Эффект тентаклей
Шрифт:
Корваллис Кавасаки имел право наделять этими токенами других. В материальном пространстве «другие» означало «человеческие существа». Но для цифрового стража у двери это была просто программа, запущенная на каком-то сервере или даже скорее распределенная между несколькими серверами. Он не умел на самом деле узнавать людей или надежно отличить одного человека от другого.
— Мы могли бы использовать биометрию, — признал Кавасаки (имея в виду идентификацию по отпечаткам пальцев или радужной оболочке глаза). — Но это просто сдвигает уязвимость на другой этап процесса. Допустим, у меня есть гаджет, который
— А это взламываемо.
— Да. Все равно довольно надежно, однако я пытаюсь установить тут самые высокие стандарты.
— Подать пример, — сказала София.
— И не выставить себя дураком, — добавил он. — Если окажется, что я поленился, выбрал легкий путь, а в итоге погорел, это будет очень неприятно.
— Тоже правда.
— Так вот, пароли ужасно старомодны, но они работают. Так что придумай пароль прямо сейчас. Такой, какой еще никогда не использовала и не будешь использовать ни для чего другого. Не спеши. Как будешь готова, впечатай сюда.
Корваллис через стол придвинул ей планшет с окошком для ввода пароля.
— Ладно. Думаю, — ответила София.
— Поскольку это твой пароль к Мозгу Доджа, ты, вероятно, думаешь о пароле или фразе, как-то связанными для тебя с твоим дядей Ричардом. О чем-то, лично для тебя значимом. Не надо. Это не магия. Не способ выразить чувства.
София кивнула, чувствуя, что краснеет. Она и правда подбирала для пароля имена из д’Олеров. Вместо этого она вбила «Яудрнсффва1Здн!», что значило: «Я украла душевую ромашку на семейной ферме Фортрастов в Айове 13 дней назад!» Дядя Си на это время отвел взгляд. Приложение попросило ввести пароль второй раз, что София и сделала, после чего, аккуратно маневрируя между чашками кофе и сливочниками, придвинула планшет Корваллису.
— Готово, — сказала она.
— Отлично. — Несколько секунд Корваллис работал в виртуальном пространстве с тем, что видел через очки, потом оглядел результат и кивнул: — Поздравляю. Теперь у тебя есть неограниченный доступ только для чтения к Мозгу Доджа. До тех пор пока ты помнишь пароль — и его у тебя не украли.
То есть она могла читать что угодно и писать программы, которые будут брать данные из файлов, но не могла ничего там менять.
— Мы так и будем держаться старомодных паролей? — спросила София.
— Нет, — ответил Си-плюс. — Со временем ты перейдешь на протокол ГЭШ.
София знала, что это значит: глубоко эшелонированная защита. Вместо того чтобы сразу получить доступ ко всей системе, ты пробираешься внутрь постепенно, снова и снова разными способами доказывая, что ты — это ты. Если коротко, это хорошо работало только при подключении к системе, основанной на ПАРАНДЖО. В том и заключалась суть анонимной олографии: твоя личность опознается не по тому, что ты знаешь пароль, а по твоему «почерку», включающему почти любое твое взаимодействие с внешним миром.
— Срок действия пароля закончится через несколько недель. Тебе надо будет до тех пор переключить все на твое ПАРАНДЖО. Это произойдет автоматически по мере того, как ты будешь пользоваться системой и она начнет тебя
узнавать. Что именно делать — разумеется, твой выбор. У тебя есть план?— Освоиться с файлами коннектома. Проанализировать их с помощью инструментов, созданных группой моего преподавателя — «прозвонить», как он выражается.
— Это, скорее всего, работы не на одну неделю.
— Наверняка, — согласилась она. — Если получится — тут очень большое «если», — то попытаться смоделировать активность нейронов на подсовокупности коннектома. Посмотреть, что получится.
22
Десять месяцев спустя
Подходя к кабинету Солли, она услышала через приоткрытую дверь мужские голоса и смех. Это был не шумный опенспейс. Солли выбил себе отдельное междисциплинарное подразделение, финансируемое за счет целевого капитала. Он сидел в старом псевдоготическом здании Принстонского кампуса на расстоянии досягаемости и от нейробиологов, и от компьютерных гиков. Его кабинет — просторный, тихий, заставленный книгами — выходил окнами на университетский газон.
Она толкнула дверь и застала Солли за видеоконференцией с Корваллисом Кавасаки и Енохом Роотом. Этот вид связи воспринимался как слегка устарелый, однако некоторые еще им пользовались.
— Привет, София! — крикнул Си-плюс, когда увидел ее в кадре.
— Я опоздала?
— Наоборот! — ответил Солли.
Он был щуплый и утопал в кожаном кресле, словно мышь в бейсбольной перчатке.
— О’кей. Фу-ух!
— Мы собрались чуть пораньше, — объяснил Си-плюс. — Надо было кое-что обсудить.
— По-латыни?
Наступила неловкая пауза, потом все дружно рассмеялись.
— Мне стыдно, что ты услышала мою ломаную латынь, — сказал Си-плюс. — Ужас какой.
— Я не отличу ломаной от неломаной, — ответила София. — Но зачем?
— Это наша с Енохом старая шутка, — объяснил Си-плюс. — Он как-то подошел ко мне в баре возле фонда и приветствовал меня на разговорной латыни.
— Поскольку знал, что ты на ней говоришь, — догадалась София. — Из-за твоих реконструкторских увлечений.
— Да. Это произвело большое впечатление на амазоновских сотрудников в баре.
— И на вас, — сказал Енох. Его лицо делило экран с пинтой янтарной жидкости под шапкой белой пены.
— Я тогда не был знаком с Енохом. Так что да! Он здорово меня удивил, — признал Си-плюс. — В общем, мы иногда упражняемся в латыни. Енох говорит гораздо лучше меня.
— Здравствуйте, Енох! — сказала София. — Вы где?
Енох свободной от кружки рукой повернул камеру, и они увидели размытую панораму уютного паба.
— Англия? — предположила София. — Ирландия?
— Нет. Независимое суверенное государство… сейчас…
Енох торжественно сунул руку в карман, достал паспорт и повернул его к камере. Паспорт был новехонький. На обложке тиснеными золотыми буквами значилось по-французски, по-голландски и по-английски, что это официальный документ Зелрек-Аалберга.
— Вы теперь паспорта печатаете?! — изумился Си-плюс.
Енох пожал плечами:
— Это всего лишь бумажка. Вы знаете Эла. Он одержим идеей государства. Вечно пытается взломать систему.