Двуликий бог. Книга 2

Не один раз я пыталась выведать у хмурого мужа, что же гложет его, отчего так много дней в золотом чертоге не раздаётся весёлый заразительный смех, однако из раза в раз ласковый, но отстранённый повелитель отправлял меня прочь. У меня не оставалось никаких сомнений, что любимый ас что-то скрывает, возможно, некую страшную тайну, а может, коварный замысел, которому предстоит претвориться в жизнь. В любом случае, не представлялось возможным выяснить это у молчаливого супруга, и я уже отчаялась проникнуть в чужие мысли, когда, перед самым отъездом во владения Эгира, Локи позвал меня к себе. Помню, как поднялась в верхние покои, трепеща от волнения, как он встретил меня рассеянной нежной улыбкой и прижал к груди, словно нам предстояло расстаться навеки. Сердце моё уже тогда замерло от тревожного наития.

— Ты останешься здесь, Сигюн, — без предисловий начал Локи, не отпуская от себя и поглаживая по волосам, однако уже эти слова так взволновали меня, что я вывернулась из-под его руки, отступила и взглянула на него с обидой и непониманием. Все асиньи будут сопровождать своих мужей, а я — дочь Бальдра, в честь которого хозяин морей давал пир, должна буду ждать в золотом чертоге?.. Я раскрыла было губы, чтобы возразить, однако бог огня предвидел это и прервал меня коротким, но решительным жестом. Я вновь удивлённо посмотрела во внимательные глаза аса. — Нарви и Вали останутся тоже. С тобой, в моих чертогах. Я хочу, чтобы ты позаботилась о сыновьях.

— Но как же?.. — чем дольше я глядела в бледное напряжённое лицо, тем сильнее воля отказывала мне, а в глубине груди поднимались, словно волны во время прилива, недобрые предчувствия. Нечто такое угадывалось в полных решимости тёмных глазах, в ожесточённых чертах лица, в мимолётном движении бровей, что я понимала: будет беда, какой ещё не было. Локи не ответил, покачал головой, полный неких загадочных сомнений, терзавших его. И я поняла… Бросившись вперёд, схватила мужа за локти и прильнула к нему, шепча, словно в горячке: — Локи, я умоляю тебя, не уезжай! Что бы ты ни задумал, что бы ни вело тебя, я заклинаю, не уезжай! Зачем, когда мы так счастливы?! Зачем, когда ты наконец обрёл всё, чего хотел?..

Двуликий бог молчал, глядя на меня с неприкрытой тоской. Узкие губы дрогнули, однако он быстро собрался с мыслями и вернул лицу прежнее спокойное, непроницаемое выражение. Я прижалась к тёплой груди, чувствуя, как слёзы щекочут уголки глаз, соскальзывают по ресницам. Что я могла? Как посмела бы перечить господину после всего пережитого, чем сумела бы переубедить его? Я понимала так ясно, что Локи не изменит своего решения, несмотря на собственную неуверенность. Ощущала, что им движет не собственная воля и даже не влияние Гулльвейг, а некая высшая сила — не благая и не зловещая, но непреодолимая. Я не могла помешать тому, что должно было произойти. Тому, что навсегда изменит не только нашу жизнь, но и весь прежний мир.

— Время пришло, — сорвал с губ мои мысли двуликий бог, понизив голос. — Ты сама знаешь это. Час настал, и я хотел бы остаться с тобой, но не могу. Потому что время пришло. Потому что эта неведомая сила либо сотворит моими руками будущее, либо разорвёт, уничтожит меня, — уткнувшись лбом в горячую грудь, я глухо плакала, а он гладил ласковыми ладонями мои вздрагивающие плечи. Долгое время я боялась услышать от него эти слова, а теперь они слетели с тонких лукавых губ так просто… Всё было так просто. Всё, кроме расставания, которое, возможно, станет для нас последним. Не в силах принять этого, я обняла мужа за пояс и крепче прижалась к нему всем телом. — Сигюн… Оставь. Ты никому не делаешь легче. Послушай меня, — тёплые руки коснулись лица, обратили мой отчаянный взгляд на его лицо — любящее и печальное. Оно смазывалось и исчезало по мере того, как горькие слёзы снова и снова заполоняли глаза.

— Ты должна переждать в Асгарде и уберечь наших сыновей. Я прошу тебя об этом, потому что никому другому не могу доверять. Ты должна быть благоразумной, Сигюн, не совершать опрометчивых поступков и не позволять совершать их никому другому. Ты поняла меня? — я раскрыла губы, однако с них сорвался лишь судорожный всхлип. Локи взял меня за плечи и слегка тряхнул, приводя в чувство. Давясь слезами, я кивнула, чувствуя, что не в силах вымолвить больше ни слова. Он уходил, а я так много хотела бы ему сказать, но горло сдавило судорогой. Я цеплялась за мужа, как за ускользающее прошлое — привычное, знакомое и родное — и ему пришлось применить силу и жёсткость, чтобы разорвать объятия и оттолкнуть в сторону свою несчастную окаменевшую жену. У порога он оглянулся, и взгляд супруга, полный невыразимой любви, тоски и сожаления, я запомнила до конца своей жизни. А после двери захлопнулись за его спиной…

Глава 32

Локи, как и остальные асы, не возвращался несколько долгих месяцев, до самой зимы. Во многом Асгард опустел без гула и голосов сынов Одина, замер в порывах холодного северного ветра, прилетевшего из Йотунхейма и Нифльхейма. Повинуясь воле отца, Нарви и Вали перебрались в золотой чертог, взяв с собой некоторых наложниц и приближённых слуг. Общество сыновей скрашивало моё одиночество, однако без своего непредсказуемого властелина пламенный дворец уже не был таким, как прежде. Я тосковала. Я старалась не показывать этого, однако мыслями и чувствами вновь облачилась в траур. Никаких вестей не приходило из Мидгарда, и неизвестность пугала и томила. Я проживала каждый свой день, словно в страшном сне, не в силах отличить один от другого.

Каждый вечер, оставшись одна, я лила слёзы о своём супруге и злой судьбе, пожалевшей для нас счастья. Я мучилась страшными сомнениями и разрывалась между преданностью господину, которая требовала, чтобы я ждала его возвращения в чертоге и заботилась о сыновьях, как бы трудно это ни было, и страстной любовью, молившей броситься вслед за ним и предотвратить тот страшный исход, на который он обрекал нас обоих. Я колебалась, и сердце одинаково болело при мысли о разлуке с сыновьями или любимым асом. Сколько же я выстрадала в те долгие дни, разве можно передать эту боль словами? Отчего жестокое провидение всю жизнь заставляло меня выбирать между теми, кого я любила больше жизни?.. У меня на это больше не осталось сил…

В один из долгих холодных вечеров я металась по покоям в поисках единственного верного решения. Должна ли я была подчиниться судьбе и с покорностью принять уготованное или восстать против неё в надежде изменить предначертанное? Я не могла знать, однако понимала, что, если останусь взаперти в огненном чертоге, то вероятнее всего лишусь рассудка. Я уже велела готовить сопровождение и лошадей, когда в опочивальню вошёл Нарви. Застав меня в сборах к путешествию и угадав моё очевидное намерение, сын улыбнулся, и его серьёзное встревоженное лицо смягчилось. Смутившись, я замерла, а после раскрыла ему объятия.

— Госпожа моя, я волновался за тебя, — признался красивый ас, крепко обнимая свою невысокую мать, которую уже успел перерасти. — И ещё больше волнуюсь за отца. Я пришёл, чтобы поговорить с тобой о нём, но вижу, что ты пришла к тому же заключению, что и я, — Нарви усмехнулся, окинув взглядом покои. Мы присели на мягкой тёплой шкуре у камина, чтобы побеседовать в спокойной обстановке. — Меня не покидает мысль, что повелитель покинул чертоги каким-то не таким, как раньше. Некая обречённость сквозила в его взгляде, и эти тоскливые глаза преследуют меня в страшных снах. Иногда я просыпаюсь в холодном поту и сам не могу понять из-за чего, но чувствую: что-то приближается. Я знаю, ты испытываешь нечто похожее, не так ли?

— Всё так, Нарви, — я даже не пыталась что-либо скрыть от проницательного юного бога. Он повзрослел, и, хотя для матери её сын навсегда останется ребёнком, стал рассудительным и мудрым собеседником. — Я не могу больше жить в неведении и томиться смутными предчувствиями. Я должна найти и попытаться вразумить повелителя, пока не стало поздно. Прошу, не пытайся остановить меня, ведь это решение и без того не было простым…

— Я не стану отговаривать тебя, мама, — не сводя с меня пронзительных соколиных глаз, согласился Нарви, — однако я не отпущу тебя одну в долгое и опасное путешествие. Я буду сопровождать тебя вместе с выбранными тобой стражниками, — я покачала головой и раскрыла губы, однако сын прервал меня раньше, чем я успела возразить: — Не спорь! Ни я, ни Вали никогда не оставим тебя одну. Не надейся, что хоть один из нас станет отсиживаться в золотом чертоге, если ты решишь отправиться в трудный путь.