Эффект загадки

Кштфорс, не глядя на Лекку, встает и приносит таблицу сам.

– У тебя что-то не выходит? Давай подумаем вместе?

Доктор поднимает голову и вдруг замечает крысу, которая, принюхиваясь, осторожно пробирается по крышке пульта. В тот же миг с ним происходят ужасные перемены. Он резко краснеет и вскакивает, хватая журнал.

– Что-о?! Прочь, тварь! Прочь, дрянь! Про-очь отсюда! – изо всех сил кричит он, пытаясь сбить зверька журналом.

Металлический переплет журнала крушит пластмассовые панели. Разлетаются стекла сигнальных ламп.

– А-а! – испуганно кричит Лекка, пытаясь удержать его руку, - Чикк! Это же Крыс! Я выпустила его погулять! Что ты, Чикк? Перестань! Пожалуйста, перестань!

Крыса с жалобным писком прячется за маленький горшок с красивым красным цветком. Удар – и цветок летит на пол. Лекка успевает схватить животное с пульта, но следующий удар рассекает кожу ее руки. Лекка прижимает зверька к груди и опускается на стул. Зверек пищит, но девушка не отпускает его. Ее плечи сотрясаются от рыданий. На платье растекаются пятнышки крови.

Тяжело дыша, доктор молча смотрит на журнал в руке, словно видит его впервые. Он бледен, руки сильно дрожат. Наконец он кладет журнал на место и тяжело опускается в кресло. Воцаряется тишина, только, сдерживаясь, тихо всхлипывает Лекка и пищит прижатый ею Крыс.

– Лекка. – негромко говорит доктор, - Отпусти его. Отпусти… Не надо.

Лекка неподвижна. Доктор Чикк все так же дрожащими руками наливает воду в химический стакан и залпом выпивает. Склоняется над своей ассистенткой и осторожно обнимает ее за плечи.

– Все, Лекка… Уже все. Все в порядке… Я просто…устал.

Крыс, вырвавшись из сомкнутых ладоней, спрыгивает с ее колен и прячется под стеллаж. Ученый прижимает Лекку к себе и гладит ее волосы.

– Все… - тихо говорит ей Чикк, - Все хорошо. Прости меня, малыш…

Церсса несколько раз медленно выдыхает воздух. Открывает глаза. Она не пытается отстраниться от доктора.

– Я принесу аптечку… Я поранил тебе руку.

– Нет, не нужно, - тихо отвечает Лекка, - Кровь уже остановилась. Как ты себя чувствуешь?

– Плохо, Лекка… Очень плохо. Что со мной?

– Ты устал, любимый. Почему ты меня не послушал? Я боюсь, Чикк. Я не хочу тебя потерять!

Слезы появляются вновь и Церсса, пытаясь скрыть их, прижимается к груди Кштфорса.

– Не плачь, моя звездочка… Разве у нас есть время плакать? После обеда мы с тобой едем покупать билеты на самолет… А потом – в магазины. Я хочу, чтобы моя девочка была одета в лучшие одежды, которые только есть на свете… Мы будем пить вино и смотреть на звезды… На их отражения в воде. Ты, я и море. Хочешь?

– Да…

– У меня все готово. Завтра решающий день. Ты поможешь мне? А следующим утром мы отправимся в путь.

– Конечно, любимый… Прости меня за мои слезы. Я больше не буду плакать. Я люблю тебя так сильно, что готова выдержать любые испытания, лишь бы тебе было хорошо…

– Мне будет хорошо, очень скоро. Завтра. Лекка, а что это за красный цветок?

– Я прочитала в журнале, что он выделяет вещества, которые нейтрализуют отрицательные эмоции… Ерунда, конечно. Сейчас я выброшу его.

Лекка встает с места, но один взгляд на доктора вновь заставляет ее прижаться к его плечу и заплакать. Она с усилием поднимается и вытирает слезы.

– Милый, можно я пойду прогуляюсь по лесу? Наверное, мне нужно побыть одной и успокоиться…

– Конечно, дорогая. Прости меня… Я просто сумасшедший.

– Не говори так! Ты самый прекрасный в мире! – отвечает Лекка и торопливо выходит на крыльцо.

– Ну, вот. – тихо говорит сам себе доктор, оставшись один, - Поздравляю вас, доктор Чикк. Вы сошли с ума. Вы слепы и агрессивны. Ваши руки дрожат. Вы не сможете закончить работу, которую начали. Вы убили…да, убили человека. Ваше место в тюремной больнице.

В продолжение монолога Кштфорс обводит взглядом полки, словно ищет чего-то.

– У нее подпороговые раздражения… Какова же величина порога? Не знаете? Жаль.

На глаза ему попадается небольшая колба, на которой от руки написаны слова «не нагревать!». Доктор берет ее, сгребает землю с пола и ставит цветок в колбу. Отходит, чтобы взглянуть на него. Помятый цветок странно смотрится в колбе.

– Вы ничтожество, доктор! Ваша идея отвратительна. И даже если вам удастся вернуть все на место, вы не заслужите ничьего прощения…

21.

Сторожевая собака отсутствовала, хотя будка, размером с небольшой сарай, торчала у самых дверей. Лиза долго возилась с замками, дергая дверь и пиная ее коленом, пока наконец не раздался металлический скрип. Из тамбура потянуло прохладой.

– Заходи, - сказала Лиза, - Чувствуй себя, как дома. Ты мой гость.

Вслед за Лизой я поднялся по ступенькам и оказался на просторной кухне. В доме царила полутьма, окна были закрыты ставнями. Создавалось впечатление, что хозяева давненько не появлялись здесь. Во всяком случае, воздух был прохладным и каким-то нежилым.

Лиза нажала выключатель, поднимающий жалюзи, и на кухне стало светлее.

– Ботинки оставляй здесь, куртку повесь на вешалку слева, - распорядилась хозяйка, - Тапочек нет, иди так. Мы не надолго. Поужинаем – и в лагерь.

– А где же хозяева? – спросил я.

– Как видишь, их нет, - ответила Лиза, - Но это не критично. Ты хочешь видеть здесь еще кого-то?

– Нет, я просто…

– Если просто, то садись, - перебила меня Лиза, - Ты не забыл, что обещал? Сегодня я сама везу тебя в лагерь. Нужно отдохнуть и поесть перед таким делом. Как раз и машин на дороге поменьше будет.

– В сумерках ехать сложнее, чем при свете! – сказал я, - Может быть, поедем сейчас?

– Не спеши, - возразила Лиза, зажигая газ на плите, - Обязательно поедем. Даже в сумерках. Но сначала я приготовлю ужин.

Я сел на табуретку. Когда долго живешь на природе, в домашней обстановке чувствуешь себя как-то неудобно. И дело не в стенах, последние две недели я почти безвылазно провел в городской клинике и все было в порядке. Просто я очень редко захожу к кому-то в гости.

– Проходи в комнату, устраивайся за столом, - пригласила Лиза, - Давай смелее, никто сюда не придет, не стесняйся.