Его сбежавшая Принцесса

— Что происходит?! Что? — забеспокоился староста и обернулся на меня. Испуганно попятился, — а ты как сюда попала, чертовка?

Я ступила ближе. Медленно, величественно. Из — за дыма мое лицо было сложно рассмотреть, староста хорошо видел только белое платье и длинные темные волосы.

Тут как раз пробило полночь. Все время, пока часы били, староста не сводил с меня взгляда. Как только часы замолчали, я начала представление.

— Зачем ты так, мой мальчик, — шептала я, — зачем ты так поступаешь со мной! Я любила тебя. Я душу за тебя отдала, а ты…

— Кто это? — забеспокоилась подружка старосты.

Она жалась к старосте в плотную и дрожала.

— Кто ты? — спросил староста, храбрясь.

— Спасибо, мама, что помогаешь даже после смерти, — повторила я слова старосты.

Староста испуганно попятился.

— Спасибо, мама, что помогаешь мне даже после смерти, — закричала я.

— Нет, моя мать умерла, — тараторил староста, — ты не моя мать. Не моя…

— Эта женщина притворилась мной, — продолжила я, указывая пальцем на брюнетку, — она притворилась моим призраком и убила твою жену. Убийцы… Вы оба убийцы, — тут я завопила, что есть мочи, завопила так, что сама себя испугалась, — я не для этого тебя рожала! Ты предал всех нас!

Завопила снова. Отчаянно. Громко. Я издала истошный вопль.

— Лучше тебе не жить на этом свете, — выдавила я, — умрешь так же, как умерла я.

Тут настал выход Эда. Он поджог этот маленький дом. Огонь разгорался с бешенной скоростью, а я встала напротив выхода, мешая пройти. Теперь в игру вступала наука. Мои руки были обмазаны специальным спиртовым раствором, благодаря которому огонь мог гореть и не обжигать мою кожу. Так что началось. Я поднесла горящие руки к старосте, мужчина испуганно заморгал. Я слышала, как колотится его отчаянное сердце.

— Я сгорела заживо, — сказала я, — и ты сгоришь.

Староста заорал, видя, как огонь окутывает мои руки, но не обжигает. Конечно, откуда простому деревенскому старосте знать про такие химические фокусы.

— Уйди, уйди, ведьма! — кричала брюнетка, прижимаясь к двери, — уходи!

— Ведьма? — я рассмеялась громко и пугающе.

Ах, как я была страшна в тот момент. Пока Эд снова шумел позади дома, я сажей перемазала лицо и платье, с одной стороны, маскируя свою внешность, а с другой— прибавляя образу больше пугающего и магического.

— Ты притворялась мной, — сказала я брюнетке, — думаешь, мы похожи? — снова рассмеялась, — я умерла с обожженным лицом. Если хочешь, чтобы мы стали похожи, так тому и быть!

Эд пустил больше дыма в окна. А потом жутко загремел. Я и сама вздрогнула, но потом скрывая свой испуг, снова рассмеялась.

— Ты мой огонь, в ночи бессонной, мой воздух и моя любовь, — кричала я, — я нашей встречи жду покорно, мы будем вместе, как прольется кровь.

— Это же мои стихи! — ахнула брюнетка.

— Ты мой огонь. Огонь… Сынок, она на самом деле называла тебя огнем, как иронично… как иронично, — я подошла ближе. И Эд пустил пламя за моей спиной, перекрывая выход.

— Ты написала стихи про убийство, потом, притворившись мной, убила человека и обвинила в своем злодеянии невиновную женщину, мать, — сказала я, — такие люди не должны жить. Поэтому я заберу вас. Заберу для того, чтобы спасти еще хоть что — то, что осталось от ваших душ. Заберу до того, как вы окончательно превратились в чудовищ!

Эд запустил в комнату больше дыма. Я успела задержать дыхание, а остальные не успели. Староста и его любовница закашляли.

— Прости! — кашляли они, — помилуй, помилуй, мама.

— Как ты смеешь звать меня мамой после всего! — разозлилась я.

— Мама, не надо, не забирай меня. Ты пела мне колыбельные в детстве, ты играла со мной, — староста подошел ближе, он молил о пощаде.

Но я оставалась холодна. Сейчас, стоя над старостой и его подружкой, в дыму, в огне, я ощутила невероятную силу. Любое волнение ушло, меня окутало спокойствие и уверенность. Ты прав, Эд, я актриса.

— Этот ребенок был мне сыном, — сказала я старосте, — этот ребенок мог стать хорошим человеком, а ты уже не сможешь. В твоей душе живет слишком много желчи. Таким нельзя жить. Нельзя.

Тут Эд снова загремел и снова пустил дым.

— Мы во всем сознаемся! — заверил староста, — во всем!

Я наигранно задумалась. Сквозь огонь подошла ближе, наклонила голову.

— Казнь завтра на рассвете, — сказала я спокойно, — если ты не успеешь, то я приду за тобой завтра в полночь. За вами обоими. Тогда вы сгорите заживо. Ваша кожа будет медленно слезать с черепов, глаза вытекут, кости превратятся в угли. Будет стоять смрад на всю деревню. Успей до рассвета, если хочешь жить.

Эд снова пустил дым. На этот раз очень сильно, так что дым заполонил всю комнату, а я успела выйти незамеченной. Только я ступила за порог, как ноги подогнулись. К счастью, меня поймал довольный Эд.

— Ты великолепна, — сказал он мне, отводя за горящий дом.

Огонь разрастался, и вскоре из дома выскочили кричащие староста и его подружка. Они ругались друг на друга, обвиняли в убийстве. И так же продолжая ругань, они помчали в город. Дом догорал. Вокруг оранжевое пламя. И в этом пламени Эд и я. Сердце колотилось, как безумное. Я не верила в произошедшее, не верила, что могла пойти на такое, не верила, что могла так сыграть. Меня трясло.

— Ты умница, — сказал Эд, прижимая меня к груди, — ты умница.

— Они сознаются?

— Куда ж денутся.

— Почему ты так думаешь?

— Люди боятся умирать, тем более так страшно, как описала ты.

Я подняла голову и попыталась улыбнуться. Вышло дергано.

— Ты умница, — повторил Эд и поцеловал меня.

Это был другой поцелуй. Страстный, горячий, отчаянный, восторженный. Я задыхалась и знала, что Эд тоже задыхается. Нереальный момент. Все в огне. И мы. Эд и я. Захотелось остаться в этом моменте навечно. Навечно… Эд разорвал поцелуй.

— Моя девочка, — прошептал он мне в губы, — великолепная девочка. Какая была игра. Ты напугала даже меня. Напугала, ты знаешь?..

— Я и сама испугалась, — призналась я.

— Как же я жил без тебя?

— Не так интересно?

— Это уж точно…

А как я жила без тебя, Эд? На самом деле с момента нашей встречи, все изменилось. Все. И теперь уже я поцеловала Эда.

Сначала мои руки лежали на его шее, потом поползли выше, зарываясь в кудрявые волосы. На губах вкус костра и страсти. Мы целовались, и были в этом поцелуе полностью, поглощенные с головой.