Его Высочество Ректор
Шрифт:
Мне вдруг стало истерически смешно… Какая она смешная…
– Кать… серьезно… Это же невыносимо… Отпусти, Кать…
Размахнувшись, она вдруг залепила мне звонкую пощечину. Такую звонкую, что у меня на мгновение заложило в ушах.
И я вдруг поняла, что натворила.
О, боже.
– Я послала его к черту, – прошептала я, с ужасом глядя в глаза нависающей надо мной Самойловой, готовой ударить меня еще раз.
– Мне плевать, кого ты куда послала, – прошипела она. – Я отомщу тебе, по любому, так и знай. Да так, что вы оба будете сегодня плакать и никогда не сможете больше…
И
– Минуточку внимания, господа.
Ник. Постучал и говорит в микрофон.
Я стряхнула с себя руки Самойловой и кинулась по тропинке обратно ко входу. Боже, что он задумал… Неужели официально объявит о своем увольнении…
Распихивая столпившихся вокруг танцпола сокурсниц и их кавалеров, я протиснулась к сцене. Надо остановить его… ненормальный… выпил, небось еще…
Ник все еще не видел меня, глядя прямо в стилизованный под старинный, висящий с потолка микрофон диджея.
– Я бы хотел… – он остановился, разглядев кого-то в толпе. – Эй, господин в синем костюме… Вы, вы!
Я не могла разглядеть к кому именно он обращается.
– Я вижу у вас бирку из Дайли Джеральд. Вы не по мою душу пришли?
Все взбудоражено зашептали, а я чуть ни присела в ужасе – нет, он точно пьяный. Господи, не дай ему себя опозорить. Он ведь этого не переживет.
– Подходите ближе, я вас удивлю, – улыбаясь, пригласил Ник все еще невидимого мне журналиста. Через пару секунд тот протиснулся к сцене – маленький, лысый господин обвешанный ленточками с бирками и фотоаппаратом.
– Снимай… – Ник сделал небрежное движение рукой, и фотограф вскинул руку с телефоном, нажав на запись. – Итак, молодые люди, – повторил он, обводя глазами толпу, по привычке слегка хмурясь от шушуканий. – Не далее, как семьдесят лет назад, в этой же самой зале, произошло некое событие, чрезвычайно важное для моей семьи. Мой прадед и, как вы, наверное, уже в курсе, бывший владелец этого поместья, сделал предложение своей будущей жене на глазах у двух сотен приглашенных на благотворительный бал в честь больницы Святого Патрика. Чем несказанно удивил все благородное сообщество – его избранницей была отнюдь не дама высшего света, а заезжая маркитантка из Тулузы.
Он замолчал и поискал глазами в толпе, все еще не замечая меня.
– Своей маркитантке предложение я уже сделал, поэтому это событие не произведет такого фурора.
Вопреки его словам, шушуканья усилились троекратно. А у меня появилось ощущение, будто я за всем наблюдаю со стороны.
– Поэтому я хотел бы просто пригласить свою невесту на танец. Если, конечно, она еще не утопилась в пруду, – он повернулся к диджею и попросил. – Поставь-ка, друг мой, нам что-нибудь… эдакое.
Диджей никак не отреагировал, глядя на него с открытым ртом.
– Невероятно… – громко прошептал журналист, трясущимися руками пытаясь удержать свой телефон. Уже, небось представлял себе нули на чеке гонорара за такой материал.
– Дорогая, где ты? – позвал меня Ник, уже начиная раздражаться.
– Которая из них? – зло спросила я. Толпа расступилась,
журналист взвился и крутанулся, целясь в меня своим телефоном и, судя по возмущенным возгласам, наступив на ноги сразу нескольким девицам.А Ник, наконец, встретился со мной глазами.
– Ну уж явно не та, которую я оттолкнул сегодня со словами «пожалуйста, отвали от меня!» или что-то в этом роде, – ни менее зло ответил он.
Я помолчала, кусая губу. Знала ведь, что бешусь просто так, и что он ни в чем не виноват. Сучка эта, ясное дело, сама запихнула его в кабинку туалета. Уверена, он настолько опешил, что просто не знал, как на такой прямой подкат реагировать. Не бить же женщину.
– Будьте уверены, милорд, я опрошу свидетелей, – сухо сообщила я ему, имея в виду Майлса.
– Сделайте такое одолжение. Так и будем пререкаться на камеру?
В этот момент диджей опомнился и врубил что-то медленное, но с довольно ощутимым ритмом. «Wherever you are» – через секунду узнала я.
Спрыгнув со сцены, Ник подошел, взял меня за талию и рывком притянул к себе, отведя руку в сторону. Под разнесшийся по залу разноголосый девчачий «аааххх», шагнул вперед, задавая тон танцу.
– Нормально… – оторопело протянул кто-то сзади.
– Доктор Кронвиль! – возмущенно донесся до меня голос директора, заглянувшего проверить, что там за непонятное заявление делает его высокородный ректор по дисциплине.
Но мы уже ни на что не обращали внимания, подхваченные чувственным ритмом, двигаясь в унисон, будто танцевали вместе всю свою жизнь. Рука его крепко держала меня за спину, глаза буравили, приковывая к себе, заставляя терять разум и двигаться согласно его воле.
«Wherever you are, I’ll always make you smile…» – неслось из огромного динамика, вымывая из души обиды и обещая годы спокойствия и счастья.
Мозги уже не думали, музыка раскачивала, а временами подхлестывала, кидая к нему ближе… Танец все полнее овладевал моей душой и телом, все дальше затягивал в сводящее с ума кружение, укутывая нас в восхитительный, плотный кокон, в котором существовали только он и я, а все остальное – не важно...
«Wherever you are, I’m always by your side…»
Уйдя всем своим существом в танец – наш первый танец! – краем глаза я все же видела вздернутые руки с телефонами и вспышки профессионального фотоаппарата журналиста из Джеральд.
И только сейчас поняла, что все это означает.
Это официальная часть предложения. Выход из тени. И теперь я стану женой герцога.
Да хоть сапожника, черт возьми – главное его женой! Я выхожу замуж за Ника!
Сбившись с ритма, я оступилась.
Ник чертыхнулся.
– Ты понимаешь, что последние двадцать лет своей жизни будешь любоваться видео, в котором наступаешь мне на ногу во время нашего предсвадебного танца?
Я прыснула со смеху, а через секунду уже прижималась к нему сильнее. А потом и обняла его – так крепко, как только смогла.
Потому что до меня вдруг дошел смысл его «будешь смотреть», сказанное в единственном лице, будущем времени.
– Надо срочно родить штук пять детей, – я решительно тряхнула челкой. – Или восемь.