Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы

Баландашек увлекает ее налево, они исчезают за дверью, ведущей в галерею.

Т е ф у а н (входит из залы и осматривается; про себя). Хорошо — эта парочка эротических дегенератов испарилась. (В залу.) Можно входить, прошу вас. Можем поговорить спокойно. (Входят: П р о т р у д а, Г а л л ю ц и н а и А б л о п у т о.) Ну, теперь и мы, старцы, стоящие одной ногой в гробу, и вы, мумии, испепеленные жаром прошлого, можем наконец наговориться досыта и без околичностей.

П р о т р у д а (присев на диван). Скажу прямо: мне эта тайная власть надоела. Я хочу царствовать, восседая на троне, а не на стуле в передней у этого господина, которого все считают большим человеком. Я желаю власти явной.

А б л о п у т о. Ваше Превосходительство, все это будет, неизбежно будет. Только потерпите. Вы, женщины, совершенно не умеете ждать.

Т е ф у а н. А мне как раз это и нравится. Вхожу в ресторан — все меня знают как некоего Тефуана, черт-те кого. А я себе думаю: погодите, канальи, вам и невдомек, что это я вами правлю, автоматизирую вас без вашего ведома, и если когда-нибудь вы обретете блаженство в единении с Высшей Сущностью — то причиной тому — я, один только я, и никто другой. Простите, господа и дамы, я знаю цену и вам, но идея-то, в конце концов, моя.

Г а л л ю ц и н а. А если именно сегодня тебя кондрашка хватит, что тогда, господин граф? Ничем из всего этого ты насладиться не успеешь.

А б л о п у т о. Да, но зато — посмертная слава! Мы, мужчины, творцы нового, живем только после смерти. Все едино: художники мы или люди действия.

Г а л л ю ц и н а. Мы, женщины, вдобавок женщины пожилые, этого не понимаем. Мы кончаемся здесь и желаем, чтоб все было перед нами, как на блюдечке. Выкладывай сразу, что там у тебя есть, а нет — так пошел к черту. `A propos [14] : я пошла освежиться после уан-степа с Фибромой, и в какой-то комнате мы наткнулись на некое змеящееся сплетенье разъяренных гадов. Хозяин дома и кое-кто еще... гм — однако: молодость — прекрасная штука.

14

кстати (фр.)

А б л о п у т о (не давая ей продолжить). Фи! Да бросьте вы. Я понимаю, о чем вы, но и это у вас будет, мои прекрасные дамы. Только не сегодня. Право —не сегодня-завтра все прояснится. Я же специалист по военным революциям — «pronunciamiento», как их называют в Юго-Америке. Если по-доброму не выйдет, пущу в ход войска, и тогда уж всему конец.

Т е ф у а н. Воздержись пока, Мельхиор. Pronunciamiento не дают устойчивых результатов. Я снова начинаю с самой сути, а потом выныриваю на поверхность, под которой — пустота, никакой тебе сути, и — властвую, и власть моя безмерна. В театре я уже этого достиг. А теперь полностью отдамся вам, ведь у меня будет больше времени, если комедия дель арте приживется к Чистой Форме в театре. Незачем будет сочинять все эти пьесы, плодя так называемый «pure nonsense».

Ф и т я (вбегает справа). Помогите! Барыню принесли домой мертвую.

Несколько раз подпрыгивает на месте и выбегает.

А б л о п у т о. Вот те на! Ох и расстроится наш бедняга Каликст. Такая милая девушка была эта Спика.

Все встают, остолбенев. В зале слышен чужой, громоподобный голос.

Г о л о с. Прекратить танцы. Музыка — стоп. Труп в доме.

Из залы выходит директор Г а м р а ц и й В и г о р в накинутой на фрак шубе, слева выбегает Б а л а н д а ш е к и как бешеный бросается в правую дверь; публика из бальной залы бурлит у дверей в гостиную, музыка прекращается.

В и г о р. Господа и дамы, случилось несчастье. Я привез свою примадонну, графиню Спику Тремендозу — мертвой. Здесь все свои, и я могу говорить открыто. Хоть я и не принадлежу к вам (кланяется) — я с вами. (Медленно, с нажимом.) Бамблиони в припадке безумия убил единственную достойную его искусства партнершу, вонзив нож ей в сердце. Это связано с какими-то интригами внутри вашего круга. Тут замешана жена министра финансов, но дело не в том. Теперь я знаю название пьесы. Это был адский гиперфарс дель арте, — он называется... вдруг вылетело из головы, ага: «Метафизика двуглавого теленка». Толпа не знает об убийстве. Думает, что все разыграно. Мы должны использовать это. Я опасаюсь революции — гости моего дворца искусств разбежались по всему городу в бешеном, просто диком возбуждении. У президента было легкое кровоизлияние, но его мы спасли. Сейчас он в клубе лакеев и парикмахеров.

Т е ф у а н. Бедная Спика. Я так хотел, чтоб она еще немного помучилась. Да, нам следует скрыть этот факт. Вся наша затея провалится, если подлая чернь узнает, что на первой же репетиции были трупы. Потом, через какое-то время можно будет убивать друг друга вволю, но поначалу это может спровоцировать реакцию и возрождение прежнего, антиобщественного театра.

А б л о п у т о (таким тоном, будто он сделал величайшее открытие). Слушайте! Слушайте! Сделаем виновным Баландашека. Он убил графиню Тремендозу — здесь, на этой вилле. Мексиканский метод — сваливать вину на невиновных, которые и так ни на что не годны. Это как физиологический эксперимент над приговоренными к смерти. Звезда Баландашека сегодня закатилась. Ему уже все равно, а нам нет — о, нет! И потому мы им пожертвуем. Пожертвуем частью ради спасения целого, как говаривал Наполеон I. Глинтвусь! Поручик Кротовичка! С этой минуты вы на службе. Прошу держать своих людей в полной боевой готовности.

Глинтвусь надевает фуражку и берет под козырек.

В и г о р. Делайте что угодно. Я должен быть чист перед официальными властями. Остальное меня не касается.

В раскрытую правую дверь двое Л а к е е в вносят тело С п и к и. Она одета сильфидой: зеленое платье, голубые крылышки, на ногах зеленые туфельки с загнутыми носами. Сильно загримирована (двойная доза — так, чтобы грим был заметен из зрительного зала). Она удивительно красива и похожа на спящую. Аблопуто сбрасывает свою саблю с канапе, вдвоем с Тефуаном они переставляют канапе так, что оно стоит теперь наискосок, но не так, как раньше, а наоборот — ногами к зрительному залу. Принимают Спику из рук Лакеев и кладут ее лицом к залу — так, что ее видно слева. Голова Спики свисает к левой руке, рука касается земли. За телом идет Б а л а н д а ш е к, поддерживаемый Ф и т е й и М а р и а н н о й.

Б а л а н д а ш е к. Это я, я ее убил. Никто не виноват. Я выгнал ее из дому, как суку.

Падает у канапе на колени, целуя левую руку Спики у самой земли.

А б л о п у т о. Вот видите? Добрейший Баландашек сознался сам.

Б а л а н д а ш е к (резко встав). Я сознаюсь в том, в чем повинен. Но не признаю себя виновным в физическом убийстве. (Вновь падает.) Спика, Спикуся, одну тебя любил я всю свою жизнь, всю жалкую, нетворческую жизнь человека, который хотел творить, а вместо этого — коллекционировал чужие творения. О Боже! Я этого не вынесу: коллекционер и теоретик. Ох! Как низко я пал. Умираю, отравленный собственным ядом. Я тебе изменил, когда ты умирала там от руки этого дрянного актеришки Бамблиони. Я не выдержу, я умру прямо здесь.

А б л о п у т о. Чем умирать, лучше просто признайся, что это ты ее убил. Тебе все равно, а нам нет. О, нет!

Б а л а н д а ш е к (выпрямившись, на коленях). Ну пускай. Признаюсь. Это я убил мадам Тремендозу. Будь что будет.

Снова падает ниц.

Т е ф у а н (рухнув на колени по другую сторону канапе). И все же Спика была демонической женщиной. Господа и дамы! Я был ее мужем — я знаю все. Она была и остается демоном. Даже после смерти она — демон.

Валится на тело Спики и покрывает поцелуями ее ноги, прелестные ножки в зеленых туфельках с загнутыми носами. Тем временем из левой двери, подобно забарсученной гиене, вылетает Р о з и к а с распущенными волосами.

Р о з и к а. Я не отдам его. Он мой. Он отдался лишь мне одной в минуту глубочайших вожделений. Это и есть любовь — то, что он испытал ко мне. Остальное — чушь. Если вы его арестуете — я пойду за ним. Хочу, чтоб меня заперли с ним в одну камеру.