Джесси
Шрифт:
– Нет, это уже какой-то духовный мазохизм! Этого, я не пойму никогда… Впрочем, мне это, наверное, и не потребуется. Прости, но мне действительно хочется уйти из церкви… Буду падать, пока Бог не подхватит! Ведь именно об этом, по-моему, ты только что и рассказывал? И потом – ведь у меня, оказывается, ещё есть время, чтобы вновь покаяться…
Гена взглянул на Вику – её лицо было взволновано, пальцы нервно комкали белый батистовый платочек. Зная её, он понимал: всё то, что она сейчас говорит, полная противоположность тому, что она чувствует и чего хочет на самом деле. И если бы это было не так, он лучше бы промолчал, оставив это на усмотрение Бога и времени.
– Ты крайне
– Ты красиво говоришь, заслушаться можно…
– Лишь то, во что верю сам.
– И в дальнейшее совершенствование на небесах?
– Это только мое предположение.
– Жаль, мне очень понравилось…
– Учить и говорить правильные слова легко… Гораздо труднее вспомнить о них, когда это необходимо. А в моей жизни все произошло именно так.
– Ты всё еще жалеешь об этом?
– Нет. – Он взглянул на неё, в его взгляде светились веселые искорки. – К тому же, у меня есть мой ангел хранитель.
– Ангел?!
– Да! И это – ты. Ведь именно благодаря тебе я живу вновь.
– Ты преувеличиваешь и явно льстишь мне.
Её глаза уже не были столь грустны.
Как это часто бывает весной, быстро сменилась погода. Со стороны реки небо, клубясь, затягивали тучи. Слышались дальние громовые раскаты. Потянуло прохладой, и стал накрапывать небольшой дождь. Вика зябко поежилась, и Гена предложил идти к общежитию. Вике почему-то вдруг вспомнился тот давний вечер у реки, на сенокосе, и ее наивная полудетская влюбленность.
– Скажи, а ты по-прежнему считаешь меня маленькой взбалмошной девчонкой?..
– «По-прежнему» наверняка относится к какому-то очень далёкому времени, – попытался отшутиться Гена.
– Не притворяйся, будто не догадываешься, о чём я!
– Нет, я давно уже не считаю тебя таковой. Прошло время, ты повзрослела, очень изменилась. Изменилось и моё отношение к тебе.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что выслушал. Мне сегодня и вправду это было очень нужно…
– Я чем-то ещё, кроме как только выслушать, могу тебе помочь?..
Вика грустно улыбнулась.
– Помнится, год назад я предложила
тебе свою помощь, когда ты был примерно в такой же ситуации, как и я сейчас… И ты ответил, что можешь помочь себе только сам.– Наша жизнь – это во многом наш выбор.
– Хочешь сказать, что всё будет так, как я решу?
– Не всё, но многое.
Вике вспомнился сон, и слова, что незримая рука направляет колесо фортуны, и судьба человека не в его руках и что всё определяет время и случай… И ей почему-то стало страшно.
Тем временем они уже подошли к общежитию. Тучи проносило стороной, и дождь, лишь смочив асфальт и прибив пыль, но так и не начавшись в полную силу, прекратился. Воздух был прохладен и чист. Омытое дождем, садилось за домами солнце. Свежо и ярко зеленели листья растущих близ общежития кленов и акаций. Гена вздохнул полной грудью и улыбнулся.
– Зайдем к нам, девчонки будут рады, – пригласила Вика.
– Спасибо, но в следующий раз, – извинился Гена.
Тут открылось окно Викиной комнаты на втором этаже.
– Гена! – махала рукой Надя. – Давай к нам, Наташка уже чайник ставит!
Гена и Вика переглянулись, рассмеялись.
– Ну, что ж – делать нечего, чай так чай! – развёл руками Гена.
За столом было весело, однако во взгляде Вики всё ещё сквозила грусть, что не осталось незамеченным её подругами.
– Вика, вот вправду: ты или влюбилась в кого-то, или же наоборот – разлюбила! – Весело стрельнула взглядом Наташа на Гену.
– Наташ, ну хватит уже! У тебя чуть что: или влюбилась, или разлюбилась… Как будто у человека других проблем быть не может! – беззлобно отчитала ее Надя.
– Ну, всё-всё! Молчу, как рыба! Уж и сказать ничего нельзя… – обиделась в шутку Наташа.
Атмосфера в комнате была домашняя, веяла теплом. Даже в казенной обстановке студенческой общаги девчата ухитрялись создать уют, и Гене нравилось бывать у них. Но сегодня он не стал засиживаться долго и, поблагодарив за чай, засобирался домой. Вика вышла проводить его. Они вместе сошли по ступеням общежития. Гена попрощался и пошел по дорожке, но, пройдя немного и, подчиняясь внутреннему наитию, обернулся. Вика стояла на том же месте и смотрела ему вслед. Он вернулся к ней, взял её руки в свои.
– Ты что-то хочешь сказать мне?
– Гена, ты только не обижайся, ладно?..
– Пока ещё не знаю даже – за что.
– Не заходи за мной завтра, когда пойдёшь в церковь… Хорошо?..
– Хорошо. Только при чем здесь «не обижайся?»
– Мне показалось, что ты можешь обидеться… А мне нужно просто разобраться в себе самой.
– Ты вольна поступать так, как знаешь, и тебе не нужно не перед кем оправдываться. И уж тем более – чувствовать себя виноватой. – Он чуть сжал её пальцы, улыбнулся. – Иди в комнату, отдохни, хорошенько выспись и если хочешь – я приду к тебе завтра вечером.
– Приходи, я буду ждать… – Колыхнулись радостные огоньки в её глазах.
Вока примерял перед зеркалом одежду, которую носил до армии. Костюм, бывший впору два года назад, теперь плотно обтягивал фигуру, собравшись морщинами у застегнутых пуговиц. Он присел, вытянув вперед руки – раздался треск лопнувших по швам брюк. Стоявшая в дверях Катюшка прыснула от смеха. Вока оглянулся. Катюша стояла, зажав рот ладошкой, чтобы не рассмеяться еще громче. Вока хотел было уже рассердиться – всё-таки хоть и младший из братьев в семье, а её-то старше! Но представил себя со стороны и расхохотался сам. Он снял костюм; рубашка, стянутая пуговицами, готовыми вот-вот лопнуть, также представляла жалкое зрелище. На смех в комнату заглянул Павел, средний из братьев.