Дженнак неуязвимый
Шрифт:
– Лорд прав. Без метателей тут делать нечего, - обронил Ландмарк.
– Только в носу ковырять, - согласился Одон.
Борк вскипел.
– Тебе платят, батаб! Не за то платят, чтобы ты в носу ковырялся! Нужно будет, полезешь на стены без всяких метателей!
Протянув руку, Дженнак схватил Борка за плечо.
– Не за шерсть им платят, не за лес или скот - за кровь! Так что на стены никто не полезет. Пробьем бреши, тогда атакуем... А сейчас иди, командуй своими всадниками! Быстро!
Он подтолкнул Борка, и тот, хмурясь и ворча, направился к своему отряду.
– С норовом юноша, - сказал Одон.
– Россайны все упрямцы, - добавил Ландмарк.
– Молчать!
– негромко произнес Дженнак.
– Ваше мнение насчет Улоги и россайнов мне не интересно. Слушайте и выполняйте! Ты, Ландмарк, пошли три сотни на другой берег реки. Крепость стоит в
– Ясно, мой лорд. Будет сделано!
– Ландмарк вытянул руку в салюте.
– Ты, Одон, определи позиции для установки метателей и назначь команды стрелков. Я знаю, у тебя есть опытные люди... Бить кучно, по стене у Пирамиды Накомов. Нам нужен пролом в три-четыре длины копья.
– Исполню, мой вождь!
Батабы поспешно удалились. Ирасса, сын Ирассы, вытащил объемистую флягу, налил вина, подал Дженнаку. Тот выпил, не спуская глаз с аситской крепости. По ее углам высились две пирамиды — восьмиярусная, служившая хоганом Коком-Челю и пятиярусная, в которой обосновались военачальники. За нею стояла Пирамида Надзирающих, а за обителью сахема - Пирамида Судебного Ведомства, обе точно такой же конструкции и высоты, как у военных. От этих двух пирамид, удаленных от площади к западу, стены шли к пятой и последней, расположенной в середине речной излучины. Это шестиярусное строение предназначалось для Ведомства Налогов и в нем хранили казну и различные ценности. Река Росква плескалась прямо у подножий трех западных пирамид, так что выбраться из крепости на лодке труда не составляло. Если Невара решится покинуть обреченный город и умыкнуть свою пленницу, речная дорога самая верная... Необходимо ее перекрыть, и Дженнак надеялся, что трехсот бритунцев для этого хватит.
Ночью и под утро он был слишком занят, чтобы искать Чени за покровами Великой Пустоты. Над Росквой парил воздушный флот, корабли спускались вниз, выплескивали сотни воинов, которых нужно было снабдить проводниками, усилить ополченцами и отправить в то или иное место; Вальхар и его батабы требовали указаний, сновали посыльные от вождей Очага, гремели команды, лязгало оружие - словом, царила неизбежная суматоха, какая бывает в начале сражения. Затем пришлось отбивать атаки вышедших из крепости аситов, врачевать раненых, подвозить боеприпасы, пищу и воду. Привычные заботы накома, что позволяют укрепить сердце и не скользнуть во тьму отчаяния... Но за этой суетой, за властными жестами вождя, посылавшего воинов в битву, за его уверенным голосом и грозным ликом стояло ощущение беды. Он знал лишь то, что Чени жива и спрятана где-то в цитадели. Жива, но что с ней?.. Временами чудилось Дженнаку ее лицо, искаженное страданием, и слышался зовущий его голос... Но это был не проблеск истины, а игра взбудораженных чувств - ведь он не погружался в транс, не прозревал сиюминутных или грядущих событий. Для этого не хватало времени - над площадью свистели пули, лязгала сталь, тасситы рубились с россайнской конницей, потом он вел в атаку бритунцев и иберов, надеясь ворваться в цитадель вслед за отступающим врагом. Не получилось... Сжигаемый нетерпением, Дженнак подумал, не высадиться ли прямо в крепость с воздушных кораблей. Но эта затея было опасной - снаряд, ракета и даже залп из карабинов могли воспламенить наполненную газом оболочку, а воины Дженнака, в отличие от него, летать не умели.
Сейчас, в мгновение затишья, он потянулся было к крепости, но тут же отдернул свой ментальный щуп. Туап Шихе!.. Поглощенный собственной бедой, он забыл про акдама... Уцелевших во время бойни в Торговом Дворе было немного, их опрашивали люди Ах-Хишари, но Всевлад ничего не выведал о судьбе Светозары, о Чени и их телохранителях. По словам очевидцев, отряды тасситов быстро окружили Двор и ворвались внутрь, а дальше каждый сражался или спасался как мог. Если бойню устроил Невара - а в этом у Дженнака не было сомнений, - Чени и, возможно, дочь Всевлада, схватили Надзирающие, несколько лазутчиков, опытных в делах убийств и похищений. Конечно, женщинам не нанесли вреда, но что касается охранников...
Дженнак зажмурился, сделал несколько размеренных вдохов и выдохов, и, представив лицо Туапа Шихе, скользнул сквозь занавес Великой Пустоты. Ничего... совершенно ничего... Они с Туапом были знакомы слишком недолго, и, по прежнему опыту, он знал, что такого человека ему не найти на смертных тропах, ведущих в Чак Мооль. Не открывая глаз, он вызвал облик Чени, и она явилась в тот же миг. Правда, это видение
было неясным - Дженнаку мнилось, что она находится в сумрачной камере, освещенной тусклой эммелитовой лампой. Насчет обстановки этого узилища он ничего не мог сказать, даже не разглядел, есть ли там другие люди, однако уверился, что темница где-то в пирамиде, принадлежащей Надзирающим. Иное было бы странно, решил он и услыхал далекий голос цолкина Ирассы:– Лорд! Здоров ли ты, мой господин?
– Я отдыхаю, - хрипло пробормотал Дженнак, вынырнув из транса.
– Вина! Дай мне вина!
– Прости, я не знал..,
Ирасса, сын Ирассы, протянул ему чашу с вином, и руки их на миг соприкоснулись. «Этого я не отдам Чак Мооль, - подумалось Дженнаку, пока он прихлебывал терпкое иберское.
– Не отдам! Я должен вернуть его отцу, чтобы продлился их род, чтобы расстелили для него шелка любви, чтобы прожил он годы, не прожитые тем, другим Ирассой... Ирассой, которого я не сумел защитить и сохранить...»
Мелькнули перед ним ступени Храма Вещих Камней, тела его мертвых воинов и «Хасс», его драммар, пылающий в до- ланской гавани. Все повторялось в его жизни - битвы, потери, ушедшие во тьму друзья и возлюбленные... Но сейчас он был мудрее и его дар окреп; сейчас он мог предвидеть больше, мог лучше защитить и сохранить. Когда-то вера в богов давала ему силы... Теперь он верил в себя.
Он пробормотал прощальные слова, пожелав Туапу Шихе взойти на мост из радуги и пообещав ему достойное погребение. Потом мысли Дженнака обратились к Ро Неваре, к потомку вражеского рода, с сынами которого он встретился в юности и пролил их светлую кровь. Да, Великие Очаги сражались и соперничали друг с другом, их юноши бились в поединках совершеннолетия, их сагаморы плели интриги, старались расширить владения хитростью или силой. И все же, думал Дженнак, была и есть среди светлорожденных некая загадочная связь, таинственные нити, соединявшие их - возможно, отзвук крови или частица естества, доставшиеся от богов. Родича, врага ли, друга, они узнавали безошибочно; характерные черты обличья, сходное воспитание, вера в свою избранность были словно сигнал, что отстучали на барабане. Но кроме этих внешних признаков существовало что-то еще, заложенное на уровне инстинкта. Не удивительно, что Дженнак, сын Одисса, признал в Неваре светлую кровь; равным образом, не приходилось удивляться, что Невара этого не сделал, ибо его воспитание и жизнь, которую он вел, не подобали сыну Мейтассы. И все же его тянуло к Джену Джакарре, как тянется брусок железа к сильному магниту... И Дженнак впервые подумал, что страсть Невары к Чени тоже можно объяснить этим инстинктивным притяжением - ведь Невара из семьи, скрывавшей свой высокий род, и он не встречался с другими светлорожденными, ни с женщинами, ни с мужчинами. Лишь однажды глядел на них в Инкале - так, как смотрит нищий на золотые чейни в созвездии Тапира...
И, размышляя об этом на поле битвы, у площади, усеянной мертвыми телами, понял Дженнак, что Ро Невара не прикоснется к Чени без ее желания. Кровь не позволит ее оскорбить, кровь и сетанна светлорожденного, ибо насилие над женщиной, убийство ребенка и казнь невинного губят честь и гордость навсегда. Пожалуй, лишь недоброй памяти Фарасса был на такое способен... Но доказывает это лишь одно: и в соколином гнезде может родиться гриф-падальщик. А Ро Невара падальщиком не был! Скорее, он еще не осознал, кто он есть, и в страхе перед ревнивыми владыками Асатла старался позабыть о своем происхождении.
Дженнака окликнули, и он обернулся. Огибая кучи мусора, груды кирпича и обгоревших балок, к нему шел Борк Улога, а за ним след в след шагал юный Нево Ах-Хишари. Он был в шлеме и высоких сапогах, с палашом на перевязи, кинжалом и карабином - словом, выглядел бравым воином.
– Речной арсенал захвачен, но метатели еще не подвезли, - доложил Борк.
– Думаю, притащат через всплеск... Пока что Ах-Хишари прислал сына с любопытной новостью, а с ним - телегу с ломами и мотыгами.
Дженнак оглядел юношу с ног до головы, от сапог до шлема.
– Вижу, ты снарядился как воин... Почему? Ты ведь не любишь воевать?
– Моя сестра в беде, и твоя супруга, наша гостья, - промолвил Нево.
– г Могу ли я сидеть за столом и рисовать чертежи? Это было бы позором и потерей чести! Все наши мужчины сражаются, даже старый Тополь, мой...
Ты послушай, что он говорит!
– нетерпеливо прервал юношу Борк.
V Не о старом Тополе и семейной чести, а о подземных ходах, ведущих в крепость! Отсюда, из Тортового Двора, и из Храма Благого Тассилия! Я об этом слышал, да не верил, байкой считал, а Всевлад в точности знает! Вот, велел сыну вход отыскать... Найдешь, парень?