Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969

«Происхождение» – это блестящее, необычайно хорошо написанное произведение, содержащее психологический, социальный и самоанализ. Способ организации уже хорошо знаком: Лухан организует главы по темам, но рассказывает историю в четкой хронологической последовательности: от ребенка в детской до восемнадцатилетней дебютантки. Три четверти этой 317-страничной книги она посвящает доподростковым годам. Следуя моделям психоанализа, она пытается объяснить свою жизнь через детство. Мы узнаем о ее фантазиях, страхах, играх, негодовании по поводу ложного обвинения, обидах, восхищении, оплошностях, ее подростковой влюбленности в учителя и так далее. Абсолютно уверенная в своих суждениях, она пишет с точки зрения того, кто знает, что к чему. В предисловии она называет себя бабушкой: на момент публикации ей было за пятьдесят. Умелая рассказчица, чей голос всегда присутствует в книге, она раскрывает свою историю именно с той стороны, с которой она желает ее рассмотреть. Первую главу она начинает с едкого описания богатого района западного Буффало, где находился дом ее детства, в 1880 году. Согласно мнению независимой рассказчицы, общество там было пустым, стерильным и поверхностным. Люди сплетничали о других, но никогда не говорили о собственных чувствах. Не происходило ничего. «С самых ранних дней в Буффало приветствовалось любое случайное обострение чувств» 25 . То, как Лухан, единственный ребенок, чувствует себя в детстве, напоминает чувства, описанные в «Лин». Но уже в первой главе появляются нотки, предвосхищающие психоаналитический характер произведения. Лухан намекает, что общественная атмосфера в детстве подавляла: за фасадами прекрасных домов происходили мрачные дела: кто-то повесился, «голый, кроме пары белых перчаток» 26 , кто-то сошел с ума и был отправлен в психиатрическую лечебницу. Во второй главе она рассказывает о раннем эротическом опыте, который сильно возбудил ее и тем самым резко контрастирует с серостью ее повседневной жизни. Увидев, как служанка сцеживает молоко из груди, она упрашивает другую служанку, чтобы та спала рядом, а затем долго в большом возбуждении ласкает, тузит и пытается сосать ее грудь, пока женщина спит.

25

Luhan M. D. Intimate Memories: Background. London, 1933. P. 18.

26

Ibid. P. 14.

Лухан пишет, что семейный дом был наполнен бессмысленными дорогими вещами. Его атмосферу для нее символизируют четко расположенные на круглой парадной клумбе цветы. Она считает, что оба ее родителя, особенно отец, были очень несчастны. Ее отец – адвокат и сын банкира, но он не работает; ей кажется, что в основном он читает романы. Из-за ужасного нрава он все время ревновал к жене. Рассказчица отзывается о нем, как об изначально добром человеке, который не в состоянии выносить свою пустую жизнь. Ее мать – «упрямая, подавленная и нелюбящая» 27 , холодная, похожая на сфинкса женщина, лишенная, как представляется героине, внутренней жизни, вела домашнее хозяйство и управляла слугами. Ее описание созвучно с портретом матери Атенаис Мишле. На вид мать Мэйбл довольно занята. Но воскресным утром, когда у нее есть свободное время, она плачет. Есть у матери и положительные стороны: она «смелая, несгибаемая и независимая, а порой и очень великодушная» 28 . Богатые дедушка и бабушка со стороны матери Лухан – семья Кук из Нью-Йорка – купили дом для молодоженов. Эти богатые супруги, ее родители, не любят друг друга. У каждого есть обожаемая собака. Мэйбл – единственный ребенок. В «безопасности» детской она рассуждает, что ее родители не разведутся, потому что в то время это было не принято. Но каждый в ее семье, и она сама, был одинок.

27

Ibid. P. 35.

28

Ibid.

Месседж книги заключается в том, что Мэйбл-ребенок жаждала жизни, волнений, новых ощущений и свободы. Взрослая рассказчица считает эти желания естественными человеческими потребностями, которые будут ей свойственны в течение всей жизни, с той лишь разницей, что, когда она станет взрослой, сможет ими управлять. Деньги она воспринимает как должное и не ценит: «Деньги никогда ничего для меня не значили» 29 . «Настоящим» она называет опыт, которого жаждет. «Настоящее» – высшая ценность для нее, противоположная всему, что она находит фальшивым и безжизненным в человеческом существовании. Точно так же она разделяет на «настоящих» и «ненастоящих» людей и даже предметы («настоящий» предмет обладает жизненно важным значением). В детстве она в основном скучает, боится, что ей нечего будет делать одной в детской.

29

Ibid. P. 147.

Лухан исследует повседневные занятия своего детства с прицелом на то, чтобы понять, как они раскрывают ее природу и что говорят о ее будущем. В этой книге она мало говорит о гендере и женственности, но под влиянием идей психоанализа она явно считает, что у девочек есть свои особенности. Лухан полагает, что они не самостоятельны и нуждаются в ком-то, кто может взять на себя инициативу. Таким образом, в детстве она тосковала по азарту и свободе, но не знала, как добиться желаемого, кроме как, например, разрушать конструкции, которые она сама же строила из кубиков. Рассказчица считает это ее детское решение знаменательным. Влияние психоанализа дает о себе знать и в том, как Лухан строит повествование. Принимая во внимание, что она, как и Северин, рисует себя пленницей среды, но, в отличие от француженки, не становится сочувствующим защитником своего детского «я» и не считает себя жертвой. Конечно, она сожалеет об окружавшей ее скуке и сочувствует себе – скучающему одинокому ребенку. Но кроме того, она холодна и несентиментальна по отношению к себе, когда отмечает деструктивность, волю к власти, ненависть и изобретательное вредительство своего детского «я».

Лухан замечает, что ей нравились занятия, которые наделяли ее властью. Вспоминает, как ей нравилось доминировать над одной из подружек, несчастной девочкой, чья мачеха не любила ее. Рассказчице была свойственна определенная жестокость. Она зашла так далеко, что пыталась убить новую няню, которая ей не понравилась, столкнув ее со скалы в море, и не сожалела об этом. Она беспечно и безжалостно проказничает, например крадет с домов таблички с номерами. В этой аналитической и несентиментальной позиции по отношению к себе-ребенку Лухан напоминают Деланд и Баттс, которые опубликовали автобиографии спустя несколько лет после нее. Это может означать, что в эпоху психоанализа предположение, что ребенок – это невинный ангел, уже не было столь обязательным. Наоборот, новые «приличия» подразумевали создание откровенного образа, который признавал бы ребенка эгоцентричным и своенравным, а то уже и сексуализированным существом.

Лухан очень внимательно относится к сексуальности. Как и ее современница Сигрид Унсет (ее работу мы рассмотрим ниже в разделе «Видение ребенка»), Лухан замечает сексуальность, прорывающуюся в разных обмолвках. Она описывает свое влечение к женщинам и сексуализированные контакты с ними в детстве и подростковом возрасте. Ее внимание сосредоточено на груди. По требованию богатой бабушки Кук, считавшей, что Мэйбл нужна дисциплина, ее отправили в школу-интернат, где она подружилась с девушкой из Франции Мари Шиллито, которая, в свою очередь, боготворила свою старшую сестру Вайолет как высшее существо. Впоследствии Мэйбл встретила Вайолет в Париже и обнаружила, что та, действительно, превосходит других: утонченная, понимающая, живущая исключительно для души, внутренней жизни, в мире искусства и музыки. Ее отношения с Вайолет стали самым значительным событием, которое когда-либо случалось с нею. Завершились они короткой чувственной фазой. После романа с Вайолет Лухан рассказывает, как впала в депрессию и как ее отправили в другую школу-интернат в Соединенных Штатах, где у нее тоже были отношения с девушкой.

Помимо того, что Лухан строит свой рассказ таким образом, чтобы изобразить себя бунтаркой в удушающей пустоте американского общества того времени, она ведет повествование как бы с высоты авторитета, выражая проницательные, последовательные и часто оригинальные мнения на различные темы. Ее представления о вещном мире достойны Райнера Марии Рильке или Вальтера Беньямина. В книге содержится множество описаний интерьеров и предметов, многие из них имеют отрицательный характер: Лухан пренебрежительно описывает богатые дома, убранство которых лишено «реальности». Она противопоставляет их вещам, обладающим «аурой» 30 – термин, знакомый нам по работам Беньямина * . Лухан неоднократно прерывает повествование своими рассуждениями о детях, некоторые из них весьма удивляют. «Дети всегда знают, реальны вещи или нет» 31 ; «Нынче дети очень рациональны в свои первые годы» 32 ; «После десяти лет никогда больше и ничего не имеет такого замечательного и ужасного значения, как в детстве» 33 ; «Дети инстинктивно знают все это» 34 ; «Для ребенка быть в постели со взрослым человеком – это событие – у него всегда есть свой цвет или ощущение, высокая или низкая вибрация» 35 ; «Это быстрое, предательское умение юности принимать сторону, любую сторону!» 36 . Об отношениях между матерью и дочерью:

30

Ibid. P. 156.

*

Аура – одно из главных понятий в эстетической теории Вальтера Беньямина, заимствованное им из мистики. Впервые фигурирует в «Краткой истории фотографии» (1931), окончательно же развито в эссе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» (1936). Аура – это то, что делает объект особенным в ряду других, выделяет его в системе субъективной оценки наблюдателя. – Примеч. ред.

31

Ibid. P. 20.

32

Ibid. P. 46.

33

Ibid. P. 80.

34

Ibid. P. 102.

35

Ibid. P. 129.

36

Ibid. P. 243.

В те дни внимание уделялось лишь внешней стороне жизни. Люди, особенно дети и родители, никогда не говорили друг с другом и даже не думали о своих сердцах и душах… Моя мать, естественно, не была близка с бабушкой Кук. Они не откровенничали ни о пище, одежде и домах, ни о делах сердечных. Все это осталось непроговоренным между ними, и в свою очередь и между моей матерью и мною. Пример так силен! Если бы только мать когда-то была собой, слушала свое сердце и разорвала цепь, которая удерживала ее в прошлом и заставляла всячески подражать собственной матери! 37

37

Ibid. P. 72–73.

Лухан позиционирует себя как человека, обладающего незаурядным пониманием человеческой психологии. Она пишет, что люди всегда отмечали ее способность входить в положение и понимать чувства окружающих: «Люди всегда были благодарны мне за умение с детства ставить себя на их место, чувствовать, не зная причин, многочисленные колебания человеческой психики» 38 . Это наблюдение, безусловно, подтверждает ее автобиография детства: она правильно определила свой великий дар. В книге содержится огромная коллекция необычайных портретов, которые свидетельствуют о таланте Лухан понять причину чьей-то боли и посочувствовать этому человеку. Она говорит, что ее обвиняли в том, что она не «серьезна», потому что она не занималась школьными делами. Лухан пишет:

38

Ibid. P. 223.

Прямо здесь я раз и навсегда скажу, чем я всегда была – серьезной до безумия, серьезной до отказа от всего другого, серьезной, сосредоточенной и поглощенной жизнью, людьми, всем опытом 39 .

Наконец, Лухан косвенно обосновывает необычайно исповедальный и нескромный характер ее автобиографии, настаивая на том, что всегда много говорила о себе и была нескромной. Она прослеживает свою склонность делиться секретами в игре под названием «Правда», в которую они с друзьями играли, раскрывая друг другу свои тайны. Еще раньше ей, по-видимому, была «привита любопытная мораль или болезнь исповеди» 40 . Например, она признается, что в возрасте семи-восьми лет разбила чужую куклу, наполнив ее водой, чтобы та «пописала», и ее наказывают за это. Она письменно признается учительнице, что за спиной называла ее жирафом, и за это ее тоже наказывают. Вот как она описывает учительницу: «Будто все годы подавленного отвращения к школам, к девочкам, к жизни, какой она ее знала, протиснулись в слишком узкие щели ее души и ускользнули, чтобы найти новую гавань во мне» 41 . Тогда же она чувствует, что ее зарождающаяся потребность в искренности и открытости была уничтожена. Тем не менее она искренне верит, что секреты просто невозможно хранить, что люди, которые думают, что они скрыты от наблюдения, обманывают себя: «В мире нет тайн. Чем раньше все это узнают и признают, тем лучше» 42 .

39

Ibid. P. 253.

40

Ibid. P. 90.

41

Ibid. P. 255.

42

Ibid. P. 314.

«Происхождение» Лухан являет собой поворотный момент, полный разрыв с довоенными стандартами. Несколько лет спустя похожие изменения произошли с жанром и в Англии: поворот к очень личному и психологическому – а также огромный шаг в направлении литературности и сложности – с «Хрустальным кабинетом» Мэри Баттс. Баттс, британская писательница-модернистка, автор романов и рассказов, умерла, не закончив работу над новой редакцией The Crystal Cabinet. По словам Барбары Вагстафф, Баттс умерла «от прободной язвы, перитонита и нелеченого диабета», ее можно было бы спасти, если бы она не жила одна в отдаленном уголке Корнуолла 43 . The Crystal Cabinet дважды публиковали посмертно: один раз в 1937 году в сильно отредактированной версии, из которой были удалены значительные фрагменты текста, а затем в 1988 году в «оригинальной версии», в которую вошло также предисловие дочери Баттс Камиллы Бэгг, послесловие Барбары Вагстафф и множество фотографий.

43

Butts M. The Crystal Cabinet: My Childhood at Salterns. Boston, 1988.