Единственная. Твоя

Данияр быстро накинул на себя одежду — армейская привычка! — и повернулся к Олесе.

— Принесла, что просил?

Женщина медленно кивнула.

А в синих глазах прятались тревога и боль. А еще острое чувство вины.

Напрасно! Олеся не могла видеть будущее и знать, как все случится. Веды вообще лишены этой способности — предвидеть. А вот нити небесных Прях спутать могут. Не все, только самые сильные. И он должен был раньше понять, что Варвара — одна из таких!

Данияр на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями.

Как бы не рвало сердце от тоски и ярости, но кое-что исправить он мог.

— Показывай уже, не томи, — кивнул на маленькую котомку, в которой прятался драгоценный пузырек.

Но Олеся по-прежнему не спешила.

— Ты уверен? Неправильно это…

— А то, что сейчас происходит — правильно? — ответил вопросом на вопрос. — Нет, так будет лучше всем.

Женщина вздохнула и склонилась к котомке — достать крохотный пузырек. Простое платье обрисовало еще ладную фигуру, а светлые волосы тяжелой волной упали к земле.

Данияр задумчиво осмотрел травницу. Все же Варвара очень похожа на мать. Просто копия. Но лишь внешне. Нутро, видно, взяла от отца. Мутная там была история… Дурная.

Уже это должно было насторожить! Но Варвара вела себя так мило. Наивно даже. Ей очень шла шкура добродушной овечки. А он не хотел судить о девушке лишь по ее родителям.

Тягостные размышления прервал тихий голос:

— Вот, держи, — Олеся протянула темную скляночку.

Крышка ее была плотно замазана воском и закручена на семь витков травяного жгута из семи трав.

Данияр взболтнул склянку и посмотрел на солнце. За толстым стеклом вязко колыхалась темно-бордовая жидкость.

— Точно сработает? — уточнил на всякий случай.

— Сработает. Этим зельем я отца Варвары опоила…

И женщина отвернулась. Но Данияр успел заметить в ее глазах блеск горючих слез.

Неужели до сих пор любит? Впрочем, его ноша ничуть не легче.

Тихое медвежье урчание завибрировало глубоко внутри. А вокруг шеи вспыхнуло ощущение прикосновения нежных девичьих рук. Его самый желанный ошейник…Он бы продал за него душу!

Но приходится торговать совестью…

Данияр обмотал вокруг горлышка склянки шнурок и запрятал драгоценность на груди.

— Спасибо, Олеся, — поблагодарил травницу.

Та лишь рукой махнула и отвернулась.

Как бы то ни было, Олеся всем сердцем любила дочь. И до сих пор не могла принять того, что родная кровь и единственная радость в жизни, решилась на жестокую подлость.

Круто развернувшись, Данияр поспешил обратно. Ему нужно собрать вещи и так, чтобы Варвара ничего не поняла.

Глава 16

— Так, вроде ничего не забыла, альбом взяла, мобильный… Ой, Дашенька, куда мне столько?

Любава всплеснула руками, разглядывая огромный сверток, который достала из корзинки сестра.

— Бери, ну что ты, — пропыхтела девушка. — Пирожки тут, пирог, рыбка еще… Что в поезде есть станешь? Ой, Любавушка… Возвращайся обратно, а? Ну зачем тебе Москва эта?

Рада и Олеся поддержали дружными кивками.

— Дарья правду говорит, — откликнулась травница. — Возвращайся. Хоть бы ко мне в ученицы.

— Или мне помощницей, — подхватила Рада. — Дочка моя вон в самое дальнее поселение ускакала. Муж у нее там… А мы тебе здесь найдем, — подмигнула хитро.

Любава неловко переступила с ноги на ногу.

Как сказать, что дела сердечные — то самое, что стеной стоит между ней и родной землей? Не будет ей тут жизни. Каждый раз натыкаться на Данияра и его соколицу…

Только о ней вспомнила — дверь распахнулась, и на пороге возникла Варвара.

Глянула на ее чемодан и расплылась в такой довольной улыбке, что немедленно захотелось плюнуть под ноги.

— Уже уезжаешь, Любавушка? — проворковала сахарно. — Давно пора…

Ох, ответить бы, но первой успела Олеся:

— Следи за языком, Варвара, — прикрикнула так, что соколица клюв разинула. — Дитем обзавелась, а сама не повзрослела!

— Твоими стараньями, матушка, — зашипела Варвара.

Любава мысленно присвистнула. А мать и дочь не очень-то ладят… Вон как взглядами меряются. Того гляди до драки дойдет. Но вмешалась Рада.

— Пришла проводить, Варвара? Так провожай. А если сказать нечего — иди себе. Вечером охотники уходят на промысел, им бы помочь.

Любава очень надеялась, что соколица исчезнет, но та лишь нос вздернула:

— Успею еще. А пока провожу, как полагается.

— Могла бы не утруждаться, — холодно обронила Любава. — Я уже почти собралась.

Но и прямой посыл не смутил Варвару. Девушка демонстративно устроилась на лавке и принялась наблюдать за сборами.

Любаве оставалось только зубы стиснуть. Уезжать со скандалом не хотелось, да и Варвара в положении… Зачем волновать ребенка? Маленький не виноват, что у него такая мать неприятная.

В тягостном молчании прошло минут десять. А показалось — вечность. Наконец, последние вещи были собраны.

— Присядем на дорожку, — вздохнула Дарья и с неприязнью глянула на Варвару.

Сестра совсем не боялась соколицу, но и провоцировать не торопилась. Понимала, что ссоры ни к чему не приведут.

Молча они расселись по лавкам. Любава старалась не обращать внимания на ухмылки Варвары и то, как та демонстративно гладит живот. Ну ее, эту веду доморощенную. А над возвращением обратно Любава еще очень крепко подумает…

Дверь опять скрипнула, впуская нового гостя, и Любава нервно схватилась за амулет. Данияр пришел!

— Отвезу к станции, — хмуро объявил мужчина.

Варвара сразу на ноги подскочила:

— Так Свят должен был!

— Свят занят, — отсек Данияр.

— Ну, тогда и я с вами!

— Дорогу после дождя развезло, трясти будет. Ты тут остаешься.

— Данияр верно говорит, — вступила Олеся. — Распутица знатная. Так что побереги дитя, не полезно ему это.

Глаза Варвары потемнели, на щеках выступили красные пятна. А Любава с трудом сдержала победную ухмылку. Так-то, соколица синеглазая! Раз в положении, то думай прежде всего о ребенке.