Единственная. Твоя

Данияр поднял голову, и Любава мучительно покраснела. Какой взгляд! Обжечься можно!

— Твои родители уехали, потому что беременность проходила с постоянной угрозой, — обронил хрипло. По спине промаршировали мурашки, но Любава только вздохнула. — Веды старались ей помочь, но не всегда этого достаточно. В итоге одна из них прямым текстом указала, что путь твоих родителей лежит от нашей земли в большой город. Медицина… люди же не зря до нее умом дошли. Надо пользоваться, если уж боги знание в голову вложили. В общем, Назаров согласился помочь твоей матери. Но оборудование в лес не перетянешь…

— Поэтому они уехали, — закончила Любава тихо.

— Да. Я помню, как провожал их… Тетя Яря так боялась, что до Москвы они не успеют добраться. Она очень ждала тебя и не хотела терять.

А Любава почему-то припомнила ту самую фотографию. Родители и рядом Данияр. Еще подросток, но уже выглядевший мужчиной… Самым красивым и сильным. Вот бы им встретиться раньше! Зачем только она в тот универ документы понесла? Выучиться захотела, дура…

Пальцы дрогнули, крепче сжимаясь на мужском запястье, и, спохватившись, Любава отдернула руку:

— Мама успела, как видишь, — пробормотала, старясь за улыбкой скрыть неловкость.

А Данияр поднялся, сунул ей папку и, ни слова ни говоря, вышел во двор. Оставил ее одну разбираться со свалившимся на голову откровением.

Ну и правильно.

Данияр тяжело привалился к стене дома и выдохнул.

Сердце скакало, как шальное, бросало то в жар, то в холод, а вокруг запястья все еще горело ощущение тонких пальчиков. Схватить бы их, прижаться губами крепко-крепко и…

Глухо застонав, Данияр стукнулся затылком о кирпичную кладку.

Не помогло.

Не выбить из головы сладких мыслей об избранной, не вырвать ее из сердца. Навсегда теперь с ним образ хрупкой темноволосой девушки, глядевшей на него растерянно и так доверчиво, что дыхание оборвалось.

И он бросился бы к ней и укрыл в своих объятьях. Не отпускал бы вечность, каждую секунду восхваляя богов за удивительный подарок, но вместо этого сбежал. Между ним и Любавой нерушимой стеной стояла брачная клятва, которую он дал другой.

— Идиот… — простонал сквозь стиснутые зубы.

Жалких восемь месяцев не дотерпел! Не сумел удержать язык за зубами… Да и не мог бы. Варвара просчитала все. Сумела свести воедино и его тяжелую тоску, и долгое одиночество. Разожгла его интерес к себе колдовством, подвернулась под руку в нужный момент, ну а дальше дело за малым — аккуратно надавить на то, что девушку невинную обесчестил. А он и повелся, придурок!

С силой оттолкнувшись от стены, Данияр пошел по мощеной булыжником дороге к калитке.

Встречать гостя сизокрылого, который обратно спешил, надеясь застать на «горячем». Отелло чертов.

Серая бэха вынырнула из-за поворота и остановилась за кустами смородины.

Данияр сделал еще один шаг вперед, не обращая внимания на тонкий скулеж медведя. Зверь противился его решению, требовал со всех ног бежать к Любаве и спрятать ее от щенка подальше или увезти из Москвы вообще, но Данияр не шевелился.

Он должен поговорить с Владимиром. Даже если хочется сдохнуть.

Калитка распахнулась, и щенок застыл, явно не ожидая такой встречи.

— Что, думал я тут бурную деятельность развел? — усмехнулся Данияр, но вышло насквозь фальшиво.

Владимир почувствовал. Он — не Любавушка, в которой наивности по самую макушку.

— Хватит с меня сегодня лапши, Данияр Мстиславович, — скривился неприязненно. — Не знаю, на ком ты там женат, но сердцу не прикажешь, так ведь?

Данияр сжал кулаки, борясь с искушением как следует двинуть по холеной морде.

— По себе судишь? — обронил лениво.

Владимир набычился. Но в ястребиных глазах читался ответ. Данияр не мог его не увидеть — щенок был из их племени. Возможно, родись Владимир в сибирских лесах, Святобор даровал бы ему возможность парить в небесах хищной птицей. Случалось и такое.

Но родился он тут, в Москве. Ему и Любаву беречь.

— Только попробуй к ней сунуться, — продолжил стращать Владимир. — Я тебя из-под земли достану! Я видел, как ты на нее смотрел!

— А хочешь, она на тебя так смотреть будет?

Сказал как в прорубь головой нырнул. А во рту стало вязко от горечи. И сердце натужно стучало о ребра, мешало вздохнуть.

Владимир примолк. Глянул на него недоверчиво.

— Сам-то соображаешь, что несешь? — выдал, наконец.

— Соображаю. Вижу, что в твою сторону Любава головы не поворачивает. Но шанс обратить еевнимание на себя все же есть.

Ястребиные глаза Владимира так и вспыхнули:

— Какой?!

Данияр невесело усмехнулся. Как, однако, припекло, сразу за брошенную кость ухватился.

— Видел я здесь на районе ресторан «Чайка». Мы его проезжали. Встретимся завтра в девятнадцать вечера там. Все узнаешь.

Владимир фыркнул и прошел мимо него к дому — Любаву проверить. Но Данияр знал — придет. И от этого знания тошно — хоть вой.

Глава 19

Ночь выдалась душная. Любава крутилась на постели, как уж на сковородке, всю простынь в ком сбила, а заснуть не получалось.

Чертовы нервы!

Новость, что именно она — причина отъезда родителей, засела в голове острой занозой. Может, если бы беременность протекала легче, то их семья жила бы не в Москве, а в глухой сибирской деревушке… И, может, Данияр заметил бы не синеглазую соколицу, а ее — Любаву?

— Черт, — зашипела сквозь зубы.

Повернулась на один бок, на второй, а потом плюнула и вскочила на ноги.

Ей нужно выпить воды!

И совершенно не важно, что в гостиной расположился Данияр…

Любава тяжело сглотнула и почему-то поправила тонкую ночную сорочку.

Мужчина устроился на полу — скромный диванчик оказался ему постыдно мал. Любава возражала, конечно, предложила спальню родителей, хоть это было ей не совсем приятно, но Данияр или почувствовал это, или просто любил спать на жестком. Попросил только несколько одеял, на которых и устроился.

— В армии случалось на голой земле ночевать, — обронил скупо. — Мне будет удобно, спасибо.

Зато ей неудобно! Положила гостя на пол, а перед этим еще и пересоленной картошкой накормила. Позорище!