Дьявол в музыке

– Я постараюсь запомнить это, маэстро.

Лодовико больше не мог сдерживаться.

– Браво! – крикнул он, входят в комнату и энергично аплодируя. – У тебя редкий голос, мой соловей!

Орфео поднял голову. В зеркале отразились его глаза – испуганные, скованные, будто у зверя, которого дёрнули за поводок. Но повернувшись к Лодовико, он уже обрёл власть над своим лицом.

– Я не заметил вас, синьор маркез.

– Ты и не должен был, - непринуждённо ответил Лодовико, но в его глазах появился недобрый блеск. Это был его дом. Здесь он никому не был обязан объявлять о себе.

– Синьор маркез, - Донати встал и поклонился в ту сторону, откуда доносился голос. – Мы боялись, что вы не придёте сегодня.

Лодовико уловил формальность и холодность своих собеседников – это его возмутило. Нужно ли настолько явно показывать, что его появление им помешало? Конечно, они выражали уважение, но они должны быть дать понять, что ждут его. Они бы никогда не познакомились, если бы не он. У Орфео никогда не было бы учителя пения, не говоря уже о Донати – лучшем в Италии.

– Вы могли предположить, что я приду, - раздражённо сказал маркез. – Я никогда не пропускаю уроков Орфео.

– Я надеюсь, в замке не случилось ничего, что задержало вас, - вмешался Орфео своим тихим, вежливым тоном.

– Нет… просто семейные дела, которыми нужно было заняться, - Лодовико смягчился, вспомнив, как искусно этот юноша пел. – Ты делаешь невероятные успехи! Как вы думаете, маэстро, скоро наш соловей сможет расправить крылья?

– Вы хотите сказать – выступать на публике, синьор маркез? Я думаю, нам потребуется ещё хотя бы несколько месяцев. Вы помните, каким был его голос, когда вы привели его ко мне.

– Не спешите, - одобрительно кивнул Лодовико. Он хотел вывести своего протеже на оперную сцену, но не прямо сейчас – сперва он сполна насладится его пением сам. – Когда Орфео будет готов к дебюту, весь город станет умирать от любопытства. И тогда… тогда, мой соловей, тебя ждёт триумф, которого не видел Милан! Поэты будут писать о тебе сонеты, за тебя будут биться театры, женщины будут падать в твои объятия! Что такое? Ты будто в сомнениях?

– Я не сомневаюсь в ваших суждениях, синьор маркез – а лишь в своих способностях оправдать их.

– Тихо! Никакой ложной скромности. Оставь её для публики. Ты чудо, и скоро вся Италия узнает это. А пока что будь терпелив и позволь направлять тебя.

Донати встревожился:

– Вы хотите сказать, что Орфео ещё несколько месяцев не сможет покинуть виллу?

– Не говорите так, будто я запрещаю ему дышать, - нетерпеливо отозвался Лодовико. – Он может бывать в саду, сколько угодно, если не покидает виллы и не приближается к озеру. Я не хочу делать Орфео узником, но не хочу, чтобы его видели. Ты ведь будешь держаться подальше от чужих глаз, Орфео?

– Я подчиняюсь вашим желаниям во всём, синьор маркез.

Лодовико принимал подчинение нижестоящих как должное. Но в случае Орфео он не знал, чего ждать. Молодей человек был джентльменом и имел свои взгляды. Он не трепетал перед титулом, как большинство певцов. Он уважал Лодовико и показывал свою благодарность за всё, что маркез сделал для него. Но теперь он многое и скрывал. Так было не всегда. Когда он познакомились в Милане, Орфео рассказывал о своей семье, своём доме в Англии, своих чувствах и видах на музыкальную карьеру. Теперь он будто прятался за вуалью. Его сдержанность озадачивала Лодовико и порой злила. Тело певца не имеет значения, но его душа связала с искусством. Если человек столько скрывает, разве мог Лодовико сказать, что сполна владеет его голосом?

– Конечно, такие условия могут показаться тяжёлыми, - сказал маркез, - ты молод и, само собой, восстаёшь против заключения. Но поверь мне, ничто не поможет тебе в будущем больше, чем тайна, которую ты можешь обеспечить себе сейчас. Публика вечно жаждет нового. Ты не думал, почему певцы всё время странствуют и выступают то, в одной итальянской стране, то в другой? Так публика всегда слушает что-то новое. А ты, мой соловей, ещё никогда не пел на публике! Ты – тайна, которую мы должны хранить.

– Но, синьор маркез, - робко возразил Донати, - почему мы должны скрывать лицо и имя Орфео так же, как голос? Разве он не может появляться на людях, но не петь?

– Вакхово тело, маэстро! Вы не понимаете моего замысла. Сейчас весь Милан знает, что я взял под крыло английского тенора и привёз его сюда учиться у вас. Они будут гадать, кто это – как он выглядит, откуда приехал, хорошего ли он рода. А мы не скажем им ничего! Скоро публика сама начнёт сочинять истории. Будут говорить, что Орфео был в плену у пиратов, что он внебрачный сын английского короля, что он бежал из страны за убийство. Люди захотят прийти лишь для того, чтобы увидеть этого человека, не говоря уже о его пении. Вы удовлетворены, маэстро?

– Если Орфео удовлетворён, - ответил Донати.

– Он был бы глупцом, если бы возражал, - заявил Лодовико.

Орфео посмотрел на маркеза, но выражение его лица было не прочесть. Лодовико счёл это слегка грубоватым. Он решил пригладить немного эти взъерошенные перышки, чтобы привести юношу в нужное состояние.

– Я хотел сказать, Орфео, что разумный молодой человек, как ты, понимает, что мой план поможет твоей карьере. А теперь спой мне ещё. Что-нибудь из Чимарозы^[8].

Орфео повиновался. Увы, Донати быстро закончил урок, сказав, что ученик пел много и не должен перенапрягать голос. Лодовико подчинился без колебаний. В том, что связано с музыкальной наукой, слово Донати было законом.

Орфео подошёл к окну и выглянул, закрываясь портьерой, чтобы его не увидели снаружи. Донати нащупал колокольчик, что всегда был рядом, и позвонил. Появился его слуга, Тонио Фарезе, коренастый молодой парень с красным лицом и большими неловкими руками, чтобы налить всем вина. Лодовико с отвращением увидел, как тот немного пролил на ковёр.

– Принеси тряпку, - велел он. Тонио вышел боком, как побитый пёс.

– Это слуга недостаточно хорош для вас, - сказал маркез.

– Да, - с сожалением ответил тот, - я держу его лишь потому, что его родители были моими любимыми учениками, и после их смерти я чувствовал, что должен что-то сделать для них. Мне нужны были «глаза», а он умел разбирать музыку, так что я предложил Тонио место, - «глазами» Донати называл молодых слуг, что были ему камердинерами и секретарями.

Лодовико жалел, что Донати вообще был нужен слуга. Чем меньше людей видело Орфео, тем лучше. Но слепой и знаменитый учитель не мог позаботиться сам о себе. По крайней мере, список людей, что знали Орфео, оставался невелик – только сам Лодовико, Донати, Тонио, Лючия и её отец Маттео. Лючия готовила для Донати и Орфео и убиралась в той паре комнат, в которых поселил их маркез. Маттео заботился о саде, насколько на это был способен один человек, а также носил из замка или деревни свечи и еду. Орфео, Донати, Тонио и Маттео жили на вилле, а Лючия ночевала в замке. Нет сомнений, что Маттео не захотел бы оставлять дочь под одной крышей с Орфео и Тонио.