Единственная моя
Шрифт:
– Что взяли, Дима? Магнитола-то… Магнитола цела? – с ядовитой нежностью поинтересовался полковник.
– Ничего не взяли, товарищ подковник, кроме пустой бутылки из-под водки.
– Не-е-ет, Дима!!! – взвыл полковник, разражаясь матом. – Это не пустая бутылка из-под водки! Это вещественное доказательство! Вещественное доказательство, которое ты просрал!!! Почему, мать твою, ты не сдал ее вчера в лабораторию?! Почему?.. Ай, да идите вы все!!!
Он добавил, куда им всем надо пойти, и отключился. И Бойцов тут же понял: если он сегодня не допросит Вову Кисляка с пристрастием,
А быть уволенным он не хотел. Он хотел быть уволившимся. И по этой самой причине он решил торчать возле двухэтажки до восьми, а если понадобится – и до десяти вечера. Вову надо было брать, пока соседка его не предупредила, что к нему следователь являлся. То есть прямо в тот самый момент, как Вова выйдет из своей машины.
Вова подъехал в половине девятого. Заглушил мотор, выбрался из машины, осмотрелся, задержав свой взгляд на машине Бойцова. Потом сунулся на заднее сиденье, достал оттуда два увесистых пакета и бодрой походкой, совсем не похожей на походку тяжелобольного человека, двинулся к подъезду.
– Владимир Николаевич? – окликнул его Бойцов, держась на всякий случай от него на безопасном расстоянии.
Болезный-то мог огреть одним из пакетов основательно.
– Ну! – Тот приостановился и чуть повернул голову к Бойцову: – Чё надо?
– Разговор есть. – Бойцов поспешил обогнать Владимира Петрова, Кисляка. – Серьезный разговор.
– Вызывай повесткой, если разговор есть, – посоветовал тот и попытался плечом оттереть Дмитрия от двери в подъезд.
Тот стоял не двигаясь.
– А откуда уверенность, что я повестку могу выписать? – удивленно вскинулся Бойцов, удостоверения он не доставал.
– Я вас за версту чую, – вскинул квадратный подбородок Кисляк. – Воздуху мне не хватает, когда вы рядом.
– А-а-а, понятно, – ухмыльнулся Бойцов, не пропуская Петрова домой. – Сразу обострение начинается? Так вроде все нормально, и на аппетит не жалуемся, а как менты рядом, так сразу туберкулез дает о себе знать. Так, что ли, Вова? Я правильно понял: туберкулез у тебя обостряется, когда представители власти на горизонте маячат?
Петров тяжело вздохнул, снова задрал подбородок к темному небу, что-то пробормотал вполголоса.
– Слышь, представитель, те чё надо конкретно, а? Спрашивай, да я пойду, а? – вполне миролюбиво проговорил Кисляк.
– Да вот хочет с тобой мой начальник переговорить, сил нет, как хочет. Проедемся до отделения?
– Э нет, – сразу попятился Петров. – Ни за что! Чтобы я в ментуру по доброй воле!!! Без повестки хрен поеду!!! И прав вы никаких не имеете. Если начнешь руками хватать, я на тебя заяву, начальник! Сразу скажу, что инвалида обижаешь, превышаешь полномочия.
Выучились все, сплюнул Бойцов. Шагу не ступи без церемоний. Даже такая мразь, как этот Кисляк, и тот их требует.
– Будет тебе повестка, и прямо сейчас, – скрипнул он зубами и начал набирать дежурную часть.
А там его разочаровали, а может, и обрадовали, сообщив, что полковник неожиданно сорвался в какую-то незапланированную командировку. То ли какие-то личные проблемы, то ли что-то еще, но никому ничего о
его поездке неизвестно.– Ну, чё? – Кисляк кивнул на потухший телефон Бойцова. – Отбой, что ли?
– Не совсем, Вова. – Ну не отпускать же его было без разговора, в самом деле. Хотелось полковнику сюрприз сделать и Вову прямо в кабинет притащить, но раз так, то и протокола будет достаточно. – В отдел я тебя не потащу, начальство неожиданно укатило в неизвестном направлении, оно тебя лицезреть желало. А поскольку мне ты в отделе не особо нужен, то…
– То что? – Петров сделал пробный шажок к подъезду, вход в который перегораживал ему настырный мент.
– То говорить станем сейчас у тебя дома. Чаем напоишь?
Петров снова зашептал что-то гневное вполголоса, без конца вспоминая чью-то мать. Потом посмотрел на свои окна, перевел взгляд на соседские. Узрел там любопытную старуху, прильнувшую к стеклу всем телом, тряхнул пакетами и нехотя проговорил:
– Ну пошли, чего с тобой делать? Не отстанешь ведь.
– Не отстану, – сознался Бойцов.
Они поднялись по лестнице. Петров неуловимым каким-то движением открыл свою дверь. Дима даже ключей в его руках не видел, будто ногтем открывал, честное слово. Вошли в прихожую. Хозяин включил свет. И Бойцов еле удержался от похвалы. Сдержался из вредности просто.
Чистота, порядок, свеженькие обои на стенах. Коврики на полу. Ни пепла, ни окурков, ни разбросанных газет или грязных носков. Лекарств, кстати, Бойцов тоже нигде не увидел. Даже на тумбочке возле разобранного дивана, служащего Петрову спальным местом, ни одной склянки. А так ведь не бывает, если у человека последняя стадия туберкулеза. Да и не кашлянул при нем Петров ни разу, чего уж.
– Сырник тебе инвалидность купил, да? – спросил он, усаживаясь в угол так, чтобы видна была дверь в комнату и окно при этом хорошо просматривалось.
– Чего его теперь поминать, помер человек, – ответил туманно Петров и даже на тот угол, где присел Бойцов, перекрестился, хотя ни одного образа тот не увидал. – Царствие ему небесное…
– А кто убил его, не знаешь? – перебил Бойцов.
– Я не убивал точно, – осклабился в радостной улыбке Петров, показав изъеденные тюрьмой до черноты зубы. – И Леня Бублик не убивал, зря его ты доставал.
– Ишь ты, какой осведомленный! – скривился недовольно Бойцов. – Профсоюз донес?
– Земля слухом полнится, – ответил Вова, аккуратно завернул одеяло с простыней, на которых спал, уселся на краешек дивана. – Все-то вы, менты, суетитесь, хватаете всех подряд, а на деле – пшик один от суеты вашей.
Он сцепил пальцы рук в замок, уложил их на коленках. Внимательно осмотрел комнату, в которой жил. Нахмурился, увидав три подсохших листика на пышной герани у зеркала. Хотел было встать, да передумал. Уставился на Бойцова недобро.
Тот молчал. Вова тоже не спешил с разговорами, ждал вопросов. Потом все же не выдержал паузы и начал ныть, и сразу стало понятно, с чего у него такое прозвище.
– И чего ты ко мне пристал, ну чего?! Живу я и живу, никого не трогаю. Тихо живу, безобидно. Ну чего тебе от меня надо, а, гражданин начальник? Я свое отсидел…