Ее копия
Шрифт:
***
Было бы явным преувеличением сказать, что по Надежде Елизаровне давно «психушка плачет». Но легкие заскоки в ее поведении случались часто.
Вернее, каждый день.
Либо «на людях», либо дома.
Разница заключалась лишь в том, что «на людях», Надежда Елизаровна могла унизить человека, мастерски владея речью: она говорила кратко, по делу, железно чеканя слова. Дома же несла всякий бред, с подскоками, приплясами и вращением глаз, нисколько этого не стесняясь.
Да, на работе женщина вела себя безупречно.
И даже если бы Алиса захотела
Да и как в такой вздор можно верить, если окружающие видели ее абсолютно другой?
***
Надежда Елизаровна уж лет пять пребывала на пенсии.
Однако, всю жизнь проработала завучем в школе, совмещая ответственную должность с преподаванием алгебры и геометрии в старших классах.
Надежду Елизаровну боялись все: ученики, родители коллеги.
Спица – такое прозвище дали ей школьники еще в самом начале карьеры.
Очень прямая тугая спина выдавала в Алисиной мачехе бывшую спортсменку. Поговаривали, что в юности Надежда Елизаровна предъявляла большие права на победы в художественной гимнастике.
Но однажды случилось что-то страшное.
Что именно, травма, психологический срыв, физическое истощение организма – никто особо не помнил и не знал. Надежда Елизаровна никому и никогда, ничего о себе не рассказывала.
Работоспособности этой суровой женщины мог позавидовать самый выносливый, жилистый мул. Она тянула на своих плечах школу, двух приемных дочек, дом в частном секторе, с огородом в придачу.
Причем, тянула без супружеской помощи.
Одна.
Последние лет 30 в дом бывшей учительницы не ступала нога мужчины.
***
Удочерила Надежда Елизаровна двух девочек сразу.
Сестренок Валю и Алису.
Вале было 5 лет, Алисе – 3 года.
Алиса никакой другой женщины в своей жизни, кроме мачехи не помнила, и детдомовского прошлого тоже. Однако она всегда знала, что мать ей не родная.
Сестру Валюшку Алиса очень любила.
Но, девочки были настолько разными, и внешне и по характеру, что Алиса не раз сомневалась в их кровном родстве.
***
– Валь, а вдруг мы не сестры? Вдруг в детском доме чего-то напутали? Или мама правду скрывает? – едва повзрослев, терзала душу ненужными вопросами ранимая Алиса.
– Да сестры, сестры. Успокойся. – Утешала Алису невозмутимая Валя. – Просто ты похожа на маму, а я на папу. Или наоборот. В семьях так часто бывает. Сама присмотрись.
Алиса присматривалась.
И Вале вроде бы верила… Но все-таки сомневалась.
***
Зерно отчуждения между приемными дочерями посеяла мачеха.
Валя с первого же дня в ее доме зарекомендовала себя успешно.
Алиса – не очень.
Валюшка, крепенькая приземистая русоволосая девчушка, с очень обычным лицом, оказалась проста в воспитании. Ладить с ней было лкгко. Валя была послушна, не капризна, без претензий. Она с завидным аппетитом ела манную кашу и морковную запеканку, ластилась, как беспородная кошка, и никогда не обижалась.
***
С Алисой
все было наоборот.Алиса предпочитала одиночество. Избегала любых разговоров, зато подолгу листала книжки с цветными картинками.
По утрам, у мачехи сдавали нервы, глядя, как Алиса бесперспективно купает ложку в вермишелево -молочном супе, женщина не выдерживала. Яростно выхватив тарелку из-под носа капризной падчерицы, она с размаху швыряла ее в посудную мойку.
Тарелка с треском лопалась.
Белесый суп стекал по стене, вермишель забивала воронку.
Алиса вставала и молча уходила к себе.
***
Зато Валюшка, чудо-ребенок, всегда была наготове. Ни слова не говоря, она выуживала из мойки куски разбитой тарелки, драила стену, убирала в хлебницу, так и не съеденный Алисой кусок, потом лицом утыкалась в мачехин тощий живот, надеясь на ласку взамен заботы.
И конечно, ее получала.
Пары раз поглаживания по русым волосам, по мнению мачехи, было вполне достаточно.
***
Но что было делать с негодницей Алисой?
Когда девочка смотрела в глаза Надежде Елизаровне, женщине становилось не по себе.
В глазах девочки ей чудилось нечто бесовское.
Колдовское. Не по-хорошему волшебное.
– Мужицкая приманка. – Глядя на дочь-приемыша, молча думала Надежда Елизаровна, – Вырастет, из койки в койку прыгать будет. Но ничего, ничего. Я тебя воспитаю. Ты у меня не мужиков, Родину любить научишься.
Надо заметить, что Надежда Елизаровна мужчин не жаловала. Вернее, страстно ненавидела. Она была настоящей мужененавистницей. И этот факт ни от кого не скрывала. О причине такого презрительного отношения к лицам сильного пола окружающие могли лишь догадываться.
***
– А это что? – Надежда Елизаровна брезгливо потянула за ремешок фиалковую туфельку, стянутую Алисой только что, и брошенную у порога.
– Это обувь, мама.
– Это обувь? – Выпучила незабудковые глазки мачеха. – Не-е-ет. Это не обувь. Вот обувь!
Надежда Елизаровна стащила с обувной полки пару своих старых коричневых туфель, на широких скособоченных каблуках. Вот это обувь! Видишь?
–Эту обувь носить можно. А еще в этой обуви чечетку бить можно. – Наскоро напялив туфли, бойко задробила каблуками разгорячившаяся мачеха.
Потом в запале схватив лопату, притулившуюся в углу, женщина продемонстрировала уникальный потенциал своей обуви во время копки картошки.
***
– А еще этой обувкой можно мух бить, орехи колоть, зад почесать тоже можно. –
Расширяла и расширяла спектр возможностей своих коричневых вездеходов их счастливая обладательница.
Алиса слушала и смотрела. Молча стягивала вторую туфельку.
– А ты че ногами не пользуешься? – Пустила разговор в другое русло Надежда Елизаровна.
– Ну, как же ими не пользоваться? – Парировала падчерица. – Пользуюсь.
– Чтобы ногами пользоваться, их нужно обуть. – Постановила Надежда Елизаровна. – А у тебя обуви нет. В таких туфлях не ходят.
– А что в них делают?