Единственная моя
Шрифт:
– Ой ли? А по слухам, ты раньше срока вышел по болезни. А как на деле? Что-то не выглядишь ты больным, Вова. А что, если тебе повторную комиссию устроить? Что она скажет? Каким будет результат, как думаешь?
– Ну чего ты пристал, ну чего? – чуть не заплакал Вова Кисляк, задергав кадыком. – Сначала на чай напрашиваешься, потом угрожаешь. Если есть что говорить, говори, чего грозишь-то?! Дай дожить спокойно. А болезнь моя… Может, она скрытно протекает, а? Ты вот с виду тоже здоровый, а как на самом деле? Может, у тебя все нутро больное?
От его затравленного взгляда Бойцову сделалось
– Хочу поговорить с тобой, Вова. И хочу, чтобы ты был со мной предельно откровенен.
– Чем могу уж, – развел руками Вова и тут же юрк глазами куда-то под стол. – Спрашивай, начальник.
– Ты вот тут мне про Леню Бублика говорил… – начал вкрадчиво Бойцов, решив подступать издалека. – И сказал будто, что не там мы ищем. Не там суетимся, а где надо, по-твоему?
– А вот не знаю я! – вскинулся Петров слишком поспешно и как-то испуганно, с чего Бойцов сразу заподозрил его в неискренности. – Ленька не убивал, точно знаю. Мелок, чтобы такое провернуть. И нанять никого не мог, на мели он. А что в кабаке орал на Сырника, то с дури великой. Кто завалить хочет, тот орать не станет.
– А партнер Сырникова по бизнесу, как думаешь, мог заказать его?
– А то! – фыркнул Петров, оживившись.
И снова Бойцов понял, что не туда свернул. Холодно, очень холодно.
– У кого бизнес делится, добра не жди.
– Так человек больно уважаемый, – напомнил Бойцов и ненароком будто тоже глянул под стол.
Ничего там не было, даже пыли. Значит, Петров просто глаза от него там прячет.
– Мало среди уважаемых гадов?! – удивленно отозвался Петров и выругался. – На кого сроду и не подумаешь, такое ворочают!
– Ладно, опустим это, – поморщился Дима.
Сколько времени у него ушло на то, чтобы навести справки о человеке, делавшем с Сырниковым бизнес! Да с самого начала расследования. Ведь сведения тщательно скрывались, добывались им с великим трудом. Человек-то о-го-го какой!
– Слушай, Вова, а кто еще мог желать смерти Сырникову?
– Не знаю, – сразу насупился Кисляк и вжал голову в плечи. – Я к нему претензий не имею и не имел.
– Оно и понятно! – фыркнул Бойцов и достал телефон из кармана. – Меня интересует: кто претензии к нему имел, Вова? Из ваших бывших собратьев? Тебе он группу по инвалидности сделал. Кому-то еще помог. Но ведь были и те, кто помощи от него не видел? Были?
– А не были! – взорвался вдруг до того сидевший смирно Вова. – Всем Сырник помог! Кому не лично, так семьи не оставил. Мужиком он был, мужиком и помер, понял, начальник!
– Нет, не понял, – вкрадчиво отозвался Бойцов и начал говорить в трубку мобильного, хотя никакого вызова не делал. – Алле, сержант, ты мне наряд пришли по адресу… Пиши… Да, есть тут один неразговорчивый, работать его станем…
– Э-э, да ты погоди, погоди, начальник!!! – заканючил сразу Вова, сорвался с места, подлетел к Бойцову и вцепился ему в коленку. – Да погоди, не кипятись. Всегда же можно договориться, погоди…
– Сержант! – Бойцов стряхнул руку Вовы Кисляка с колена и продиктовал адрес в мертвую трубку. – Записал? Молодец! Ты погоди пока с нарядом. Если что, я звякну.
– Ну
чего ты, а?! – обиженно засопел Кисляк, возвращаясь на диван и начиная раскачиваться вперед-назад, зажав ладони меж коленок. – Чего сразу наряд-то?! Говорить хотел – говори, чего сразу наряд-то?!– А то! – заорал на него Дима. – Будешь херню мне тут нести, закрою на трое суток! А пока сидеть будешь, я тебе медицинское обследование устрою по полной программе! И посмотрим, какой ты больной! Условно-досрочно освобожденный, мать твою!
– Ладно, ладно, ладно, не кипятись, начальник. Я скажу. – Он молитвенно сложил руки на груди. – Был один, кто Сырника обещал завалить после отсидки. Причем поклялся лично это сделать.
– Кто?
– Валет… Валетников Колька. Ему Сырник тоже принимался помогать, только без толку. Все возвращал.
– А семья что же? Семья Валетникова?
– А не было у него семьи, – опечалился фальшиво Кисляк, которому, конечно же, никого не было жаль. Так, играл по случаю на публику не совсем умело. – Один он остался, Валет-то. И остался один из-за Сырника. Потому и простить не мог. И поклялся, и на волю велел передать, что завалит того при любом раскладе, как выйдет.
– А чего же Сырник ему в зоне несчастный случай не устроил? – недоверчиво прищурился Бойцов.
– Так в авторитете Валет-то. Да и за дело Сырника обещал завалить. Тот от дел давно отошел, в кресло сел, если бы не его помощь братве, то сукой бы его сочли. А так вроде и не сука, но и не авторитет. А Валет – авторитет стопудово.
– Так за какое дело он обещал убить Сырникова, Валет твой?
– Колян пацана только начал приобщать к делу, когда нас взяли. Приблудный пацан у него жил, подобрал Колян его где-то на вокзале, с десяти лет воспитывал. Начал в дело его посвящать, а тут нас всех и повязали. Сырник ушел. Так и было договорено. Все на себя братва взяла.
– Ты себя главарем объявил, – кивнул Бойцов. – За то и группу тебе Сырников купил?
Вова промолчал, низко опустив голову.
– Ладно, дальше что?
– Ну… Все как по маслу кололись, один пацан Валетов начал пургу нести. Всех подряд сливал, включая Сырника.
– И утром его нашли в камере повешенным, – закончил за него Бойцов.
– Ну… Удавился пацан, не выдержал. – Вова так головы и не поднял, продолжая бубнить. – Валет потом бесновался, почти всех достал, кто с пацаном в камере сидел той ночью. Мало кто выжил к этому дню. И все, кто помирал, все на Сырника перед смертью указали. Его, мол, приказ с воли был пацана убрать. Вот Валет и поклялся его завалить. И это… Сырник боялся его! Сильно боялся, это точно!
– Это его ты с кладбища вез после похорон Сырникова?
– Кого его?! – удивился Вова Кисляк совсем неподдельно. – На Валета намекаешь?!
– Ну!
– Не-е-ет, Валету еще с полгода сидеть. Это точно. – Вова щелкнул себя ребром ладони по кадыку. – Вез барыгу какого-то заросшего. Одет – обосраться можно, а за такси баксами заплатил. Чудно!
– Всякое бывает. Высадил его где?
– Высадил?
Вова метнул на Бойцова укоряющий взгляд, мол, отстал бы, начальник. Но тот лишь подбородок в его сторону нацелил: говори, говори.