Джин Грин - Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014

Угли в глазах горели еще ярче и злее в черных впадинах. Громадные руки графа сжались в кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

– Сегодня я спрашиваю каждого, – продолжал фюрер, – с кем ты: с нами или против нас? Сегодня мы зовем каждого с собой на парад победы в Москве. Завтра будет поздно. Завтра мы не пожалеем дезертиров белой идеи!

– Это все? – спросил я, вставая.

– Это все, – ответил граф, продолжая сидеть. – Но вы, Павел Николаевич, не спешите с ответом. Вы многое сделали для эмигрантских организаций, мы помним вашу щедрость.

– Пригласив меня к себе в дом, – проговорил я, едва сдерживая гнев, – вы посмели прибегнуть к угрозам и запугиванию по отношению к дворянину и офицеру, к человеку, который старше вас по возрасту и воинскому званию. Граф, мне с вами не по пути! Прощайте!

Я вышел, громко хлопнув дверью. Впрочем, нет, без преувеличений: обитая кожей дверь закрылась совсем без шума.

В проходной меня долго не пропускал двуногий цербер, ссылаясь на то, что не получил на сей счет никаких приказаний. Несмотря на мои настойчивые требования, он якобы никак не мог связаться с графом по внутреннему телефону. Овчарки рычали и кидались на меня. Только через полчаса томительного и полного всевозможных тревожных предчувствий ожидания в проходную позвонил сам граф.

– Вы остыли? – спросил он меня ледяным тоном, подозвав к телефону. – Мне не хотелось, чтобы вы простудились, сгоряча выйдя на воздух. Сегодня так холодно.

– Ваше сиятельство! Я требую, чтобы вы меня сию минуту выпустили!

– До свидания, Павел Николаевич! – проскрежетало в трубке. – Я не прощаюсь: в Москве, или Петербурге, или в Нью-Йорке рано или поздно, но мы с вами встретимся. Обязательно встретимся!

В дверях я столкнулся с молодым человеком, лицо которого показалось мне странно знакомым. Он был одет в нацистскую форму гвардии Вонсяцкого.

– Ба! – воскликнул я, пораженный. – Федор Александрович! Ваше высочество! Вы ли это?!

– Собственной персоной, – ответил с усмешкой племянник царя Николая II.

– Что вы здесь делаете?!

– Как что? Работаю шофером у князя Вонсяцкого!

В своем «меркюри» я с невыразимым облегчением вытер платком мокрое от пота лицо. И на акселератор нажал так, словно за мной сам черт гнался.

Но больше всего я боялся, мчась по коннектикутскому шоссе со скоростью почти восемьдесят миль в час, что приеду в Нью-Йорк, куплю у первого попавшегося газетчика вечернюю газету и узнаю, что Москва пала…

На полях дневника Джин прочитал приписку:

«Встречу и разговор с Вонсяцким можно понять только в свете последующих событий: на следующий же день мы все узнали о начале грозного контрнаступления русской армии под Москвой и о вероломном налете японцев на Пирл-Харбор. Америка объявила войну Японии. Германия объявила войну Америке. Америка – Германии. Через несколько месяцев ФБР арестовало графа Вонсяцкого по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Суд посадил его вместе с шефом фашистского американо-германского Бунда в федеральную тюрьму. Так закончилась карьера фюрера всея Руси».

Далее Джин прочитал еще одну карандашную приписку отца:

«Тот день был великим праздником. Россия, моя Россия истекала кровью, но не падала на колени. Значит, сильна Россия, не ослаблена, а укреплена революцией. Значит, дело России правое и победа будет за ней! Так началось мое прозрение…»

Третий раунд Сдвоенные молнии

«Per aspera ad astra». [60]

60

Через трудности к звездам – латинская пословица

Глава тринадцатая Клинч

(Перевод Г. П.)

Когда мастер-сержант Дик Галифакс оглядел пеструю толпу своих будущих питомцев, взгляд его остановился на Грине.

Джин был задумчив, не суетлив и элегантен. Спортивная темно-синяя рубашка, легкие спортивные брюки цвета маренго, оксфордские ботинки, сшитый на заказ клетчатый твидовый пиджак – все явно приобреталось в дорогих магазинах.

– Временно будете старшим! – сказал Дик. – Вы из рэйнджеров?

– Из штатских.

– Тогда отставить!

– Если не возражаете, старшим могу быть я, – предложил свои услуги гигантского роста американец. Он представился: – Сержант Бак Вуд, или Бастер.

– Хорошо, – подумав, согласился мастер-сержант. – Посадка через тридцать минут. Вон там, видите, «локхид» – это наш толстопузый Си-130.

– Ясно, сэр… Все слышали, кто теперь старший? – Бастер гоготнул и тут же жестом подозвал к себе первого попавшегося на глаза парня из их команды.

– Матео-Хуан-Мария-Хименес де Малино, – доложил тот.

– Мэт! – Бастер перечеркнул пышный перечень его имен. – Горючее есть? Голова от похмелья разламывается.

– Я и, сам бы не прочь опохмелиться, – пожаловался Мэт.

– То ли дело у вас в Гаване!

– Мы еще там будем, – сверкнул глазами Мэт.

– Мне там нечего делать, – отрезал Бастер и отошел.

Джин вместе со своей командой прилетел в Форт-Беннинг для того, чтобы, сделав пересадку, отправиться в конечный пункт назначения – Форт-Брагг.

В школы Брагга, как правило, отбирались лучшие рэйнджеры отличившихся батальонов.

Перед тем как они приступали к занятиям в специальных войсках, им жаловали отпуск – «Ар-энд-ар». [61] Отпуск! Пять дней полной свободы. Хочешь, езжай домой, хочешь, пей-гуляй, пока звенят в кармане деньги.

Кроме долговязого Стиллберда, которого Бастер сразу же окрестил Берди, никто из отпускников не поехал домой.

Стиллберд был высокий, худой, с руками ниже колен, с аккуратным пластырем на лбу, с умными грустными иудейскими глазами, хотя, как он объяснял, у него в крови было лишь «два-три заблудившихся еврейских эритроцита».

61

«Ар-энд-ар» – «Рест энд рикриэйшн» – отпуск в армии США (Прим. переводчиков.)

– Был у мамы, говоришь? – переспросил его Бастер.

– У мамы. Она работает кассиршей в «Армии спасения».

– Мама – хорошо, а «кошкин дом» [62] – лучше, – заявил Бастер. – А это что у тебя?

– Браслет.

– С секретом?

– Нет, он просто магнитный, от гипертонии.

– Ты болеешь? – удивился Бастер.

– Да, то есть нет… Боюсь заболеть.

– Сразу видно, что браслет не золотой, – вмешался в разговор странного вида итальянец. Он стоял, привалившись спиной к штабелю ракет.

62

«Кошкин дом» – (слэнг) – публичный дом. (Прим. переводчиков.)