Единственная слабость
Шрифт:
— В таком случае не хотели бы вы присоединиться к нашей группе расследования? В связи с опасностью, исходящей от Киры, многие следователи покинули дело, и сейчас нам очень не хватает людей. А вы не только обладаете исключительно важной информацией, у вас за плечами служба в ФБР, чем может похвастать не каждый.
— Я? К группе расследования?
«Не улыбаться! Не улыбаться… Держаться…»
— Ой, простите, я не должен был так давить. Понимаю, это расследование очень опасное, и вам не хочется рисковать.
— О чем вы, Ягами-сан? Мой друг и бывшие сослуживцы никогда не простили бы меня, спасуй я сейчас. Разумеется, я согласна.
«Что ты
— В таком случае вы не покажете мне ваш паспорт? Для вступления в группу расследования необходима проверка ваших данных и одобрение L. Но, учитывая, что вы до этого работали под его руководством, полагаю, с последним не возникнет проблем.
«Ещё бы они возникли».
— Да, конечно, только… — она виновато отводит взгляд, из последних сил удерживая внутри предательскую улыбку, — я назвала вам не своё настоящее имя.
— Ничего, я понимаю, ведь мы говорим о Кире. Очень предусмотрительно с вашей стороны так подстраховаться.
«Покажи мне, Ягами Лайт!»
Она протягивает ему паспорт, выданный на имя Дженнифер Мэйсон, и смотрит, неотрывно смотрит на своего визави. Не моргая и даже почти не дыша. Рука сама тянется ко рту, и Эл привычно закусывает ноготь большого пальца, смотря, как Ягами, вытащив новый листок, что-то сосредоточенно строчит.
— Почему вы всё время смотрите на часы, Ягами-сан? — спрашивает она, когда он возвращает ей документ.
Его взгляд меняется за долю секунды, резко становясь твердым и властным, преисполненным превосходства и самодовольства.
— Просто я Кира.
«Значит, в этот момент или несколько секунд спустя я уже должна быть мертва».
Эл может его понять как никто. Может понять это чувство, когда ты полностью уверен в своей правоте и своём превосходстве. Может понять желание смотреть в глаза жертве, когда она понимает, что попалась на крючок, с которого уже не сорвётся. И может представить, какой реакции ждёт от неё Ягами Лайт. Ждёт ужасного осознания того, с кем она только что разговаривала и кому назвала своё имя.
Ждёт, но не дожидается.
Сдерживаться дальше выше её сил, и Эл заходится в приступе рваного кашляющего смеха. Она смеётся и смеётся. Почти до слёз, до истерики. Но потом, спустя несколько убийственно долгих секунд, всё же берёт себя в руки и поднимает на Ягами взгляд. Зеркально отражающий его собственный, коим он одарил её недавно. Губы растягиваются в хищной, почти издевательской ухмылке, и сейчас уже она наслаждается чужим недоумением, растерянностью и ужасом, что отражается в глазах.
— Приятно познакомиться, Кира, — медленно, растягивая каждое слово, говорит она, смотря ему прямо в глаза. — Я — L.
Капкан захлопывается.
Play
— Видел тебя сегодня на Одри-стрит, Эл. Неужели жара доконала даже тебя?
— Нет, в номере прохладно и хорошо. Но в последнее время я предпочитаю работать на выезде под видом собственного агента. Довольно забавно прикидываться кем-то другим. Временами я даже верить себе начинаю.
— О, могу тебя понять. Я уже и сам забыл, когда в последний раз назывался настоящим именем. Кажется, после приюта и вовсе ни разу. Я следую за тобой, то как журналист, то как вольный писатель, то просто как турист. Примерять на себя чужую личину забавно. Но все эти маски всё равно не позволяют забыться по-настоящему. Я всегда помню и всегда буду помнить, кто я на самом деле. Я твоя тень, Эл, твоя тьма. И
я никогда тебя не оставлю.— Ты моя слабость, Бей. Наверное, единственная слабость.
— И это ещё один стимул не покидать тебя. Рановато тебе ещё становиться совершенством, не имеющим слабых сторон.
Pause
— Жаль, что у нас такой конец, Кира.
Они находятся в тесной комнате размером три на три метра, находящейся под прицелом камер, (сейчас выключенных, но это известно только ей), и разговаривают. В масках уже нет смысла, и они оба не скрывают друг от друга своё истинное «я». Эл замирает напротив стула, к которому привязан Ягами Лайт, скованный по рукам и ногам, лишенный всякой возможности пошевелиться. Несмотря на бедственное положение, он не унижается, не пытается оправдаться, смотря на свою противницу с достоинством. И Эл невольно улыбается. Не издевательски или превосходственно, а чисто и открыто. Можно даже сказать, искренне.
— Если бы не доклад следившего за тобой Рея Пенбера, наше противостояние могло бы продлиться чуть дольше. В сообразительности и находчивости тебе не откажешь, но, полагаю, даже ты признаёшь, что немного заигрался. План с захватом автобуса был чудо как хорош, но он также являлся и слабым звеном. Честно говоря, я даже немного удивлена, что ты не предположил возможности того, что Пенбер может рассказать о случившемся. Хотя в тот момент ведь ещё ничто не говорило о том, что Кира может убивать не только сердечными приступами, так что и с этим всё ясно.
— А чем ты лучше, L? — усмехается он. — Ты знала о том, что мне известно его имя и лицо, но палец о палец не ударила, чтобы спасти его.
— Верно, не ударила, — невозмутимо кивает Эл, садясь на корточки и закусывая ноготь. — Ты ведь умеешь играть в шахматы, Ягами Лайт, и прекрасно знаешь, что иногда приходится идти на жертвы. Ты же не настолько глуп, чтобы верить СМИ? «L, величайший детектив столетия, легендарный поборник справедливости!» «Кира, защитник слабых, он справедливость!» Газетчики и телевизионщики сами создали для нас с тобой отличные образы, удобные для всех: для общества, для политиков. И никому бы в голову не пришло, что я — это L, а ты — это Кира.
Она ловит его взгляд, спокойный, понимающий, согласный.
— Так что нет, я ничем не лучше тебя, Кира. Мне нет дела до убитых тобой людей. Не было. И я ввязалась в противостояние с тобой уж точно не из идиотского чувства справедливости. Меня просто интересовал ты сам, а то, что я не знала способа, которым ты убивал, только подогревало любопытство. Жаль, что ты расстроил меня раньше времени… Если бы не это обстоятельство, я бы не удержалась от соблазна продлить нашу игру. Можно было закрыть глаза на слова Рея Пенбера и ничего не предпринимать. Да даже сейчас я вижу минимум три способа вытащить тебя отсюда. Я могла бы выпустить тебя, отправить по фальшивым документам в другую страну, вернуть тебе твою забавную убивающую тетрадь и дать пару месяцев, чтобы освоиться. И мы бы продолжили.
Похоже, подобная честность всё же выбивает Ягами из колеи, судя по тому, как становятся шире от удивления его глаза. Однако это продолжается всего пару секунд, прежде чем он снова берёт себя в руки и кривит губы в усмешке.
— Так я тебя расстроил? Великая L не может простить Киру за то, что он убил какого-то преступника?
— Да, не могу, — равнодушно кивает она. — Несмотря на его виновность и на то, что я сама упрятала его за решетку, простить тебе его смерть я не смогу. А знаешь, почему? Потому что теперь мне станет скучно.