Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

«Он [Зимбардо] стал свидетелем моей невероятно сильной эмоциональной вспышки (вообще я скорее сдержанный человек). Я была рассержена и напугана, по моим щекам текли слезы. Я сказала что-то вроде: „То, что ты делаешь с этими мальчишками,это ужасно!

Что интересного можно рассказать обо мне как о Терминаторе Стэнфордского тюремного эксперимента? Я думаю, есть несколько тем, на которые я хотела бы обратить внимание. Во-первых, позвольте мне сказать, чем эта история не является. Вопреки стандартному (и банальному) американскому мифу, Стэнфордский тюремный эксперимент — это не история об одиночке, бросившем вызов большинству. Скорее это история о большинстве — о том, как все, кто так или иначе имел отношение к этому тюремному исследованию (участники, исследователи, наблюдатели, консультанты, члены семей и друзья), попали под его влияние. Основной сюжет этой истории — как ситуация может сокрушить личность и свести на нет самые благие намерения.

Почему же моя реакция была другой? Ответ, как мне кажется, заключается в двух фактах: я стала участницей ситуации позже всех и я была „посторонней“. В отличие от всех остальных, я не была добровольной участницей эксперимента. В отличие от

всех остальных, в этом тюремном контексте у меня не было никакой социально определенной роли. В отличие от всех остальных, я не находилась там каждый день, следуя за всеми мелкими изменениями ситуации и ее развитием. Поэтому ситуация, в которую я попала в конце недели, не была „такой же“, как у всех остальных. У меня не было никакого прошлого опыта в этом особом месте и не было представлений об общем будущем. Для всех остальных эта ситуация все еще оставалась в рамках „диапазона нормальности“, тогда как для меня это был сумасшедший дом.

Будучи посторонней, я не знала, какие социальные правила здесь действуют и можно ли им не подчиняться. Поэтому мое несогласие приняло другую форму — форму бунта против самой ситуации. Тогда некоторые восприняли это как героический поступок, но я не чувствовала ничего героического. Наоборот, в роли „инакомыслящей“ мне было очень страшно и одиноко, я сомневалась, правильно ли оцениваю ситуацию и людей, а возможно, я сомневалась даже в собственной ценности как социального психолога».

Затем Кристина делает важное замечание. Чтобы акт личного неповиновения был достоин звания «героического», он должен содержать в себе попытку изменить систему, устранить несправедливость, исправить нанесенный вред:

«Признаюсь, мне пришлось подумать и о том, как поступить, если Фил будет продолжать СТЭ, несмотря на мои решительные протесты. Стала бы я обращаться в более высокие инстанции — к заведующему кафедрой, к декану, или в Комитет по опытам на человеке, чтобы положить этому конец? Без всяких сомнений. И я рада, что мне не пришлось этого делать. Но оглядываясь назад, я вижу, что такие действия были бы важны и необходимы, чтобы мои ценности реализовались на практике. Когда кто-то жалуется на несправедливость, но жалобы приводят только к „косметическому ремонту“, а сама ситуация остается неизменной, такое инакомыслие и неповиновение мало чего стоит».

Она говорит о том, что мы уже обсуждали в дискуссии об экспериментах Милгрэма: словесные протесты «преподавателя» просто успокаивали его «эго» и давали возможность подавить неприятные чувства, продолжая при этом мучить «ученика». Чтобы действительно бросить вызов власти, неповиновение должно выражаться в поведении.Однако в эксперименте Милгрэма никто ни разу не продемонстрировал более существенного неповиновения, чем тихое отступление. Обычно преподаватель-мучитель выходил из этой печальной ситуации, даже не попытавшись ее изменить. Кристина прекрасно говорит о том, что могло сделать героическое меньшинство, чтобы выступить против авторитетной фигуры не на словах, а на деле:

«Как оценить результат классического оригинального исследования Милгрэма? Ведь треть участников не подчинилась и отказалась продолжать эксперимент до конца. Предположим, что это был не эксперимент; а „легенда“ Милгрэма была правдой, исследователи действительно изучали роль наказания в процессе обучения и решили протестировать около тысячи участников, чтобы на практике выяснить, как влияет разумное наказание на эффективность обучения. Если бы в такой ситуации вы не подчинились, отказались продолжать, получили свои деньги и молча ушли, то ваш героический поступок никак не облегчил бы участь других 999 участников, испытывающих те же страдания. Это было бы просто отдельное событие, не имеющее никаких социальных последствий — если бы за ним не последовал следующий шаг, а именно, вызов всей структуре и гипотезам исследования. Неповиновение отдельного человека должно превратиться в системное неповиновение, способное изменить ситуацию или систему, и не только в отдельном случае. Тлетворные ситуации слишком легко сводят на нет благие намерения диссидентов или даже героев-мятежников: им дают медали за их подвиги и подарочные сертификаты за то, что они держат свое мнение при себе».

Из чего сделаны героизм и герои?

Бывают ли ситуации, когда человека, совершившего геройский поступок, на основании критериев, которые мы изложим ниже, нельзя назвать героем? И в каких обстоятельствах его поступок можно назвать не героическим, но трусливым?

Действия Кристины не прошли даром: эксперимент, который вышел из-под контроля и начал причинять больше вреда, чем мы думали в его начале, был закончен. Она не считает себя героиней, потому что просто выразила свое личное отношение и убеждения, которые помогли мне, научному руководителю эксперимента, согласиться с ней и сделать то, чего она хотела добиться. Чтобы остановить вышедший из-под контроля эксперимент, ей не пришлось бить тревогу, обращаясь в более высокие инстанции.

Давайте сравним ее действия с поступками двух потенциальных героев этого исследования — заключенного Клея-416 и Сержанта. Оба они открыто бросили вызов охранникам и серьезно пострадали за это. Голодовка Клея и его отказ съесть сосиски подорвали тотальную власть охранников и могли бы сплотить его товарищей в борьбе за свои права. Этого не случилось. Отказ Сержанта произносить ругательства, несмотря на издевательства охранника Джона Уэйна, другие заключенные тоже могли воспринять как героический вызов и вместе противостоять злоупотреблениям, но и этого не случилось. Почему? И тот, и другой действовали в одиночку, не рассказав о своих убеждениях или намерениях другим заключенным, не заручившись их поддержкой и согласием. Поэтому охранники просто объявили их «нарушителями спокойствия» и возложили на них ответственность за страдания остальных заключенных (хотя истинной причиной этих страданий были действия самих охранников). Действия Клея и Сержанта можно было считать героическими, но их самих нельзя назвать героями, потому что они так и не попытались изменить систему, заручившись поддержкой других «диссидентов».

Их пример указывает на другой аспект героизма. Героизм и статус героя всегда существуют в социальном контексте. Звание героя присваивают человеку другие люди, а не он сам. Чтобы поступок считался героическим, а человек — героем, необходимо социальное согласие. Но подождите! Ведь палестинского террориста-смертника, погибшего и унесшего с собой жизни невинных мирных жителей Израиля,

в Палестине считают героем, а в Израиле — исчадием ада. Точно так же его могут признать героическим борцом за свободу или трусливым приспешником терроризма, в зависимости от того, кто делает эту оценку [497] .

497

Альтернативный анализ поведения террористов-смертников можно найти в книге психолога Фатхали Могаддама: Moghaddam F. From the Terrorists’ Point of View: What They Experience and Why They Come to Destroy Us. New York: Praeger, 2006.

Это означает, что определения героизма всегда зависят от культуры и от времени. По сей день артисты-кукольники дают представления об Александре Македонском перед детьми в отдаленных турецких деревнях. Там, где находились его командные пункты и где его солдаты вступали в брак с деревенскими девушками, Александр считается великим героем. А в тех городах, которые он покорил в своей неустанной жажде править миром, Александра изображают великим злодеем — хотя после его смерти прошло больше тысячи лет [498] .

498

Более полную информацию можно найти в увлекательной книге Майкла Вуда о его путешествии по маршруту военных походов Александра Македонского: Wood М. In the Footsteps of Alexander The Great: A Journey from Greece to Asia. Berkeley: University of California Press, 1997. Компания ВВС выпустила также документальный фильм о путешествии Майкла Вуда; производство Мауа Vision, 1997 г.

Более того, чтобы войти в историю, в любой культуре действия героя должны быть засвидетельствованы и сохранены для потомков. Это делают те, кто умеет писать и обладает полномочиями записывать историю или передавать ее в устной традиции. У бедных, отсталых, колонизированных, неграмотных народов обычно почти нет общепризнанных героев — просто потому, что не осталось доказательств их свершений.

Определения героя и героизма

Науки о поведении никогда не изучали героизм систематически [499] . Намного лучше герои и героизм исследованы в литературе, искусстве, мифологии и кино. Есть множество научных данных о темных сторонах человеческой природы: убийствах и самоубийствах, уровне преступности, количестве заключенных, уровне бедности и количестве случаев шизофрении в данной популяции. Но количественные данные о положительной деятельности человека найти нелегко. Мы не ведем учета того, сколько актов милосердия, доброты или сострадания происходит в обществе в течение года. Мы очень редко узнаем о геройских поступках; и такая кажущаяся редкость заставляет нас думать, что героизм — редкое явление, а герои — какие-то исключительные люди. Тем не менее недавно вновь стали обращать больше внимания на то, как важно пробуждать лучшие свойства человеческой природы. Это привело к новым исследованиям и к эмпирической строгости движения «позитивной психологии». Под руководством психолога Мартина Селигмана и его коллег это движение стремится изменить традиционную парадигму — в отличие от традиционной психологии, сосредоточенной на негативных проявлениях человеческой природы, оно посвящено ее позитивным сторонам [500] .

499

Многие идеи, представленные в этом разделе, были развиты в сотрудничестве с Зено Франко и более подробно изложены в нашей статье Celebrating Heroism: a Conceptual Exploration, 2006 (принято к публикации). Сейчас я занимаюсь новым исследованием, которое призвано выявить модель принятия решений в ситуации, когда человек сопротивляется социальному давлению и отказывается повиноваться авторитетам. Мое первое исследование на эту тему, в сотрудничестве с Пьеро Боккарио, недавно закончено в университете Палермо, Сицилия (Inquiry into Heroic Acts: The Decision to Resist Obeying Authority; находится в подготовке).

500

Seligman М., Steen Т., Park N., Peterson C. Positive Psychology Progress: Empirical Validation of Interventions //American Psychologist. 2005. Vol. 60, № 5. P. 410–421. См. также: StrumpferD. Standing on the Shoulders of Giants: Notes on Early Positive Psychology (Psychofortology) // South African Journal of Psychology. 2005. Vol. 35, № 1. P. 21–45.

Общепринятая концепция героизма учитывает прежде всего физический риск, но при этом не уделяет должного внимания другим аспектам героических поступков — например, благородству цели, отсутствию насильственных действий и личным жертвам, на которые идет герой. На основании анализа человеческих добродетелей последователи «позитивной психологии» создали набор из шести основных категорий добродетельного поведения, которые признаются почти во всех культурах. Вот эти категории: мудрость и знания, храбрость, человечность, справедливость, умеренность и трансценденция. Храбрость, справедливость и трансценденция — основные аспекты героизма. Трансценденция подразумевает убеждения и действия, превосходящие границы личности.

Героизм возвращает нас к лучшим качествам человеческой природы. Всем нам нравятся героические истории — ведь они напоминают о том, что человек способен сопротивляться злу, противостоять искушениям, подняться над посредственностью, услышать призыв к действию и последовать ему, когда другие ничего не могут сделать.

Многие современные словари описывают героизм как «доблесть» или «смелость». Это синонимы храбрости, а храбрость снова возвращает нас к героическому. Однако раньше авторы словарей добросовестно старались разбить это понятие на составляющие, предлагая тонкие различия между словами, которыми обычно описывают геройские поступки. Например, в полном толковом словаре английского языка Вебстера (Webster’s Revised Unabridged Dictionary) 1913 года издания героизм связан с храбростью, смелостью, силой духа, стойкостью, отвагой и доблестью [501] .

501

См. электронную версию этого издания: ARTFL Project: 1913 Webster’s Revised Unabridged Dictionary,/ orgs / ARTFL / forms_ unrest / webster.form.html.

Поделиться с друзьями: