Его огонь горит для меня

— В общем, она сама виновата. Сначала в том, что не стала сама умирать от укуса эфы, а потом в том, что оказалась слишком хрупкой для Молота Правды. Кто бы мог подумать! — язвительно ответил Синнай. И откуда в этом скромном парне столько дерзости?

— Ты слишком много разговариваешь. — холодно ответили ему.

— Так накинь на меня Поводок Слуги и прикажи не думать следующие десять лет, я только спасибо скажу. — Синнай дерзит императору. Как долго я спала, что пропустила такую метаморфозу?

— Эр, Синнай злится, потому что Алина ему нравится. Мне она тоже нравится, и я должен признать, что мы поступили гадко. Девчонка принесла нам заговор на блюдечке, при этом никому бы не пришло в голову подозревать Тава.

Наверное, я была под действием какого-то лекарства, потому что слова я слышала и понимала, но эмоций не было, голоса долетали словно сквозь пелену.

— Синнай, что ещё можно сделать?

— А ты считаешь, что на данный момент вы сделали недостаточно?

— Не зли меня!

— А то что? Что ты сделаешь, Эр? Казнишь каждого человека, у которого есть мнение?

— Выставлю тебя из дворца с соответствующей рекомендацией.

— Тогда сделай это, так будет лучше для всех. В этом дворце всё равно не выживают добрые и порядочные люди. — горько упрекнул его молодой лекарь.

— Эр, успокойся. Мальчишка психует, потому что Алина ему нравится. — Хашшаль говорил спокойно, как и всегда.

— Она моя невеста!

— Судя по всему, это ненадолго. — пробурчал Синнай.

— Эр, не злись. Синнай симпатизирует Алине и переживает за неё. Нам не стоило посвящать его в подробности. — Эддар, как всегда, пытается всех успокоить.

— Весь дворец уже посвящён в подробности!

— Неизбежно. Слишком много было арестов. Мы нашли убийц отца, выяснили, кто стоял за многими другими попытками. И присоединили к флоту семьдесят кораблей, Эр. Разве ты не рад?

Сколько же дней я была в отключке? Мысли были словно чужие.

— Он не рад, что ряды его любовниц поредели почти вдвое. Теперь мы знаем, что Эр совершенно не умеет выбирать женщин. — сказал Хашшаль.

— А ты умеешь, Хаш?

— Получше тебя! — раздался смешок.

— Именно поэтому ты одинок?

— Именно поэтому. Станешь постарше — тоже предпочтёшь быть один в ожидании стоящей пары, чем с тринадцатью сомнительными красотками в ожидании удара в спину. Хотя тебя хоть носом в стоящую пару тыкай, тебе всё равно.

— Да вы задрали меня уже с этой вашей Алиной! Сами на ней женитесь, причём все вместе. Ах, Алина такая красивая, ах, Алина так поёт, ах, Алина так танцует, ах, Алина догадалась не открывать сомнительную шкатулку и научилась подслушивать по углам! — Ринар паясничал. — Вы мужики или сельские сплетницы?

— Ах, Эра так пробрало. — передразнил Шаль, и сельские сплетницы заржали грубыми мужскими голосами.

— Возможно, Алина не очнётся. Будет у тебя одной проблемой меньше, Эр. — голос Синная звучал ближе всех, а потом кто-то взял меня за руку и погладил пальцы. Затем тёплая рука накрыла лоб, и по голове разлилось нежное тепло. А я вспомнила маму, её руки, её заботу. Когда я болела, она гладила меня по лбу и говорила, что мы справимся. Неужели я больше не увижу маму? Тоска сдавила грудь с такой силой, что стало сложно дышать. По щекам поползли щекотные дорожки слёз. Мою ладошку сжали.

— Ей больно?

— Нет. — Синнай сжал мою руку сильнее. — Алиночка, просыпайся, солнышко. Мы скучаем по твоему голосу. А ещё скоро прилетят синесолки. Это такие маленькие синие птички, они зимуют в Минхатепе, а весной возвращаются к нам. После их прилёта холодов уже не бывает. Они летают ярко-синими стайками и очень красиво поют. Ты меня слышишь?

Я попробовала кивнуть, но голову сдавило обручем боли. Тогда я сжала его руку.

— Хорошо. Ты что-нибудь хочешь? Пить, есть?

— Хочу, чтобы они ушли. — голос казался чужим, а в горло словно песка насыпали.

— Эринар и его люди?

— Да.

А дальше был спор, но я слишком устала, чтобы в него вслушиваться. Я спала, и мне снились кошмары, было дурно и очень холодно. Холод беспокоил особенно сильно, пробирая до костей. В какой-то момент мне приснилось, что меня окунули в ледяной бассейн, и я возмущалась, но потом меня начал обволакивать успокаивающий голос Ринара, он шептал что-то про жар, про третий день, про весну, про горы, где я ещё не была. А ещё от него шло тепло, и я грелась рядом с ним, обнимала его горячую руку и спала без сновидений.

Окончательно проснулась я утром, когда солнце ярко светило в окно. Закинув ноги на стул, в кресле дремал Келай, а я лежала в чьих-то горячих объятиях. Голова была тяжёлая, но я смогла незаметно вывернуться из захвата и по стеночке дойти до ванной. Моё отражение в зеркале выглядело не так плохо, как я себя ощущала, разве что осунулась немного. Волосы по-прежнему сияли, но лицо выглядело измождённым. Неловко искупавшись и быстро помыв голову, я сменила сорочку и почистила зубы. Ованес висел на руке тяжёлым браслетом и на мысленный призыв не отозвался. Чёрт!

Келай всё ещё спал, когда я вернулась в комнату. Ринар лежал на кровати, закинув руки за голову и смотрел на меня.

— Что вы сделали с Ованесом?

— Артефакт платья? Мы его запечатали, потому что он не слушался и не давал тебя раздеть. Необходимо было сбить температуру, а в платье ни обтирания, ни холодная ванна были невозможны.

— Пожалуйста, разблокируй. — я постаралась спокойно протянуть руку, не давая выхода бушевавшей во мне истерике. Ринар дотронулся до браслета, прошептав несколько слов, и мягкое тепло разлилось по телу. Ованес огненным полотном окутал мою фигуру, и мне сразу стало легче.

— Спасибо. А теперь убирайся.

— Алина, давай поговорим.

— Я тебя ненавижу и следующий раз, когда тебя решат пристукнуть, постою рядом и советом помогу. — голос был спокойным, но внутри свирепела буря. От моего голоса Келай проснулся и сейчас с интересом наблюдал за нами. Ринар медленно поднялся с кровати.

— Нам всё равно придётся поговорить рано или поздно.

— Хорошо, говори. Вы нашли ту, кто прислал змей?

— Почему ту?

— Потому что змеи в шкатулке — это чисто женская тема. Итак, это одна из твоих любовниц?