Его искали, а он нашелся

...красота неприкосновенна...

...где-то глубоко в Пекле, где расположено сердце ее домена, власть ее взяла несколько сотен особых душ, а воля ее Господина не запретила их забрать. Эти души принадлежали самым разным служителям одного очень забавного культа, поклоняющегося самой Красоте. Сущности столь же старой, как всемогущая Фортуна, но куда менее сильной и опасной. Но даже у абсолютно неприспособленных к битве поклонников этой силы были свои козыри и сейчас, когда все эти сотни не один век собираемых душ растворились в Похоти, священное право стало доступно одной дьяволице. В конце концов, она тоже была по-своему красивой.

Красота - неприкосновенна.

Таков один из Законов, пусть даже его проявлению далеко в плане чистой силы до игр со Временем, Удачей или Судьбой. Но сейчас, на короткий миг, причинить вред торжествующе улыбающейся твари стало невозможно. Магия опадет в бессилии, сталь будет остановлена за миг до удара, проклятия не тронут ее, не посмев зацепиться за ее суть. Потому что Красота - неприкосновенна.

И будь предо мною настоящий адепт этого пути, достигший подобного уровня, получивший такое право, то мне было бы плохо, ведь защита ничуть не помешала бы дьяволице атаковать самой. Еще вчера я бы распластался на ней, повинуясь запрету, не в силах даже обжечь ее своим прикосновением.

Но сегодня...

Вопль торжества и первобытной, хтонической ненависти, на которую ничто иное, кроме Теней, не способно, и когти усиленной Формы, когти, способные резать и терзать даже сквозь мифические или концептуальные защиты, натолкнулись на такую защиту. Мифическую и концептуальную, а может даже божественную, если это понятие применимо к извергу, преграду. И пусть в иной ситуации тварь уже разорвало бы ударами Меня-Нас-Тени, но выражение лица ее, когда с невозможным и невыносимым для слуха скрежетом мои когти прорвали запрет, оставляя длинные разрезы на ее прекрасном теле, было воистину бесценным.

С впервые не показавшим наслаждение воплем она прекратила готовить должную сковать или убить меня атаку, продавив реальность подо мною, исчезнув в очень необычном блинке. Чем-то напоминало перемещение моей знакомой кровососки, только если та платила реальности кровавой эссенцией, отдавая мирозданию плату за перемещение из одной точки в другую, то дьяволица платила сразу душами. И покупательская способность у всей души целиком куда выше даже в суровой реальности, не говоря уж о пространстве барьера, где до Пекла ближе, чем до оной реальности.

Через Проявление я почуял точку ее прибытия сразу, мгновенно приняв сначала полностью человеческую форму, а после, вновь обернувшись такой же быстрой, но уже другой внешне Тенью, снова атакуя, пока она не пришла в себя. Сияние пурпурного неба стремительно тускнело и не только потому, что в Форме зрение всегда монохромно. Я все больше Проявлял окружающее пространство, пытаясь предотвратить еще один побег убежавшей добычи, одновременно пытаясь подавить тварь внутри себя, чтобы не сожрать все эти сладкие души Хваткой.

Она ранена, а раны эти не перестают кровоточить и даже, казалось, расширялись - все те же модификации завершенной Формы, превращающие каждую царапину, нанесенную в таком режиме, в чудовищной силы проклятие и яд. Она взбудоражена, растеряна и чуточку напугана, но меньше наслаждаться она не стала - сам факт того, что ее враг столь силен, уже есть наслаждение, ведь только сломав и подчинив, совратив и осквернив меня, она познает тот самый экстаз, который ей подобные ищут от рождения до самой смерти.

Мы сближаемся вновь и она снова атакует, раскрывая уста и с оргазмическим криком выплевывая золотисто-розовую иголку. Она учла мою почти полную неуязвимость к ее Пороку, как и ментальную стойкость, а потому сейчас это никакое не тонкое воздействие, что сгорит в моей защите, даже не замедлив меня. Она все эти хитрые и в иной ситуации неотразимые техники уже испробовала, действуя строго противоположным образом. Эта игла - настолько концентрированная Похоть, что даже мне станет плохо, попади она в меня. Или хорошо, тут с какой стороны смотреть. Потому что быстро переварить настолько сильное воздействие даже моя защита при поддержке Формы не сможет. Заденет как разум, так и душу, пусть даже лишь на миг, но только дьявол и знает, что эта мерзость за тот миг сделает, что поменяет и что оставит после себя.

В тот момент, когда игла почти коснулась даже не пытающегося уклониться меня, я становлюсь абсолютно двумерным, полностью нереальным - обычную тень нет смысла бить, невозможно уничтожить. Пока есть на что падать свету, пока есть в мире темнота, покуда будут и тени, буду и я. Удивление и шок во второй раз были слабее, но отчаянный вопль боли, который даже ей не по силам было превратить в экстаз, стал музыкой для моих ушей. Музыкой настолько сладкой, что слаще просто нет ничего на свете, кроме, разве что, вырванных мною из нее душ. Я держал эту гроздь золота в своей многосуставчатой руке, смотрел на нее десятками глаз, дышал десятками пастей, но в тот миг, когда я сжал кулак, разрывая связи и отправляя эти души на свободу, пусть даже пробудут они на ней очень недолго из-за чужого неба, затягивающего все души павших в себя и в Пекло... в этот миг мне было совсем не сложно отказаться от такого желанного моим естеством сокровища.

Привыкаю, наверное.

Короткий обмен дежурными шуточками, столь же торопливый тост, поднятый с флаконом зелья в руках, чтобы продлить, обновить и скорректировать наши усиления, и вот наша компания двинулась вперед, продолжая свою, по большом счету, бесполезную и безнадежную битву за свои и чужие души. Сенсорика уже отказывала от огромного количества по-настоящему сильной магии, принадлежащей как людям, так и извергам. Мы двигались в сторону одного из центров ритуала, где легендарных тварей было больше всего, и где располагались наибольшие силы обороны, которые, очевидно, тоже надеялись помешать тварям восторжествовать.

Мы одолели этот предыдущий отряд, один из элитнейших, раз там была своя легенда и еще один уродец, почти ею ставший, не без труда, не без кучи возможностей помереть если не всем сразу, то потерять кого-то из нас. Но почему-то нам всем, даже Тиа, хотелось просто и по-человечески верить в хороший финал. Потому что иногда таким, как мы, только и оставалось что верить. Только в самих себя и оставалось.

Мы двигались в сторону одной из точек концентрации вражеских сил в полной тишине, не говоря ни слова друг другу, лишь веря в каждого из нас так, как верили в себя. И только выбравшись на крышу небольшой башенки, сейчас оплавленной после взрыва изнутри и удара массовых чар снаружи, окинув взглядом творящееся вокруг открывшейся нам территории безумие, Тария разбила эту уютную и такую доверительную тишину:

– Ну, бл*дь, пи*дец на*уй!

Никто ей не ответил, но в душе каждый из нас согласился.

Небо сияло все ярче.

Глава восемнадцатая

Открывшееся нашим глазам зрелище на практике доказывало, что никакие предположения не дадут подготовить свой рассудок к объективной реальности и ее вывертам. Конечно же, я ждал того, что одна из ключевых точек ритуала, созданного культом и от которого судьба культа зависела, будет защищена по самым высоким стандартам. Но даже моей больной фантазии не хватило, чтобы предположить масштабность этой защиты и высоту стандартов. Настолько не хватило, что первой, второй и даже десятой мыслью было просто развернуться и уйти искать добычу попроще, ибо героизм для героев, разумеется, но иногда стоит и головой думать.