Дыши в такт со мной

Боже, да она ведь даже не мыла голову с утра.

Проведя рукой по обвисшим сальным прядям, Клео подаётся вперёд, Эвелин повелительным жестом призывает её встать рядом и дочь, покорно опустив голову, отделяется от толпы сотрудников.

– Я выбрала свою дочь вовсе не потому, что она моя дочь, - зал вновь наполняется смехом. – Просто я не знаю человека, более преданного этому журналу, естественно помимо меня.

Обняв Клео, Эвелин вручает ей свой бокал, словно бы передаёт олимпийский огонь.

Моя дистанция здесь закончилась, теперь твоя очередь.

Аплодисменты прекращаются, и в зале повисает тишина. Клео неловко цепляется за бокал, пытаясь собрать слова в предложения.

– Я… даже не знаю, что сказать… мама я… не ожидала, честно, я даже не представляла, что ты выберешь меня, - Эвелин отвечает мягкой улыбкой, какой обычно одаривала её на публике. – Я очень надеюсь, что смогу оправдать… ваши ожидания. Я буду очень стараться, буду отдавать всю себя и думаю, вместе с вами… у нас получится отличный журнал.

Зал в очередной раз заполняется аплодисментами.

Поцеловав дочь в макушку, Эвелин расправляет рукава платья.

– Празднуйте, а мне уже пора.

На столе конференц-зала скромные закуски в лице винограда с сыром, но люди набрасываются на них, словно никогда прежде не ели.

Эвелин почти незаметно выскальзывает из зала, оставляя Клео всё так же стоять с её бокалом и взирать ей вслед взглядом, полным благоговения.

– Я так рада за тебя! – Роксана выводит её из транса крепким объятием, и, ответив ей неловкой улыбкой, Клео отпивает немного вина.

Сладко-горькое, с точно засыхавшим на губах послевкусием.

Оно неприятно вязло в горле, но Клео делает ещё глоток, пытаясь, стать такой же, как мать, во всём.

– Я всё ещё не верю, что это случилось со мной…

– А я охотно верю! – восклицает Роксана, заталкивая в рот горсть винограда. – Ты работаешь больше всех, так что ничего удивительного.

– Не говори с набитым ртом, - поддразнивает Клео подругу. – Я пойду к маме, поблагодарю ещё раз... я…

– Иди, я всё понимаю.

Улыбнувшись, Клео оставляет бокал на столе, и, вырвавшись из конференц-зала, спешит к кабинету матери, что вскоре станет её.

Сердце в груди начинает биться, точно ненормальное, когда она осознаёт, что всё это станет её.

Офис, люди, что здесь работают. Они будут слушать её, будут работать так, как она захочет…

Повиснув на дверной ручке, Клео морщится при виде опущенных жалюзей, она никогда не будет их опускать, пусть сотрудники видят, как трудится их босс.

– Я тебе уже всё объяснила.

Застыв у дверей, Клео уже собирается извиниться за вторжение, когда слышит голос Джейми.

– Я уже тысячу раз это слышала.

Усталый вздох Эвелин, едва слышные прикосновения подошв её мягких туфель к паркету.

– Джейми, ты знаешь, как я тебя люблю. Ты дочь, о которой я мечтала, - зажав рот рукой, Клео на мгновение забывает, как дышать. – Но я не могу сделать тебя главным редактором. Я хочу, безумно хочу, и ты это знаешь, но я не могу. Тобой будут интересоваться, и если всплывёт та история, меня не простят. Не простят за то, что я сделала тебя главным редактором. Меня выгонят из высшего общества за недальновидность в подборе персонала.

– Это было сто лет назад! – восклицает Джейми. – Я ведь тебе всё объяснила, я говорила тебе, почему так вышло.

– Говорила, ты мне говорила, - Эвелин устало вздыхает. – Я понимаю милая. Ты сильная, ты…

Эвелин тяжело вздыхает, затем слабый смешок и Клео почти видит, как мать дарит Джейми полный ласки и заботы взгляд.

– Ты так похожа на меня. Ты готова на всё, ради успеха. Ради заработка. Ты гений Джейми, совершенство. Ещё более талантливой девушки, чем ты я даже представить не могу.

– Но, тем не менее, ты назначила Клео, - цедит Джейми сквозь зубы. – Она ведь неудачница. Совершенно не понимает, чего хочет. Она ведь только колледж закончила, и то благодаря лишь твоим деньгам! Она ведь ещё ребёнок! Молоко на губах не обсохло, почему так? Почему?

– Джейми, Джейми не кричи! – отчаянно шепчет Эвелин.

На секунду в кабинете воцаряется тишина, затем едва слышный всхлип и усталый вздох.

– Она убьёт твой журнал. Она ведь ничтожество, и ты знаешь об этом.

– Поэтому я и оставляю здесь тебя, - болезненный скрип стула. – Я бы могла забрать тебя в Сан-Франциско, но я оставлю тебя здесь. Ты сможешь руководить журналом, но не официально. Мы обе знаем Клео, и мы знаем, что из неё не вышло ничего стоящего внимания. Она завалит дело, а ты спасёшь.

Джейми обречённо стонет, опускаясь на стул.

– И мне с ней нянькаться?

– Милая, пойми… такова твоя судьба. Ты всегда будешь младшим братом, что никогда не станет королем.

– Я думала, жизнь не может быть ещё более несправедлива ко мне.

– Брось малышка, между нами я вручаю журнал тебе. Спаси мою дочь от провала, вылечи мой журнал от страшной хвори, что она напустит.

Рука соскальзывает с ручки и Клео шарахается в сторону, боясь, что её заметят.

Дыхание становится частым и веет жаром, по лбу стекает капля пота. Даже в царстве снежной королевы ей жарко.

Блузка намокает, и ткань прилипает к спине.

Бросившись к столикам, закрытым фанерой, Клео подхватывает со стола папку, пытаясь создать искусственный ветер.

Тело её обессилено опускается на стул.

Дочь, о которой она мечтала…

Клео знала, что мать недовольна ей, так было с самого детства, но сегодня… была катастрофа.

Полномасштабная, вселенская катастрофа.

Официально, Эвелин Макалистер ненавидит свою дочь.

4 глава

Самообман был последней соломинкой, за которую я мог ухватиться.

Юкио Мисима.

Эвелин Макалистер исполнилось тридцать три, когда она решила, что хочет ребёнка.

Это пришло внезапно.

Она просто сидела за рабочим столом, дописывала письмо редактора для очередного номера, пыталась разобраться в заваливших стол эскизах, когда увидела бывшую лучшую подругу.

Когда Эвелин училась в колледже, они общались.

Вместе состояли в литературном клубе, смотрели одни, и те же фильмы, влюблялись в одних, и тех же актёров, и мечтали стать знаменитыми.