Его Искушение

Оставляю тяжело дышащую девочку за спиной, думаю о делах.

Терки с Серебряковым из-за телки внесли определенный клин в наши дела.

Никогда еще я не ставил под удар бизнес, а Сашка не последний перс в раскладе. Вечная борьба за власть. Мать ее. В этом адовом мире нужно бежать, чтобы сохранять свои позиции.

Выхожу из своего ресторана, сажусь в тачку, откидываюсь на удобное сиденье, беру планшет и просматриваю информацию. Я веду не только теневой бизнес, есть вполне себе и легальные отросли.

И все должно быть на четком контроле.

Только вот мысли опять соскальзывают к золотоволосой куколке. С ее неиспорченностью, я, может, прижал куклу к стенке чуть сильнее, чем нужно, только вот пришлось основательно донести мысль, насколько она вляпалась.

Внутренний голос скрипит предупреждением и вопросом свербит в висках, а не потопил ли я девочку еще сильнее?!

Аврора перед глазами и брусника, что цвела у болота, контраст красоты и уродства…Тонкие ветви, которые я выдрал, цепляясь за жизнь, и отправил на дно.

И опять в воспоминаниях топь, где я чуть не сдох. Много раз подыхал, но первый основательно запомнился, а куколка чем-то неумолимо напоминает то деревце, которое я обкорнал, перебил все ветви в благодарность за свое спасение.

Отбрасываю планшет. Чертов психопат. Всегда был злым. Лютым. Бешеным. По-другому не смог бы. Мое дело пороть и вспарывать. Прогибать и пробивать. Потому что другого выбора никогда не было.

Либо ты, либо тебя.

С того самого сучьего дня, когда за решетку загремел на родине своей молодой пацан, которого быстро научила жизнь не подставлять свою спину никому.

Любой пырнет тогда, когда не ждешь.

Не верить. Не просить. Не доверять.

Купола не сразу появились. Заслуживать пришлось. Рвать. Кромсать. В крови полоскать тех, кто на меня шел.

А шли много. Поначалу в лазарете валялся. С пробитым боком. Всем нассать было, выживет зек или подохнет.

Минимум лекарств, никакого оборудования. Сам выкарабкался. Сам выжил и руку санитару сломал. За дело. За то, с каким наслаждением он вогнал мне иглу под кровящий бок.

Чертовы садисты, их везде полно, сам стал лучшим в искусстве пыток. Всему пришлось научиться пацану зеленому, брошенному на съедение волкам.

Хорошенько я после выкрута дубинками получил, бок открылся и опять кровить стал, но это никого не вставило.

Бросили в карцер подыхать в холоде на бетоне.

Карцер для зеков — это просто закуток, где воняет испражнениями с забитого толчка и безысходностью. Встал на второй день. Не подох. Лупил по стенке, сбивая в кровь костяшки, убивая в себе чувство боли, уничтожая себя прежнего.

Как я и сказал Авроре. Не делай добра — не получишь зла.

Что-то в этой фразе есть.

Даже сейчас воспоминания заставляют все внутри полыхнуть.

Отец спиной ко мне стоит, а я, пацан, неподалеку ошиваюсь, пока предок с незваными гостями базарит.

— Дима, смотри, по любому земля уйдет к нам. Продай и свали. Не гневи уважаемого человека…

— Во-первых, я Дмитрий Иванович и панибратства не терплю. Во-вторых, за цену, которую предлагает ваш новоиспеченный депутат, мы даже комнатушку не купим в коммуналке, а это земля, которую прадед еще мой вспахивал.

— Ты, доктор, борзый больно. Наш пахан такого не терпит. Кощей сказал отдать. Ты подумай. Часики тик-так. Баба у тебя красивая, пацан. Нехорошие вещи могут произойти.

— Вы своему сказочнику передайте, что я за нормальную цену землю отдать готов. Вот именно, что у меня семья и я их на улицу не выкину.

— Лады…

Бритоголовые придурки сваливают на навороченной тачке, а я к отцу рвусь, ору как бешеный:

— Ты им уступил?! Почему сказал, что землю отдашь?! Наша она!

Смотрит на меня, прищуривается.

— Отсрочку я выбил, сынок, подумать нужно, понять, как на этого Караулова управу найти… Не отдадим. Найдем выход. Время нужно.

А его, этого времени, не оказалось. В ту же ночь дом наш спалили. Отец меня полудохлого вытащил. И помню, как я в соплях и с кашлем, казалось, легкие выплевывал.

— Все, Ваня. Терпи.

И его силуэт на фоне смога, гари и ночи беспробудной, темной. Хватаюсь за майку, когда уйти хочет.

Не понимаю ничего, смотрю в бледно-голубые глаза.

— Отпусти, сын. Маша в доме осталась. Мать нужно вытаскивать.

И я киваю. Говорить не могу. Выхаркиваю дым. Только и делаю, что тупо смотрю, как отец в дом полыхающий входит за матерью и крик ее слышу страшный, когда все рушится.

Жизнь моя так обрушилась.

А дерево… оно вообще горит хорошо.

Привык купаться в людских пороках. Многое повидал, прежде чем купола на спине набить. А потом так же с маха все перечеркнул. Без особых раздумий. Рванул в новую страну.

Русская мафия везде сильна и ниточки далеко идут. Здесь, в Америке, тоже синдикаты есть, разные. Много кланов. Начиная от якудз и заканчивая той же русской братвой. Зубастые твари со своими кодексами. Теневая иерархия со своим сводом правил.

Здесь правят сильнейшие и вот почему я доверил защиту куколки Палачу. Единственный кореш, с которым оказались на новой земле. Монгол. Долг жизни у него передо мной, а по факту пару раз меня он уже спас. И не соскочил. Идет со мною вровень. Бок о бок, но все же врозь. Нет лучше убийцы, чем представитель особой братии с тату на виске, и я доверил ему защиту Авроры.

По привычке контролирую все и даю приказ:

— На повороте выруливай в пригород. Стрелка забита на востоке.

— Да. Босс.

Водила сворачивает на скоростную трассу, а я тру переносицу. Плохой расклад. Одна маленькая куколка с необыкновенными изумрудными глазами и золотом волос не вписывается. Никак.

Аврора…

Как ее в дверях увидел, охренительную такую красотку в платье, что все подчеркнуло и слюной любого исходить в радиусе десяти метров заставило, друг в штанах сразу ожил и взял прямой курс на куклу, давая понять, что ни хрена у нее нет шанса отказаться от предложения, которое я ей сделаю.

— О чем ты хотел поговорить, Иван?

Явный вызов. Недовольство и имя мое из ее уст звучит иначе, с ударением на первую букву, слух режет воспоминанием, как кричала, кусая губы, и на повторе мое имя выстанывала.

Кусается, язвит, а я смотрю, сжирая взглядом ее всю. Красота, млять, неописуемая. Чистая. И зверское желание прикоснутся. Смять это тонкое тело в руках, страшная тяга и короткий приказ:

— Иди сюда.

Подчиняется. Безропотно. Чувствует, что на волоске. Хочет сесть напротив, и зверь внутри ощеривается: