Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)
Шрифт:
– Извините, мистер Холмс, но закон есть закон.
– Разумеется, сержант. Вы поступили так, как велит вам долг.
– Я не сомневаюсь, что у вас были очень веские основания пойти на это и, если я чем-то могу вам помочь…
– Мы ищем пропавшую леди, сержант, и считаем, что она находится в этом доме. С минуты на минуту должен прибыть ордер.
– Я могу подежурить здесь, мистер Холмс. Если будут какие-то результаты, дам вам знать.
Было всего девять часов, поэтому мы, не теряя ни секунды, бросились по новому следу. Первым делом мы поехали в Брикстонскую богадельню, где выяснили, что, действительно, на днях у них побывала пара добрых людей, которые признали в слабоумной старухе бывшую прислугу,
Следующей нашей целью был врач. Он рассказал, что прибыл по вызову в указанный дом и увидел там старую женщину, умирающую от старческой немощи. Более того, она умерла у него на глазах, после чего он и подписал составленное по всей форме свидетельство о смерти. «Уверяю вас, это была совершенно естественная смерть, ни о каком злом умысле не может быть и речи», – заверил он. В доме ему ничего не показалось подозрительным. Единственное, что его удивило, это то, что люди такого статуса живут без слуг. Больше доктору сказать нам было нечего.
Наконец мы приехали в Скотленд-Ярд. Оказалось, что с ордером возникли некоторые сложности, из-за каких-то бюрократических проволочек выписать его сразу не удалось, поэтому теперь заручиться подписью судьи можно будет не раньше утра. Если Холмс придет завтра в девять, он сможет поехать с Лестрейдом и присутствовать при обыске. На этом день завершился. Только ближе к полуночи наш знакомый сержант зашел к нам сообщить, что видел в окнах большого темного дома мерцающие огни, но никто в него не входил и не выходил. Нам оставалось лишь набраться терпения и ждать завтрашнего утра.
Шерлок Холмс был слишком раздражен для разговора и слишком возбужден для сна. Когда я уходил в свою спальню, он сидел, окутанный клубами табачного дыма, и обдумывал все возможные способы решения этой загадки, хмуря темные густые брови и барабаня длинными нервными пальцами по ручкам кресла. Несколько раз ночью я слышал его шаги. Наконец, утром, как только я проснулся, Холмс ворвался в мою комнату. Он был в халате, но бледное осунувшееся лицо свидетельствовало о том, что этой ночью он не сомкнул глаз.
– На сколько назначено погребение? На восемь, верно? – взволнованно воскликнул он. – Так, сейчас двадцать минут восьмого. Что происходит, Ватсон, куда делись мозги, которыми наградил меня Господь? Скорее, друг мой, скорее! Вопрос жизни и смерти. И шансы на смерть сто против одного. Никогда, никогда не прощу себе, если мы опоздаем!
Не прошло и пяти минут, а мы уже летели в кебе по Бейкерстрит. Но все равно мимо Биг-Бена мы промчались без двадцати пяти восемь, а на Брикстон-роуд выехали ровно в восемь.
Впрочем, опаздывали не мы одни. Было уже десять минут девятого, а катафалк все еще стоял у дома. В ту же секунду, когда наша взмыленная лошадь остановилась, дверь дома отворилась и показались трое мужчин, несущих гроб. Холмс выпрыгнул из кеба, бросился к ним и преградил путь.
– Не выносить! – крикнул он и уперся рукой в грудь первого из них. – Занесите гроб обратно, немедленно!
– Какого черта? Что вы себе позволяете? – вскричал взбешенный Питерс, чье большое красное лицо появилось над дальним концом гроба. – Я еще раз спрашиваю, у вас есть ордер?
– Ордер сейчас прибудет. А до тех пор гроб останется в доме.
Строгий голос Холмса произвел впечатление на носильщиков. Питерс неожиданно ретировался куда-то в дом, поэтому они повиновались новому приказу.
– Быстрее, Ватсон, быстрее! Отвертку! – взволнованным голосом стал командовать он, когда гроб вернули на стол. – Возьмите и вы отвертку, друг мой! Плачу соверен, если снимем крышку меньше чем за минуту! Ничего не спрашивайте… Поднажмите! Так, хорошо! Еще! Еще один! Теперь тянем все вместе! Пошла, пошла! Есть.
Совместными усилиями мы сорвали
крышку гроба. И как только мы это сделали, комната наполнилась тяжелым непереносимым запахом хлороформа. Голова лежащего внутри тела была вся обложена ватой, пропитанной этим одурманивающим веществом. Холмс сорвал вату и обнажил застывшее, словно камень, красивое одухотворенное лицо женщины средних лет. В ту же секунду он обхватил тело и придал ему сидячее положение.– Она не умерла, Ватсон? Хоть капля жизни осталась в ней? Не может быть, чтобы мы опоздали!
И все же следующие полчаса мне казалось, что помощь пришла слишком поздно. Нехватка воздуха и ядовитые испарения хлороформа должны были погубить леди Фрэнсис. Но после искусственного дыхания, после впрыскивания эфира, после всех ухищрений, которые только доступны современной науке, по трепету век, по легкому помутнению на поверхности зеркальца я понял, что жизнь начала медленно возвращаться к ней. Мы услышали, что рядом с домом остановился кеб. Холмс раздвинул шторы и выглянул в окно.
– Вот и Лестрейд с ордером, – сказал он. – Только его птички уже наверняка упорхнули. А вот это, – добавил он, когда в коридоре послышались торопливые тяжелые шаги, – тот, кто имеет больше права заботиться об этой леди, чем мы. Доброе утро, мистер Грин, думаю, чем скорее вы увезете леди Фрэнсис отсюда, тем ей будет лучше. А тем временем похороны могут продолжаться, бедная старуха, которая все еще лежит в этом гробу, может отправиться к месту своего вечного упокоения одна.
– Это дело, мой дорогой Ватсон, – вечером сказал мне Холмс, – если вы решите когда-нибудь включить его в свои анналы, пригодится вам как иллюстрация того, что даже самый сбалансированный мозг может давать сбои. Подобные сбои присущи всем смертным. Истинно великим человеком является тот, кто может вовремя осознать их и исправить свою ошибку. Надеюсь, что я вправе причислять себя к этой категории. Всю ночь меня преследовала мысль, что прямо у меня под носом был какой-то ключ, какое-то указание, может быть, странное предложение или необычное наблюдение, от которого я легкомысленно отмахнулся. Когда уже начало светать, у меня в памяти неожиданно всплыли слова женщины из похоронной конторы, которые услышал Филипп Грин: «Все было бы уже готово, но это особый заказ, поэтому и времени на него нам понадобилось больше». Эти слова относились к гробу. Чем-то он был необычен. Но чем? И тут я вспомнил, какие высокие стенки были у него, и то иссохшее тело, которое лежало внутри. Зачем для такого маленького тела понадобился такой несоразмерно большой гроб? Чтобы в нем хватило места для второго тела! Обеих женщин должны были похоронить по одному свидетельству. Это было очевидно! Если бы только не туман у меня в голове… В восемь часов леди Фрэнсис должны были похоронить. Нам оставалось одно – во что бы то ни стало не дать вынести гроб из дома.
Шансов на то, что она была еще жива, почти не оставалось. Почти! Насколько мне известно, эти люди никогда раньше не совершали убийств. Возможно, они и собирались ее убить, но в последнюю минуту испугались. Может быть, они подумали о том, что будет лучше похоронить ее без видимых признаков насилия, с тем чтобы, если даже дело дойдет до эксгумации тела, у них была возможность отвертеться. За эту мысль я и ухватился, как за соломинку. Как все происходило, вы и сами можете понять. Вы видели ту ужасную запертую комнату наверху, где так долго держали несчастную леди. Они ворвались, одурманили ее хлороформом, отнесли тело вниз, налили в гроб еще хлороформа, чтобы она не проснулась, и прикрутили крышку. Умный ход, Ватсон. Ничего подобного в истории преступности я не встречал. Если нашим друзьям, бывшим миссионерам, удастся не попасть в руки Лестрейду, я думаю, они еще удивят нас в будущем.