Единственный вдох
Шрифт:
Обнаружив неделю назад рубашку Джексона у себя на подушке и вдохнув его аромат, Ева уселась на полу и весь вечер плакала, уткнувшись в рубашку. Да, чувство вины сыграло над разумом злую шутку, но все равно так больно, словно сердце вырвали из груди.
Не следует спешить с Солом, как с Джексоном; напротив, надо быть осторожнее. Ева уже не так уверена в себе и в своих суждениях, особенно после того, как она почувствовала несуществующий аромат Джексона. Вдруг и сердце ее подводит? Трудно понять, влюбляется ли она в Сола – или не может забыть Джексона?
Через полчаса пути тропа выходит к
Сол снимает рюкзак, достает бутылку воды. Ева пьет жадными глотками, вытирает рот тыльной стороной ладони.
Она садится на поваленное дерево, дает ногам отдохнуть. Сол устраивается рядом.
– Когда-то здесь был наблюдательный пункт китобоев. На мысе устроили базу, чтобы следить за появлением китов и предупреждать своих.
Ева смотрит на океан. Кажется, что это место неподвластно времени, словно его основа – сама вечность.
– Здесь так спокойно…
– И мама всегда это говорила. Когда мы с Джексоном были маленькими, она брала нас с собой: мы сидели рядом с ней на покрывале и рисовали.
– Это то самое место?.. – вдруг понимает Ева.
Джексон рассказывал: лесной пожар застал их маму там, где она любила писать.
– Да.
Когда они поднимались по тропе, Ева заметила, что внизу деревья выше. Видимо, маленькие деревца наверху выросли после пожара.
– Тебе трудно находиться здесь?
Сол задумывается.
– Я давно здесь не был. Отец вообще не желал бывать на Уотлбуне, так что мне казалось, что неправильно приходить сюда, пусть и одному. – Сол скрещивает руки на груди, засовывает ладони в подмышки. – Маме нравилось это место, здесь развеян ее прах.
Вдалеке виднеется парусник.
– Джексона мучили кошмары.
– Правда? – удивляется Сол.
– Он просыпался, кашляя. Ему снилось, что горит лес и он ищет маму среди деревьев, пытается спасти ее.
– Я и не знал. Мы никогда не говорили о пожаре – ни с ним, ни с отцом.
– Почему?
Сол какое-то время размышляет, потом говорит:
– Наверное, было слишком трудно.
Сол с Евой идут в ногу, спускаются по тропе в тени елей, подгоняемые бризом с моря. Почему он заговорил о пожаре? Наверное, с Евой ему легко и тепло, как никогда прежде.
– Мне было тринадцать, Джексону пятнадцать. Все лето мы провели в хижине на Уотлбуне, оставалась неделя до школы. – Ева идет рядом. Тропа усыпана сосновыми иголками, шаги почти беззвучны. – Мы с отцом поехали на другой конец острова присмотреть прицеп для лодки. Парень, который продавал прицеп, держал водяных черепах – только из-за них я и поехал. В тринадцать черепахи меня интересовали как ничто другое. – Улыбка Евы обнадеживает, и Сол продолжает: – На обратном пути мы заметили дым. Огромное облако темного дыма поднималось в небо.
Дым казался волшебным, загадочным. Тринадцатилетний Сол был удивлен и обрадован; лесной пожар – всегда событие… Воспоминания пробуждают чувство вины.
– Из-за чего загорелось? – спрашивает Ева.
– Неизвестно. Лето стояло сухое, и деревья были словно спички. Может, костер, может, дети баловались… да что угодно.
Даже под осколком стекла сухие листья нагреваются и начинают тлеть.Тропинка становится уже, Сол и Ева спускаются дальше по одному. Сол идет впереди: так, не глядя на Еву, рассказывать легче.
– Отец высадил меня у хижины и велел никуда не пускать маму и Джексона, пока он не узнает, что происходит. Однако дома их не оказалось.
Сол пошел вдоль залива к хижине Жанетт. Джексон был у нее, валялся на диване и играл в «Супер Марио». Сол разозлился: это он дружил с Жанетт, а Джексону она даже не нравилась, зато у нее была приставка «Нинтендо».
– Видел пожар? – спросил Сол брата.
– Ага. – Джексон пожал плечами, не отрываясь от экрана.
Жанетт вышла на террасу посмотреть на клубы дыма.
– Думаешь, до нас дойдет?
– Конечно, нет, – ответил Джексон. – Пожарные наверняка уже тушат.
– Отец велел ждать в хижине, – сказал ему Сол.
Джексон закончил игру, положил джойстик и только тогда встал с дивана.
– Пошли.
Когда братья подходили к хижине, примчался Дирк, то и дело беспокойно глядя в небо.
– Где мама?
– Не знаю, – сказал Джексон. – Разве не дома?
– Наверное, пишет? – предположил Сол.
– В машину, быстро!
И вдруг пошел снег. Теплый ветер кружил бледные хлопья. Одна снежинка – легкая, почти невесомая – упала на руку. Сол коснулся ее пальцем, и на ладони остался темно-серый след.
Отец резко схватил его и потащил к машине. Наверх к мысу Игл-Кейп можно было добраться либо на полноприводном джипе, либо пешком через лес. На первой передаче Дирк взбирался по изрытой ямами дороге, двигатель натужно рычал. Ветки царапали машину, а Сола с Джексоном так подбрасывало на заднем сиденье, что они ударялись о крышу головой. Густой дым затянул дорогу, пробрался в машину через воздухозаборники и щели в дверях. Сол натянул футболку на голову, чтобы не закашляться.
Дирк обернулся, пристально посмотрел на ребят. Тогда Сол не понял, что пытался разглядеть отец: Дирк решал, стоит ли рисковать жизнью сыновей, чтобы спасти жену.
Дирк резко затормозил, начал сдавать назад. Когда он оглядывался, чтобы развернуться на задымленной дороге, его лицо напоминало серую маску.
Он не поехал дальше, и это решение мучило Дирка всю жизнь. Лес сгорел дотла, тело матери нашли в ста метрах от верхушки мыса.
Закончив рассказ, Сол смотрит на Еву. Они остановились на узкой тропинке, стоят лицом друг к другу.
– Значит, из-за пожара твой отец больше не приезжал на Уотлбун?
– Да. Ему было слишком тяжело, слишком много воспоминаний. Но прятаться от прошлого – тоже не выход.
– Завтра привезешь его к себе?
Сол кивает.
– По крайней мере, собираюсь. Вдруг в последний момент откажется?
– Здесь ему будет лучше.
– Надеюсь.
Ева подходит ближе, обнимает Сола. От тепла ее тела в груди все сжимается.
– Ева, я сомневаюсь… – тихо произносит он. Не хочется об этом говорить. Почему все так сложно? – Если отец останется, нужно ли рассказывать ему… ну… про нас? – Сол поддевает сосновые иголки ногой. – Только не подумай, что я чего-то стесняюсь. Просто ему сейчас трудно будет понять.