Эффект Доплера
Шрифт:
— Почему ты не хочешь говорить о своём дне рождения?
Лицо девушки тут же краснеет, но не от стыда, а от злости. Она яростно швыряет пиццу на стол и уходит в ванную комнату. Зато перестала ждать от меня каких-либо ответов. Я понимаю, что обидел её уже в сотый раз за последнюю неделю. Может, не стоило переводить тему именно таким образом? Метод ведь так себе.
— У тебя всё нормально? — спрашиваю я спустя пять минут через закрытую дверь. На самом деле, я не трогал дверную ручку, не стучал, не рвался в ванную. Я не проверял, действительно ли она закрыта, я был уверен в этом. Но когда в ответ я услышал тишину, решил попробовать, и дверь оказалась незапертой. Я увидел Саманту возле раковины. В её
— Сэм, — моя рука виснет в воздухе. Я осторожно делаю шаг к ней, и когда Гилберт слышит мой голос, резко дёргается, и пузырёк падает из рук на кафель. Пластик лопается, и я буквально слышу, как его теперь разрезает трещина.
— Прости! — плачет Сэм. — Он, наверное, важен тебе, — девушка поднимает флакончик и протягивает мне в надежде, что я возьму его. Я бью её по рукам, и он снова летит вниз, но на этот раз окончательно оказывается на полу. Тишину прорезает громкий и пронзительный плач. Я давно не слышал, как же яростно девушки выплескивают свои эмоции через жидкость в глазах. Стоит их обидеть, и тебя буквально зальёт океаном слёз, и если ты вовремя не извинишься, то захлебнёшься к чёртовой матери.
— Прости, — говорю я и понимаю, как же часто мы просим прощения друг у друга. — Ты не хотела об этом говорить, а я…
— Мой брат умер в наш день рождения, — прерывает меня Сэм. — Я перестала любить праздники после смерти Сэма. Поэтому мне было трудно находиться на празднике в доме Натаниэля.
— … а я просто кретин, — заканчиваю я свою мысль, и Сэм падает в мои объятия. Я слушаю, как она плачет, что-то бубнит мне в футболку, и это происходит достаточно долго. Не знаю, сколько мы так простояли, но я уже начал чувствовать, как болят мои ноги. Я действительно устал за эти дни, и Сэм, думаю, тоже. Но ей это нужно, поэтому мне не остаётся ничего другого, как молчать.
— Праздники — отстой, — говорит Саманта. — Я потеряла брата в тот день, и, чёрт, Кью, я не знаю, что буду делать, если… потеряю и тебя тоже.
— Не потеряешь, — говорю ей в затылок и обнимаю крепче. Куда уж крепче, ведь я чувствую, как сжимается женское тело в моих руках. Ещё немного, и Сэм попросту треснет, как этот чёртов флакончик, который я наблюдаю валяющимся на полу. Пусть там и остаётся. Навсегда.
— Я могу спросить, зачем ты притащила сюда этот оранжевый пластик с именем моей умершей девушки?
— Хотела отдать тебе, думала, это имеет значение, — отвечает Сэм, и я жалею, что потратил время на эти глупые поиски. Мне это не нужно. Джуди мертва, и любое напоминание о ней делает мне больно, а значит, незачем хранить её вещи. Да, глупо не вспоминать о мёртвой девушке из-за различных мелочей, разбросанных по квартире, и когда-то принадлежавшей ей. Ведь Джуд была моей. Хоть и недолго, но она делала мою жизнь лучше. И делать всё, чтобы вспоминать её как можно реже… от одной лишь мысли об этом становится паршиво. Но мне так проще.
— Пицца уже остыла, — говорю я, — а пиво… ты же не пьешь пиво, я забыл.
— Сегодня я пью пиво, — отвечает Сэм таким детским тоном, словно я чуть не отобрал у неё конфетку. Она такая милая, а я такой болван.
— Как скажешь, моя королева, — я наигранно кланяюсь Сэм, открываю перед ней двери, и добавляю, — сегодня весь мир будет у ваших ног.
— Мне не нужен весь мир, — тихо проговаривает
она, шагая мимо меня.— Тогда, чего ты хочешь? — я иду следом, и понимаю, что лишь одно единственное слово так и повисает в воздухе, оставшись несказанным.
«Тебя».
========== Глава 17 ==========
— Здесь направо, — говорит Сэм, показывая рукой. Я выспался, плотно позавтракал (не горелой яичницей), и у меня превосходнейшее настроение! Такое бывает крайне редко. Мне совсем не хочется орать на Сэм по любому поводу. А это уж действительно странно. Мы сыграли в камень-ножницы-бумага, и вести машину выпало мне.
— Надоело прятаться, — рассуждает Саманта. — Практически год в бегах.
— Ты не думала о том, что твоя мать ищет тебя не для того, чтобы снова в чём-то обвинить? Вдруг она хочет…
— Извиниться?! — и тут Сэм начинает хохотать. — Ты совсем не знаешь мою мать. Я никогда не слышала, чтобы та смеялась или просила прощение. Ни разу.
Как и мой отец. Кто-то скажет: «Подумаешь! Это лишь серьёзные люди, ведущие серьезные дела». Но такие как Саманта, воскликнут: «Просто у этих людей нет сердца!».
Скорее всего, она будет права. Я включаю следующую передачу, и машина едет быстрее. Рассвело всего каких-то пару часов назад. За это время мы успели привести себя в порядок, принять душ, собрать портфели, накупить еды в дорогу, попрощаться с тем мужчиной, который постоянно нам улыбается при встрече (хотя, похоже, он улыбается только Саманте), и выехать. Оранжевый пузырёк так и остался лежать в ванной комнате. По крайней мере, я видел его там ещё вчера.
— Чувствуешь? — Сэм демонстративно шумно вдыхает носом воздух. — Кью, разве ты не рад? Скоро все наши проблемы решатся. А я перестану убегать от своей матери. Мы разделим деньги пополам, ты поможешь своему другу, а я…
Пауза. Вот она — эта неловкая чушь, которая заставляет обоих отвернуть головы в противоположные друг от друга стороны.
— А ты — пойдёшь своей дорогой? — продолжаю я после минуты молчания.
— Кто знает? Может быть.
Что-то внутри меня рвется наружу, царапает моё горло, и мне хочется сказать, что в будущем Саманте вовсе не обязательно уходить. Но другой «я» буквально кричит о том, что без девушки мне будет легче дышать. Я не буду переживать ни о ком, кроме себя. Искренне надеясь на то, что я останусь с Натом, возможно дождусь, пока он окончит колледж, или, можно перевестись, я уже продумываю ходы наперёд. Это эгоистичное эго всегда меня бесило до чёртиков. Но ничего не поделаешь, «мягкий я» и «я — эгоистичная мразь» — две сущности одной и той же личности. Никто из нас не знает, что будет дальше.
— Мы приедем примерно через, — Сэм смотрит на свои карманные часы, а я задумываюсь о том, что впервые вижу их наличие на её худощавой руке под толстовкой, — два часа. Кью, ветер начинает усиливаться, ты не мог бы закрыть ту щель, которую оставил в окне, когда курил?
Мне приходится нехотя выполнять капризы Сэм, хотя, с приоткрытым окном мне было комфортнее, свежее. Да и ко всему прочему, слышать шум ветра гораздо приятнее, чем мысли моей спутницы, сказанные вслух. Особенно те, которые заставляют меня думать о нашем дальнейшем расставании. Лучше бы я их не слышал.
Двадцать минут назад мы проехали то самое место, где я вырос. Там, где ничего не осталось, кроме хороших воспоминаний. Плохие, связанные с отцом и тем, что случилось, я тщетно пытаюсь забыть. И вот мы подъезжаем к той самой развилке на шоссе. Прямо — город, в котором я жил год назад на съемной квартире. Там теперь живет мать Джуди. Когда все закончится (и главное — если всё получится вообще), я навещу эту женщину и помогу ей всем, чем смогу. Не знаю, почему сейчас задумался об этом. Может, потому что так надо. Так будет правильно. К тому же, частичка меня хочет помочь ей.