Джоанна Аларика

Педро брел по пыльному тротуару, держа руки в карманах и задумчиво насвистывая. Отвесными лучами, в упор, палило солнце. Газетчик на углу, под зонтиком из пальмовых листьев, лениво выкрикивал:

— Есть тираж Национальной лотереи Мехико! Полный список выигравших билетов! Спор столетия — Джина Лоллобриджида или София Лорен! Новое послание Ториэльо — гватемальский канцлер требует интернировать вооруженные отряды эмигрантов на территории братской республики Гондурас! Аргентинская кинозвезда высказывается по поводу «холодной войны»!..

Глава 8

Обед тянулся долго. К приятному удивлению Джоанны, за столом не была затронута ни одна политическая тема: говорили о погоде, о колебаниях цен на кофе, об авиационных катастрофах и «летающих тарелках». Даже падре Филипе рассказывал что-то вполне безобидное из истории иезуитских миссий в Парагвае.

Наконец обед закончился — без происшествий, не в пример вчерашнему ужину. Блеснув пыльным лаком, отъехала от крыльца последняя машина; наступил священный час сиесты. Монсон вместе с полковником Перальта, иезуитом и двумя приятелями уединился в своем кабинете. «Бедные, — с насмешливым сочувствием подумала Джоанна, — наконец-то отведут душу…»

В ее комнате с опущенными шторами было темно и прохладно. Джоанна торопливо, расшвыривая вещи по ковру, разделась и с разбегу кувыркнулась в постель.

Часа через два она проснулась в чудесном настроении. Солнце уже клонилось к западу, из столовой доносилось звякание посуды: накрывали к вечернему чаю. Мягко, едва слышно гудел кондиционер, вливая в комнату охлажденный воздух. Весело насвистывая, Джоанна натянула купальник и в дверях столкнулась с Хосефой.

— Чай подан, нинья, — доложила та.

— Не хочу, я иду купаться, — Джоанна мотнула головой, заправляя волосы под резиновую шапочку. — Почты еще не было?

— Нет еще. Там приехал этот, с лакированной головой…

— Лиценциат? Тем больше оснований удрать в бассейн. Ты убери у меня немного, здесь совершенно дикий беспорядок…

Дорожка была вымощена белыми плитками неправильной формы, между которыми росла декоративная травка. Осторожно ступая босыми ногами, Джоанна не прошла и половины, когда ее окликнул знакомый голос. Она оглянулась: лиценциат в теннисном костюме догонял ее торопливым шагом.

— Добрый день, сеньорита Джоанна, разрешите к вам присоединиться?

Джоанна страдальчески поморщилась и переступила с ноги на ногу.

— Присоединяйтесь, — кивнула она. — Не обращайте внимания, это я не из-за вас…

— В такую жару я не рекомендовал бы вам ходить босиком по камню, вы можете сжечь себе ступни.

— Благодарю за совет, они уже наполовину обуглились. Ну, скорее в бассейн, раздеться можно на ходу.

— С вашего позволения… я не собирался плавать, мне нужно поговорить с вами по делу… если разрешите…

— По делу — в такую жару? Вы неисправимый бизнесмен, дон Энрике. Хорошо, тогда подождите пять минут. Ай, мои пятки!..

Бросившись в воду с невысокого трамплина, Джоанна вместо пяти минут проплавала добрых тридцать, потом поднялась по трапу и села на верхнюю ступеньку, болтая в воде ногами.

— Я вас слушаю, — сказала она, стащив резиновую шапочку и встряхивая волосами. — Что же вы стоите? Вон шезлонг, несите его сюда и садитесь.

Молодой адвокат торопливо повиновался: теперь вечернее солнце било ему прямо в лицо, и, может быть, потому он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Видите ли, сеньорита Джоанна, — начал он сбивчиво, — я буду краток, потому что… Надеюсь, с вами можно обойтись без преамбул… Хотя я отлично в курсе… Вы безусловно ошибаетесь во многом…

— В чем именно, дон Энрике? — спокойно спросила Джоанна.

— В ваших взглядах на сегодняшнюю внутреннюю ситуацию Гватемалы… Это безумное правительство ведет нашу страну к полному краху… В столице я вращался в весьма осведомленных кругах, и… Разумеется, обо всем этом не скажешь так, сразу… Тем более это очень сухая материя для немужского ума…

— Не бойтесь за мой ум, лисенсиадо Гарсиа, я не один год изучала сухие материи. Если можно, более конкретно.

По-видимому, конкретность мышления не являлась свойством мужского ума дона Энрике. Он говорил долго и бессвязно, путаясь в цифрах и фактах. Джоанна слушала его, чуть приподняв брови, следила за причудливой игрой расплывчатых солнечных пятен на дне и стенках бассейна, выложенных бирюзовым кафелем, и от души жалела будущих клиентов молодого адвоката. Наконец ей надоело.

— Простите, — сказала она, оборвав его на полуслове. — Насколько я понимаю, это все еще только преамбула, хотя вы сказали, что обойдетесь без нее. Перейдем же к делу, если это вас не затруднит.

— Слушаюсь, сеньорита Джоанна, — поспешно согласился дон Энрике. — Дело вот в чем. Я не сомневаюсь, что вы, как и вся честная молодежь Гватемалы, не можете оставаться равнодушной к судьбам родины…

— Безусловно нет.

Адвокат замялся. Джоанна подняла на него спокойные глаза.

— Я слушаю вас, дон Энрике.

— Дело вот в чем… Скажу вам по секрету, Гватемала скоро будет свободной. Скорее, чем думают… У нас есть много друзей в лимитрофах… Для того чтобы облегчить, м-м-м… этот процесс, внутри страны создана подпольная организация — главным образом молодежь… студенты… Вы понимаете?.. Я думал предложить вам… Ваш патриотический долг… Пока не поздно…

Замолчав, он облизнул пересохшие губы под тонкими, в ниточку пробритыми усами. Молчала и Джоанна, потрясенная услышанным. Молодежь, студенты — значит, не только дикари-плантаторы, но и молодежь готова помогать «друзьям из лимитрофов»… Впрочем, какая это молодежь, если она вся подобна этому кретину!.. Небо, что все это значит в конце концов? И почему он пришел именно к ней? Как он смел прийти к ней с такой мерзостью? И что ей теперь остается делать? Дать ему пощечину?

— Так, я надеюсь, вы согласны, сеньорита Джоанна?

Небо, какой идиот! Какой беспросветный идиот! Ведь трудно предположить, что он идет на предательство сознательно, что он действительно готов отдать свою собственную страну на растерзание «друзьям из лимитрофов».

Когда Джоанна заговорила, она сама удивилась спокойствию своего голоса: он только едва вздрагивал.

— Слушайте, дон Энрике! Я могла бы сейчас сказать вам «да» и через десять минут позвонить в жандармерию. Я не делаю этого только потому, что вы пришли ко мне сами, и я не могу заплатить предательством за доверие, хотя бы непрошеное. Может быть, я совершаю преступление, но иначе не могу.