Джин Грин - Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014
Шрифт:
…Обратно они шли быстрым шагом. Еще четыре мили.
У мастера-сержанта было лицо хорошо выспавшегося человека, и он, естественно, не жалел ни себя, ни других.
– Выше голову и ноги, нас ждут вино и женщины! – самозабвенно повторял он чью-то пошлость.
Чак приготовил своим питомцам новый сюрприз. Он встретил их командой:
– Песню!
Все недоуменно молчали.
– Выровнять строй! – вновь скомандовал Чак. – Песню!
И снова тягостное молчание.
– Попрошу песню! – на этот раз прозвучало угрожающе.
– Какую? – недоумевая, спросил Тэкс.
– Все равно… Пусть
И Тэкс тотчас же запел патриотический гимн «Боже, благослови Америку!..»
Вслед за ним запел Бастер. Бастер пел так, словно находился не в строю, а брел на свидание.
Я замечу тебя одну среди всех. И если ты влюблена, Приходи, крошка, ровно в семь С подругой или одна.Мэт не пел, а, выкатив глаза, рычал:
Ада, Ада! Открой двери ада. Ада, Ада! Открой эту дверь. Ада, Ада! Открой двери ада, Или я открою ее своим кольтом Калибра сорок пять.А негр Джордж пел что-то грустное, заунывное. Он сразу же сбился с ноги, наступил на каблук Берди и смущенно замолчал. Всю команду смешил Берди.
– «Вперед, солдаты Христа», – тонким голосом запел он гимн «Армии спасения».
А Чак то бегал вдоль строя, приглядываясь к поющим, то отставал, то опережал идущих, прислушиваясь, кто же все-таки не поет.
Не пел Джин.
– Песню! – перекричав всех, потребовал Чак. Джин молчал.
– Песню! – снова крикнул Чак. – Строй, стой! – скомандовал он.
То, что называлось строем, остановилось.
– Разойдись! – прогремела команда. Битюк подошел к Джину.
– У рядового Грина плохой слух? – почти шепотом спросил он.
Джин не сообразил, что нужно было бы на это ответить.
– Вы меня слышите? – продолжал, накаляясь, Чак.
– Слышу.
– Сэр, – поправил Джина Чак, – хорошо слышите?
– Я вас слушаю! – Лицо Джина заострилось, глаза сузились.
– Сэр, – на этот раз громче произнес Чак и неожиданно ударил Джина по челюсти правой снизу.
В какую-то сотую долю секунды острым чутьем боксера Джин угадал направление удара, подтянул подбородок к плечу, пытаясь прикрыть челюсть плечом и открытой ладонью левой руки. Но он все же не удержал удар, качнулся и упал. Упал, но тотчас же поднялся.
– Свои всегда хуже чужих, – сказал Чак.
– У меня плохой слух, но хорошая память, – сказал Джин.
– Сэр, – выдавил Чак и ударил снова. Теперь уже всем корпусом.
Джин и тут успел увернуться.
– Джамп! – рявкнул Чак. – Прыгай!
К удивлению Чака, Джин взвился в воздух, с криком: «Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи!..», приземлился так, как это положено воздушным десантникам-парашютистам – ноги вместе и согнуты, пружинят в коленях, руки растопырены.
– Отставить! – гаркнул Чак, в изумлении глядя на новичка. Откуда было знать Чаку, что Лот давно рассказал Джину, что надо делать в Брагге по команде «Джамп!»
– Десять прыжков на корточках! – заревел
Чак. И тут Джин перехитрил брагговского солдафона – подпрыгнул десять раз, подпрыгнул сверх нормы одиннадцатый и проорал:– В честь воздушных десантников!
– А ты парень не дурак, – промямлил сраженный Чак.
С этого момента все новобранцы поняли, что эти две команды – самые популярные в Форт-Брагге. Команда «Джамп!» гремела днем и ночью при любом столкновении с начальством, по дороге в сортир, в столовой, во время молитвы. «Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи» – это отсчет секунд перед раскрытием парашюта рывком кольца, а упражнение в целом было направлено на отработку автоматизма действий у десантников.
– ДЖАМП!
Ночью их подняли по тревоге.
– Живей, живей! Не у мамы в гостях, – торопил Дик. – Что это у тебя? – спросил он Грина, глядя на его вспухшее лицо.
– Аллергия.
– Что?
– Есть такая болезнь – аллергия. Невосприимчивость…
– К военной службе? – Дик с любопытством разглядывал обезображенное лицо Джина.
– У вас можно достать свинцовую примочку? – мимоходом спросил он у Дика.
– А ты кто, врач?
– Без диплома.
– Здесь получишь диплом… Веселей, ребята. Приходи утром в санчасть, скажи: «Дик прислал», только Чаку ни звука. Он не отходчив…
Команда собиралась на построение в полусне. Все еле держались на ногах. Дик скомандовал:
– Смир-р-рна-а!
Строй замер.
– Сообщаю следующее – начал было мастер-сержант; он прошелся вдоль строя и остановился около Берди. – Вы плохо себя чувствуете, Стиллберд? – безучастно спросил он.
– Напротив! Я в отличной форме, сэр, – бодро произнес Берди. – Я просто всегда плохо выгляжу.
– Так вот… Завтра, – оставив без внимания реплику Стиллберда, продолжал Дик, – вы получите винтовки системы «гранд М-13» и штыки. В полдень начнем подготовку к прыжкам с парашютом. Подъем в пять ноль-ноль. Разойдись!
Джин уснул сразу же, так, словно провалился в бездну.
Его дважды будил Берди.
– Что? – вскидывался Джин.
– Ты кричишь.
– А-а-а… – бурчал он, засыпая.
Ему снилось, как на него, лежащего на голой земле, с горы катилась огромная винная бочка, та, которую он видел когда-то на выставке калифорнийских монахов-виноделов. Затычка из бочки выскочила на ходу, и вино, расплескиваясь красными обручами, катилось рядом с бочкой, а та, стремительно надвигаясь, катилась бесшумно.
– Джамп! – слышал он чей-то знакомый голос. Он хотел подняться, но не мог.
А потом бочка превратилась в огромный дребезжащий барабан, а затем появились четыре барабанщика. Два впереди, он в центре, а два – сзади. Чуть поодаль – караульный начальник Тэкс. А он, Джин, без погон, без шапки и почему-то с ремнем в руке.
Он шел по треку ипподрома Лорел. В ложах сидело множество знакомых. Среди них Хайли и Ширли. Ширли машет ему, подбадривая, Хайли жестом показывает: мол, выше голову, малыш. А он боится встретиться глазами с матерью и Натали и мучительно пытается вспомнить свою вину. И вспомнить не может. Вот наконец-то он поравнялся с балконом знакомого ему двухэтажного здания. На балконе, в центре, на месте, где когда-то стоял Трой Мидлборо, красуется Чак Битюк.