Дядя Джо. Роман с Бродским

Я апеллировал к своему сиротскому прозябанию в этой стране, где у меня нет ни родных, ни близких, ни ХИАС, ни Библиотеки Конгресса. Русскому труднее адаптироваться в Америке, чем еврею.

– Вадим, у вас есть влиятельный отец. Не может же у вас быть двух отцов, – рассмеялся Бродский.

– Один отец – русский, другой – американский. Нормально. Вы можете быть моим крестным отцом.

– Вы только что крестились, – резонно отвечал Иосиф. – Ваш крестный отец – господин Кейтс. И потом, у меня уже есть сын.

– Я могу перейти в другую конфессию!

– В этом я не сомневаюсь.

– Будьте моим дядей. В огороде – бузина, в Нью-Йорке – дядька. Идет? Не отказывайтесь! Я все равно не отвяжусь. «Мы ответственны за того, кого приручили».

– Вы определенно ненормальный, – Бродский нервно вздохнул.

– Будьте мне дядькой! – повторил я.

– Ладно, – он помолчал, катая языком конфетку во рту. – Дядькой так дядькой. Можете звать меня Дядя Джо. Подходит?

Мы нежно распрощались. Экскурсию и поездку на острова можно было считать удачными.

– Такое не забывается, – сказал он. – Поход в тюрьму я запомню навсегда. Вы действительно собираетесь звонить по этим блядским телефонам?

– Да. Будут отвечать сутенеры, но и они обычные люди.

– Что это у вас за национальный характер? Вы, на мой взгляд, представитель несуществующей национальности.

– И цивилизации, – добавил я, когда поезд уже тронулся.

Мускулы плодов

Гостиница была еле освещена несколькими фонарями, стоявшими в окружении дикорастущих пальм на входе. Если бы не вывеска, то и ее можно было принять за тюрьму. Раньше она называлась по-другому. «Бейкер»? «Байкер»? Теперь стала франшизой «Хэмптонс».

Ночной портье узнал меня и, пока я заполнял анкету, предложил бинокль.

– Опять будете подсматривать за женой?

Прошлый раз я останавливался здесь, когда Ксения с дочерью еще обретались в Колумбии.

– Они уехали, – сказал я. – Просто нужно переночевать.

На стойке ресепшен у них всегда стояли два здоровых штофа с шерри, вином типа портвейна. Я наполнил себе стакан, осушил его разом, наполнил второй и уселся на кушетку в холле.

– Геологи к Кейнсу еще приезжают? – в Институт ресурсов в былые времена приезжали многочисленные делегации из Союза и стран Содружества, но теперь тайны наших природных недр были, видимо, учтены и сосчитаны.

– За последний год был какой-то поц с Кубы. Все бегал по блошиным рынкам. В остальном тишь да гладь. Контора переехала в Солт-Лейк-Сити.

– Давно туда собираюсь, – сказал я. – Лютеранином я уже побыл, пора послужить мормонам.

– Мормоны богатые, – согласился портье. – Но это не значит, что их вера правильная.

– Вы серьезно так считаете? Я думал, что бог распределяет финансы по мере приближения той или иной конфессии к истине.

Портье покрутил пальцем у виска и попытался забрать бутылки со стойки. Делал он это умело, зацепляя пятерней сразу два штофа.

Стекло даже не звякнуло.

– Не жадничайте, – остановил его я. – Я у вас редкий гость. Вы должны меня потчевать.

В номере я включил телевизор и посмотрел фрагмент Family matters, сериала про негритенка-ботаника в школе. Аркел-мен (так звали мальчика) мне нравился больше Супермена. Он был смешон и жалок. Люди тянутся к уродцам с большей страстью, чем к пафосным героям. Вундеркинд проводил химические опыты и заполонял пространство зеленым дымом. Изобретал вечный двигатель и ковер-самолет. Одноклассники и учителя ненавидели пытливость его натуры. Мне он был приятен. Я подумал, что после завершения съемок он вполне мог стать бандитом с большой дороги и даже отсидеть срок в нашей «Висте».

Позвонил Ксении рассказать о своих делах. Несмотря на обилие американских опекунов, «дедушек», «друзей семьи», на «манхэттенскую любовницу» и Дядю Джо, Ксения была единственным человеком, на которого в этой стране я мог положиться. Ей я звонил по поводу приготовления макарон, обращался к ней с трудностями перевода, делился с ней интригами на кафедре.

Статус нашего союза был неопределенным. В лютеранство мы крестились, чтобы в будущем обвенчаться. Отъезд в Нью-Йорк поменял мой душевный настрой. Заводить семью с женщиной старше меня на одиннадцать лет я не торопился. Когда она сообщила, что могла залететь, вообще дал задний ход. По всем законам подлости заявил, что на этом можно похоронить мою карьеру. Я ценил свободу. Хотел гулять с девушками по берегу океана в белых одеждах. Закусывать шампанское устрицами. Танцевать на дискотеках брейк-данс.

Мы поговорили о скорой встрече. Я собирался прилететь к ней на рождественские каникулы – заняться переводом Натаниэля Тарна, жившего неподалеку. О том, что у нее налаживаются отношения с одним канадцем, предположить не мог. Ксения казалась мне вечной спутницей жизни. Была моей семьей. В этом южном городке я скучал по своей далекой семье. Однако если живешь с женщиной раздельно – жди окончательной разлуки.

От нечего делать я достал книгу, подаренную мне поэтическим шизофреником в «Камелии». Листы формата letter, плотно исписанные авторучкой, скопированные на ксероксе и переплетенные в мастерской наподобие амбарной книги. Дать название этой работе Крюгер не удосужился. Черный переплет с золотым тиснением – и все. Каббалистика.

Страницы были заполнены номерами телефонов, в два столбика на каждой. Какой редкий диагноз. Написал все стихи на свете? Со дня творения, что ли? Я – автор Библии: Ветхого и Нового Заветов. Средневековой исландской саги. Удмуртского эпоса. Я изобрел армянский алфавит. Продиктовал «Листья травы» Уолту Уитмену, прячась в ее зарослях.

Я открыл справочник посередине и набрал первый попавшийся номер. Соединение произошло не сразу, с гудками и помехами. На заднем плане слышались какофонические аккорды bottleneck-блюза [20] и текст, отдаленно напоминающий чтение стихов на испанском. На других номерах происходило что-то похожее. Неизвестные читали разрозненные строчки, переставляли их местами, подбирали слова, напевали какие-то мелодии. Чаще всего я натыкался на китайцев. Поэзия это или декламация меню ресторана, понятно не было, но я настойчиво набирал номер за номером, пытаясь понять, с явлением какого порядка столкнулся. Я искал русскую речь. Русские могут объяснить что угодно, даже этого не объясняя.

20

bottleneck-блюз – один из способов игры на слайд-гитаре, достигший пика развития в конце 1930-х годов.

Наконец мне попался хриплый, почти стершийся голос соотечественника, повторивший довольно эффектную бормотал-ку раз десять.

Дом отступал к реке, как Наутилус,приборами почуявший январь.Антоновки неистово молились,но осень ранняя вела себя как тварь.Береговушки рыскали по-сучьи.В предчувствии недетских холодовгустела кровь в скрещенных жилах сучьеви закипала в мускулах плодов. [21]

21

Дом отступал к реке, как Наутилус… – стихотворение Валерия Исаянца (цитируется по изданию В. Исаянц. Пейзажи инобытия. – М.: Водолей, 2013., с. 12).

На стихи у меня память плохая, но эти я запомнил. В них было что-то сильное, свежее. Что-то такое, чего не мог написать скандинав в капюшоне, представившийся Беней Крюгером. После прочтения в эфире раздался женский мат и шорох какого-то сыпучего вещества, какой бывает при расфасовке керамзита.

– Закипала в мускулах плодов, – почти крикнул голос, и связь прервалась.

Тут же зазвонил телефон.

– Что ты там делаешь? Ведешь переговоры с Албанией?

– Румынией.

– Ты наговорил на двести шестьдесят баксов.