Дженнак неуязвимый

– Еще от Брасеры из Сериди: океане спокоен, погода нам благоприятствует. Теперь из Эллины от... от...

– От Махайрапограса, - подсказал Джума.
– У него верфи на Бирюзовом Берегу, у южной границы Россайнела Что он пишет?

– Слышен гром метателей. Флотилия в море Бумеранга обстреливает цитадель Баргас. Это Ма... Махай... словом, он послал корабль на разведку. Новости будут к концу дня.

Тишина, потом снова застрекотал печатный аппарат.

– От накома Вальхара, отец. Воздухолеты поднимаются, в них иберы и бритунцы. Остальные войска идут к Днапру. Наведены две переправы, прочие будут готовы через полтора всплеска. Корпуса, что стояли у Кива, уже в левобережье и двигаются к Восточным Валам. Четырнадцать тысяч пехоты, шесть конницы, сорок боевых машин с тяжелыми метателями.

– Этот Вальхар - орел из орлов, - с одобрением молвил Аполло Джума.
– Запиши, Талое: поощрить!

– В каких размерах, отец?

– Хмм... Пока двести чейни.

Талое заскрипел пером, а сделав запись, произнес:

– Поделись мудростью, отец. Как ты определил вознаграждение? Почему двести чейни, а не триста или пятьсот?

– Потому, что наведены две переправы, - объяснил Джума - А за Кив поощрять не будем, в Киве три каменных моста

Но Талое не отставал. Был он всем хорош, только слишком любопытен.

– Эти флоты, отец мой... Второй и Третий... Они плывут в Кейтаб, к Эйпонне, а война у нас в Россайнеле! Почему так?

– Потому и плывут, чтобы в Эйпонне не случилось войны, - сказал Аполло Джума.
– Третий флот встанет в Лимучати, чтобы охранять пролив и направление на Инкалу, Второй соединится с кораблями Дома Одисса и будет держать под контролем берега Ринкаса. Тогда аситам на восток не пройти! Это долг Риканны, сын, долг перед Кейтабом, Одиссаром и Арсоланой. Три века назад они приплыли сюда, преодолев океан на утлых суденышках, и одарили нас знанием и верой в великих богов, подобающей разумным людям. Сказано в Книге Тайн: что есть разум?.. Свет минувшего в кристалле будущих свершений... Вот они, эти свершения! Мы отдаем свой долг, помогая Эйпонне! Следим, чтобы пожар войны не разгорелся в другой половине мира!

– О!
– промолвил Талое.
– Ты, отец мой, говоришь как провидец и стратег! Великий стратег!

– Я говорю о том, что не мной задумано, - ответил Джума.
– Что до провидца и стратега... Да, есть у нас провидец и великий стратег! И он сейчас в Роскве.

–

Глава 9

Начало лета, Росква, Священная площадь и Пять Пирамид.

Я поведу речь об известных событиях в Роскве, случившихся в 1844 году в День Сосны Месяца Света, когда была захвачена городская цитадель. Мятежный Очаг и Тур Чегич, его вождь, долгие годы трудились над подготовкой восстания, но предусмотреть все не удалось. Казалось бы, в начале лета ситуация благоприятствовала успеху борьбы: у северной границы и за Днапром стояли вспомогательные войска, набранные в Риканне, к Пелту и Лодейному Причалу подошел бритунский флот, Тракт Вечерней Зари был перерезан около Удей-Улы изломщиками Сайберна, а боевые дружины и ополчения Очага находились повсеместно в полной готовности. По планам восставших главная битва должна была произойти на Северных и Западных Валах, куда подтягивались корпуса наемников из Риканны и многочисленные ополченцы, а столицу предполагалось взять «малой кровью». Однако в последний момент сахем аситов (или, возможно, его военачальники) решил сражаться за Роскву до конца, и в результате с Валов были переброшены значительные войсковые контингенты. Без сомнения мятеж в Роскве утопили бы в крови, а вождей Очага уничтожили, если бы не отряды бритунцев и иберов, которые прибыли в столицу на сотнях воздухолетов. Росква внезапно стала полем упорной борьбы, а ее эпицентром явилась битва за Пять Пирамид. До сих пор неясно, как Борку Улоге, одному из видных вождей Очага, удалось проникнуть в цитадель, но в День Сосны она пала, а сахем Коком-Чель и его приспешники погибли. Это стало началом конца - в ближайший месяц с более чем двухсотлетним владычеством аситов в Россайнеле было покончено. Их власть исчезла как пламя догоревшей свечи. Серета Хор «История догоревшей свечи», Росква, Школа знаний о былом, 1862 год от Пришествия Оримби Мооль.

Аполло Джума не ошибся - Дженнак был в Роскве. Стоя за обгоревшей кирпичной стеной Торгового Двора Ах-Хишари, он оглядывал площадь, что походила сейчас на кладбище - мертвецов сюда свезли, но погребальные костры еще не приготовили. Все обширное пространство от Двора до Храма Благого Тассилия и дальше, до высокой стены цитадели, было усеяно трупами людей и лошадей. Должно быть, воинов тут лежало побольше тысячи, иберов и бритунцев, аситов и россайнов; кто клинком поражен, кто пулей, кто взрывом громового шара. На площади царила тишина, но из других районов Росквы и с окраин города долетали звуки битвы - выстрелы, воинственные крики, топот, грохот взрывов, лязг. Дженнак прислушивался к этим шумам, стараясь различить скрип колес и характерное погромыхивание, какое издают тяжело груженные возы. Убедившись, что аситы крепко сидят в Пяти Пирамидах, он послал за метателями, но их еще не подвезли - возможно, по той причине, что ни один из аситских арсеналов взять еще не удалось.

– Что прикажешь, лорд?
– послышалось за его спиной.

Голос, молодой и звонкий, принадлежал Ирассе, сыну Ирассы, главы Банкирского Дома «Бритайя». Когда под утро зависли над сожженным Двором воздушные корабли, первым спустился вниз цолкин Ирасса, а за ним - сорок бритунских воинов, вставших вокруг Дженнака стеной. Цолкин же сказал, что это отборные люди, и посланы они его отцом для сохранения жизни и здоровья лорда Джакарры. И еще сказал, что поклялись они в верности у стен Лондаха, в том священном месте, где захоронен Грхаб-сеннамит, наставник и друг Сахема Бритайи, и будут они охранять лорда Джакарру как если бы он был самим Великим Вождем, увенчанным белыми перьями. При этих словах сердце Дженнака дрогнуло, и вспомнилось ему, как хоронили Грхаба - по воле его и желанию у лондахской крепостной стены. Ибо сказано: где закопаны кости сеннамита, там споткнется враг, и топор его покроет ржавчина, а на копье выступит кровь.

— Распоряжения, мой лорд?
– повторил Ирасса.

— Пошли за Улогой и батабами, - велел Дженнак.
– Пусть подойдут ко мне.

Он вытащил из-за пояса зрительную трубу и опять осмотрел площадь.

В Храме Благого Тассилия закрепился отряд иберов, а остальные воины батаба Одона заняли дворец Ах-Хишари, пострадавший гораздо меньше Торгового Двора - лишь один бок восьмиярусной пирамиды опалило пламя. Бритунцы, которыми командовал батаб Ландмарк, сосредоточились вдоль площади, укрывшись за рухнувшими стенами мастерских и лавок, грудами мусора, обгоревших бревен и переломанной мебели. В тылу у них стояла конница Борка Улоги, уже не такая многочисленная, как прежде - двести воинов из восьмисот пали в схватке с тасситскими всадниками. Среди бритунцев и иберов тоже погибли многие, но все же Дженнак располагал почти восемью тысячами бойцов. Как сообщали пленники, гарнизон в Пяти Пирамидах был меньше раза в полтора, но аситы прятались за крепкой восточной стеной и делать новые вылазки не рисковали. Из метателей тоже не стреляли - должно быть, в надежде положить противника картечью, когда бритунцы и иберы атакуют цитадель.

Подошли батабы и Борк Улога. Оба военачальника были лет на двадцать старше Борка, сухие, жилистые, с ухватками бывалых ветеранов; сероглазый Ландмарк выбрит наголо, у смуглого Одона рыжие волосы заплетены в косу, а усы свисают ниже подбородка. На площадь, заваленную трупами, они глядели без всяких эмоций, а вот Борк был мрачен - его дружина уменьшилась на четверть.

Большую часть иберов и бритунцев, что прибыли с накомом Вальхаром, Дженнак отправил на городские окраины, к станциям одноколесника, занятым отрядами городского гарнизона. На станции шли один за другим составы с войсками, снятыми с Северных и Западных Валов, и это было неприятным сюрпризом; кто-то из аситских вождей, сам наместник или Ция Каданга, главный наком, решил оборонять не страну, а столицу, что нарушало планы мятежников. Дженнак уже понимал, что малой кровью Роскву не взять - бои велись по всему городу, дружины Мятежного Очага и ополченцы штурмовали казармы, склады и арсеналы, а корпусам Вальхара досталось самое трудное - блокировать прибывающие подкрепления. К счастью, Вальхар успел развернуть вдоль транспортных линий группы подрывников, и временами отдаленный грохот намекал, что не всем составам суждено добраться до столицы.

Из трех прилетевших корпусов Дженнак отобрал по четыре тысячи бритунцев и иберов и, добавив к ним дружину Борка, занял восточную часть Священной площади. Противник дважды решился на вылазку: в первый раз в атаку пошла тасситская конница, сцепившаяся с дружинниками, во второй - пехота под прикрытием метателей. Но выбить восставших и их союзников из руин Торгового Двора не удалось, и после полудня схватка затихла. Аситы не могли справиться с бойцами Дженнака, имевшими численное превосходство, но и Дженнак не спешил идти на крепость в лоб. Ее стены были высотой в восемь длин копья, а над ними несокрушимыми утесами торчали пирамиды.

Одон и Ландмарк молчали; им, людям войны, было понятно, что первым говорит командир. Но Борк Улога такой дисциплиной не отличался. Ткнув пальцем в сторону цитадели, он возбужденно заговорил:

– Надо раздавить этот гадючник! Главных змеев перебьем, змееныши сдадутся! Коком-Челя с Кадангой зарезать... а лучше того, в бассейн с кайманами... тасситов, вражье племя, к стенке... чиноников-атлов подвесить за ребро на крюк, а...

– Я выслушаю твои предложения, но позже, - ледяным тоном произнес Дженнак.
– А сейчас отправь по сотне всадников к Южному, Северному и Речному арсеналам. Если хоть один из них захвачен, пусть твои люди везут сюда метатели. Не полевые, а крепостные, десятка два, а лучше больше. И пусть не забудут снаряды.