала его, не обернулась, не окликнула, только опустила в пол трепетавшие ресницы.

Остаток дня мы не виделись и не встречались, я даже не знала, покинул ли повелитель свой чертог и куда направился, оставив мои покои. Я просидела в горьком одиночестве дольше, чем следовало, затем вернулась к обязанностям госпожи. Я провела трудный растянутый день, стараясь забыться работой, что, впрочем, мне совсем не удавалось — слуги золотых палат по-прежнему рьяно оберегали меня не только от любых опасностей и случайностей, но и от переутомления. Ближайшие из них разделили со мной вечернюю трапезу в столовой зале, потому как своевольный бог обмана не соизволил спуститься, а вновь оставаться в одиночестве я не желала.

Рядом были любимые и выслужившиеся слуги: Рагна, Аста и Ида, Хельга и Дьярви, чуть позже подошёл Варди. Хакан с завидным, только ему свойственным упорством трудился до самого позднего вечера. Это был один из самых надёжных и неутомимых людей бога огня. С каждым днём я уважала и ценила его всё больше и больше. Я вполголоса беседовала со своими приближенными, узнавала, как обстоят дела в чертоге, все ли живут в достатке и благополучии, доступном подчинённым влиятельного господина, не нуждается ли кто-то в чём-то, не хворает ли, доволен ли своим положением. Время от времени я выслушивала своих слуг, как в тот вечер, и каждый говорил не только за себя, но и за других, кто был в его ведении. Так мне удавалось поддерживать порядок и процветание в пламенном дворце двуликого бога.

Поздним вечером, крайне довольные друг другом, мы разошлись. Я была рада узнать, что хотя бы в стенах родного чертога господствовал покой. Верных помощников и друзей нужно было держать как можно ближе к себе, особенно в нелёгкие времена. Распрощавшись с присутствующими, я вышла к лестнице, поднялась по ступеням в сопровождении любящей Иды и, остановившись у своих покоев, вдруг развернулась и отправилась ярусом выше. Я замерла у деревянных дверей, ведущих во владения бога огня, когда служанка нерешительно постучала, и в ответ послышалось невозмутимое и обыденное: «Войди». Мы переглянулись, и ловкая девушка распахнула передо мной двери.

В покоях супруга царил полумрак — томный и густой. Локи стоял у камина ко мне спиной, сложив руки на пояснице и глядя на бушевавшее перед ним пламя. Казалось, он был полностью поглощён своими мыслями, по крайней мере, на звук моих шагов хозяин чертогов даже не обернулся. И всё же я привычно коротко поклонилась, прежде чем приблизиться к любимому асу. Жаркие языки огня волновались и вздрагивали под его пристальным невесёлым взором, словно трепещущая невинная девица, какой и я была когда-то. Это настораживало, но я всё-таки решилась прильнуть к двуликому богу со спины, обнять его за пояс, коснуться щекой мягкой прохладной ткани его одежд. Повелитель не сопротивлялся, только чуть повернул голову в моём направлении, точно прислушавшись.