Джульетта

–  Не обращай внимания, - сказала мне Малена, делая вид, что намеревается ударить его по голове подносом.
– Он из контрады делла Торре - Башни.
– Она сделала гримасу.
– Прирожденные шуты.

Посреди всеобщего веселья мое внимание привлек шум снаружи. Черный мотоцикл, на котором сидел байкер в шлеме с опущенным непрозрачным щитком, на секунду затормозил у кафе, вгляделся внутрь через стеклянную дверь и снова умчался, взревев мотором.

–  «Дукати монстр С-4», - нараспев продекламировал официант, словно читая рекламу в журнале, - Настоящий уличный хулиган. Мотор с жидкостным охлаждением. Заставляет мужчин жаждать крови, и они просыпаются в поту, пытаясь поймать мечту. Но у байка нет захватов для рук, так что… - Он намекающе похлопал себя по животу.

– Не сажай девушку кататься, если у тебя нет накачанной антиблокировочной системы тормозов.

–  Баста, баста, Дарио!
– перебила Малена.
– Tu parli di Iniente! [29]

–  Вам знаком этот тип?
– спросила я, стараясь говорить небрежно, но чувствуя себя как на иголках.

–  Этот?
– Она с пренебрежением округлила глаза.
– Знаешь, как люди говорят? Кто гремит на всю улицу, у того в голове много пустоты.

–  Я не на всю улицу гремлю!
– возмутился Дарио.

–  Я не о тебе, тупица! Я говорю об этом ничтожестве на мотоцикле!

–  Вы знаете, кто это?
– повторила я.

Малена пожала плечами:

–  Мне нравятся мужчины с машинами. Парни на мотоциклах - это плейбои. На мотоцикле только девушек катать. Разве посадишь на него детей, невесту, тещу?

–  Вот именно, - поддержал Дарио, многозначительно пошевелив бровями.
– Поэтому я коплю на мотоцикл.

Несколько клиентов, ожидавших в очереди за мной, начали шумно выражать недовольство и хотя Малена невозмутимо игнорировала их столько, сколько хотела, я сочла за лучшее отложить расспросы о Марескотти до другого раза.

По дороге из бара я беспокойно вертела головой, высматривая мотоцикл, но его нигде не было видно. Конечно, нельзя сказать наверняка, но интуиция подсказывала - это тот самый тип, который пугал меня прошлой ночью. Если этот плейбой действительно ищет ту единственную, которая сумеет по достоинству оценить его великолепный пресс, я знаю массу более удачных способов завязать знакомство.

Когда владелец букинистической лавки, наконец, вернулся с обеда, я сидела на верхней ступеньке, прислонившись спиной к двери, уже почти решив оставить свою затею. Но мое терпение было вознаграждено: милая старушка, чье высохшее тельце, казалось, поддерживает исключительно неуемное природное любопытство, кивнула, едва взглянув на учетную карточку.

–  Да-да, - сказала она, ничуть не удивившись.
– Это из университетского архива. Историческая коллекция. По-моему, они до сих пор пользуются старым каталогом. Дайте-ка посмотрю… Да, вот это означает «позднее Средневековье», а это - «местный». А вот, смотрите… - она вела пальцем по коду на карточке, - эта буква означает полку К, а это номер ящика, 3-176. Правда, здесь не сказано, что в ящике… Но код, означает именно это.
– С ходу разрешив загадку, старушка взглянула на меня, надеясь получить новую: - Откуда у вас эта карточка?

–  От матери… Скорее от отца. Он был профессором университета. Патрицио Толомеи.

Бабулька просияла как рождественская елка.

–  Я его помню! Я была его студенткой! Вы знаете, именно он собрал ту коллекцию! Я два лета подряд приклеивала номера на ящики. Не понимаю, почему он вынул эту карточку. Он приходил в бешенство, если учетной карточки не оказывалось на месте.

Кафедры Сиенского университета разбросаны по всему городу, но до исторического архива было рукой подать - сразу за городскими воротами Порта Туфи. Некоторое время я искала нужное здание среди безликих фасадов вдоль Дороги. Единственное, что выдавало образовательное учреждение, - коллаж из постеров социалистического направления на бетонном заборе.

Надеясь сойти за студентку, я вошла через дверь, которую мне описала владелица букинистической лавки, и направилась прямо в подвал. Из-за сиесты или потому, что летом здесь никого не было, я спустилась вниз, никого не встретив. В архиве было приятно прохладно и тихо. Дело начинало казаться до неприличия простым.

С единственной учетной карточкой в качестве путеводной нити я бродила по архиву, тщетно пытаясь отыскать нужную полку. Это была отдельная коллекция, как объяснила старушка, и даже двадцать лет назад ей редко пользовались. Мне предстояло зайти в самую дальнюю часть архива, но дело усложнял факт, что все отделы архива казались мне отдаленными. Попадавшиеся мне полки вообще не имели ящиков. Это были обычные книжные полки с книгами, а не артефактами. Среди них не было томика с биркой «К 3-176» на корешке.

После двадцатиминутных хождений мне пришло в голову попробовать сунуться в дверь в дальнем конце зала. Это была герметичная металлическая дверь вроде банковского сейфа в подвале палаццо Толомеи, но открылась она легко и бесшумно. За ней оказалась другая, меньшая комната с кондиционером; воздух в ней был специфическим - вроде смеси нафталина с шоколадом.

Здесь моя карточка, наконец, обрела смысл. Во второй комнате стояли стеллажи с ящиками, в точности как описала букинистка. Коллекция располагалась в хронологическом порядке, начиная с эпохи этрусков и заканчивая, полагаю, годом смерти моего отца. Было совершенно очевидно, что ею не пользовались - везде лежал толстый слой пыли, и когда я пыталась выкатить стремянку, она не сразу поддалась - проржавевшие колесики приросли к полу. Но я с ней справилась, и она с противным визгом покатилась по светлому линолеуму, оставляя за собой коричневые дорожки.

Поставив стремянку у полки К, я забралась наверх, чтобы получше рассмотреть ряд номер три, состоявший из примерно тридцати среднего размера ящиков, незаметных и труднодоступных. Идеальный тайник: добраться можно только с помощью стремянки, и нужно точно знать, что ищешь. Сперва казалось, что ящик 176 заперт, но когда я несколько раз хорошенько стукнула по нему кулаком, он смилостивился и кое-как выехал. Судя по всему, никто не открывал 176 после того, как отец закрыл его больше двадцати лет назад.

Внутри оказался большой сверток в воздухонепроницаемом коричневом пластике. Осторожно потыкав пакет, я поняла, что внутри какая-то упругая субстанция вроде упаковки поролона из магазина тканей. Заинтригованная, я вынула пакет из ящика, спустилась по стремянке и присела на нижнюю ступеньку.

Вместо того чтобы разорвать и снять пластик, я предпочла проковырять ногтем маленькую дырку. Как только внутрь ворвался воздух, пакет словно бы сделал глубокий вдох и из дыры показался уголок бледно-голубой ткани. Надорвав пакет еще немного, я пощупала ткань. Я не эксперт, но это явно был шелк и, несмотря на прекрасное состояние, очень старый.

Понимая, что подвергаю старинный артефакт вредному воздействию света и воздуха, я вынула сверток из пластика и начала разворачивать на коленях. Через секунду из шелка выпало что-то тяжелое, ударившись о пол с металлическим звуком.

Это был большой кинжал в золоченых ножнах, обернутый сложенной шелковой тканью. Я подняла его. На эфесе был выгравирован орел.

Сидя в архиве и взвешивая на руке нежданное сокровище, я вдруг услышала шаги в соседнем зале. Прекрасно сознавая, что нахожусь в хранилище, наверняка содержащем множество уникальных сокровищ, я вскочила, задохнувшись от вины и испуга, и бросилась к двери. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня накрыли в затейливо оборудованном подвале с климат-контролем.