Его любимая девочка
Шрифт:
Не хочу никого видеть, мне пусто и страшно. От слез болит голова.
Но сестра упорно втискивается ко мне под бок, приставляет к моим икрам свои ледяные ноги и вдруг начинает чем-то шуршать.
– Я не поняла… - порывисто разворачиваюсь, имея четкую цель просто спихнуть эту нахалку на пол, но увидев в руках сестры ещё одну конфету замираю.
– Секретик… - шепчет она. По щекам ровными дорожками текут слёзы.
– Я люблю тебя, Алиска…
Проглатывая ком в горле, позволяю сестре свернуться калачиком у себя на руке. Мы делали так когда-то в далеком детстве.
– Папа вещи собрал и ушёл… - тихо говорит сестра.
– К этой своей. А мама теперь ему денег за долю в квартире должна. Он ею будет свои долги гасить.
– Хорошо придумал, - хмыкаю я.
– А ты так и будешь теперь лежать?
– интересуется Аня.
– Так и буду… - отвечаю ей в макушку.
– Арсений вечеринку собирает сегодня… - говорит она.
– Говорят, что это всегда что-то мега крутое!
Грудь сводит болезненным спазмом. Действительно, не долго плакал. Сволочь…
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Спрашиваю, маскируя новое желание разрыдаться, раздражением.
– Я хочу, чтобы ты туда пошла!
– решительно садится на кровати сестра и стягивает с меня одеяло.
– Пошла и высказала все ему в глаза!
– Называй вещи своими именами, - усмехаюсь.
– Пошла и поунижалась…
– А даже если и так, - кивает сестра.
– Любить - это не унижение. Унижение - это когда объект любви не может принять чужие чувства достойно. Ответить взаимностью, отказать - не важно. Вот унижает он тогда не только другого человека, но и себя.
– Это кто это тебе такое сказал?
– присаживаюсь на кровати, с интересом вглядываясь в глаза сестры.
– Мама?
– Нет, - смутившись, опускает глаза.
– Это Семён. Точнее, его отчим. А ещё про нашего папу сказал, что у каждого человека есть свой лимит любви. Кому-то хватает на всех и не хватает жизни, чтобы потратить, а кто-то выжимает из себя по капле, пока не кончится. Но это не важно, - поспешно добавляет она.
Совершенно неожиданно мне хочется улыбнуться. Слёзы просыхают.
– А что ещё тебе Семён сказал?
– Ничего… - краснеет гуще сестра и закусывает губу.
– Что я красивая очень сказал, и что я ему нравлюсь.
– А ты ему, наверное, про Мишу своего плакалась, - шутливо треплю ее по голове.
– Дурочка…
– Ну я же не знала, что ему нравлюсь, - разводит она руками.
– И что он мне понравится, - понижает голос.
– Он знаешь какой умный! Отчиму помогает коды компьютерные писать. А я старше его на год…
– Он тебя куда-нибудь позвал?
– пытливо прищуриваюсь.
– Позвал, - вздыхает.
– Только я знаешь что загадала, - она тоже прищуривается, и я вижу в ее лице себя, как в зеркале.
– Я загадала, что пойду с ним в кино, если ты сегодня пойдёшь на вечеринку к Арсу. Так что, моя судьба теперь в твоих руках.
– Это шантаж, - отрицательно качаю я головой.
– Я так не согласна.
– Это помощь утопающим!
– фыркает сестра.
– Ты же его любишь… Потом всю жизнь будешь жалеть!
– хватает меня за руки.
– Да не могу я, - вскрикиваю с отчаянием.
–
– Вот это и скажи, - кивает сестра.
– Мне знаешь как стремно было с Мишей встречаться после того, что я у него под дверью устроила? Зато потом сразу полегчало. И Катя твоя ему подходит. Кстати, она скоро придёт.
– Зачем?
– Спрашиваю удивленно.
– Помогать приводить тебя в порядок, - отвечает Аня.
– Но я не ответила, что пойду…
– Тогда Семён останется без свидания, - пожимает плечами сестра.
– А я, может быть, пропущу свою любовь.
– Да ты не сестра… - шутливо тяну я.
– Ты шантажистка и предательница…
Хватаю подушку и бью Аню по голове.
– Ай, - визжит она, прикрываясь руками, - мама, Алиска меня бьет!
– Чего?
– смеюсь я.
– Это я тебя ещё не била…
К приходу Кати я успеваю сходить в душ и даже попить чай с бутербродом.
Мама виновато пытается найти повод, чтобы со мной заговорить. Я мысленно прикидываю, сколько нам с ней придётся отдать денег отцу. Теоретически, если я, наконец, действительно переведусь на заочку, то смогу забить учениками все дни.
– Совсем ничего не съела, - вздыхает мама.
– Время - шесть вечера. Давай хоть яичницу пожарю, - суетливо хватается за сковородку, но я уверенно встаю из-за стола и качаю головой.
– Не нужно, спасибо. И мам… - обнимаю ее сзади за плечи.
– Я люблю тебя и не злюсь. Просто… можно в своей жизни я буду ошибаться сама?
– Дочь… - качает она головой.
– Да я вот до сих пор не знаю, что значит «правильно». Каждый день вижу женщин, которые тоже не знают. А ты?
– А я могу и не совершить ошибки, - говорю примиряюще.
– А могу и совершить. Но если что, ты же меня пожалеешь?
– Ох, Алиса… - мама разворачивается и крепко меня обнимает, целуя в макушку.
– Что только мы теперь делать будем? Как жить?
– Счастливо, - отвечаю уверенно.
– И качественно. А ты - для себя.
– Да я как-то не умею, - с растерянной улыбкой разжимает объятия мама и приглаживает мне выбившиеся из хвоста волосы.
– Для себя… Ну, беги, девочки тебя заждались уже.
– Как «для себя» это тебе твоя младшая дочь подскажет, - смеюсь и чмокаю маму в щеку.
– Мам, я, наверное, сейчас к НЕМУ уйду, - говорю тихо и опускаю глаза.
– Алиса… - осуждающе вздыхает она.
– Я вернусь или через пару часов, или уже утром, - добавляю быстро.
– Мне очень нужно.
– Ладно, - вздыхает она.
В комнате сестра с Катей устраивают для меня настоящую пытку красотой в четыре руки. Мажут, красят, чешут, заставляют примерить кучу одежды, останавливая свой выбор на чёрных кожаных штанах и серебристом топе с пайетками.
– Стойте, - уворачиваюсь я от кисточки с блестками для глаз и смотрю на себя в зеркало.
– Вообще-то, это не моя одежда!
– Это моя, - как ни в чем не бывало, пожимает плечами Аня, - в твоих шмотках только пучок на голове намотать и на дискотеку «кому за тридцать» идти.