Его заложница

— Нет. Я должна увидеться с мамой, бабушкой и все объяснить. Я не могу вот так просто уйти из дома, не посмотрев им в глаза. Понимаешь? — смотрит на меня через зеркало. 

— Понимаю… Но Павлов тебя не отпустит, — это уже не предположение, это утверждение. Я бы, наверное, запер свою дочь или увез бы куда подальше, но ни за что не отдал бы врагу. Так и будет. 

— А я сбегу, — улыбается. 

— Как плохо ты знаешь своего отца… — выдыхаю, поднимаюсь на ноги, надеваю футболку, часы и подхожу в Саше, продолжая смотреть на кошку через зеркало. 

— Ну, тогда ты меня похитишь, — хитрая, откидывает голову мне на плечо, когда я обнимаю ее за талию, прижимая к своей груди. 

— А давай мы облегчим мне задачу, побережем мои нервы, и я похищу тебя сейчас, — целую ее за ушком и дышу сладкой карамелью, прикрывая глаза. 

— Арон, — мурлычет такая сладкая девочка. Моя смелая и отчаянная кошечка. — Я так не могу-у, — стонет, когда я кусаю мочку ее уха. — Я не скажу отцу, что ухожу к тебе, не осмелюсь, наверное, это сделать, смотря ему в глаза, — голос уже с нотками грусти. Глубоко вздыхает и накрывает мои руки на талии. — Но с мамой и бабушкой я обязана поговорить, чтобы они поняли, что я счастлива, любима и в надежных руках. 

— Все верно, кроме «счастлива»… 

— Мне лучше знать! — упрямая. 

— Хорошо, — сжимаю ее крепче. — Два дня. Не выйдешь на связь – я устрою штурм дома Павловых, и мне по хрену, сколько народу поляжет. 

— Ммм, как возбуждает, — улыбается с закрытыми глазами. 

— Что именно тебя возбуждает, — сжимаю ее бедро, — помимо очевидного? — вдавливаясь пахом. 

— То, что ты уже от меня не отказываешься. 

Хрипло рычу ей в ухо:

— Я и до этого не отказывался, я хотел, чтобы ты жила полноценной жизнью и ничего не боялась. 

— Не смей решать мою судьбу. Мы будем жить и ничего не бояться. 

— Дай бог, кошка. Я неверующий, но в моем случае решает только кто-то свыше. 

А потом я посадил ее в машину, сам, добровольно отвёз домой. И не увидел Сашу ни через два дня, ни через неделю. Телефон отключен, в универе не появлялась, картами не пользовалась, вообще нигде не была замечена. Я знал, я чувствовал, что так будет. Не нужно было ее отпускать, нужно было додавить, переубедить, похитить. Все что угодно, только не отпускать.

ГЛАВА 34

Александра 

Я ненавижу всех. Во мне столько злости, что, кажется, разорвет на куски. А ещё дикая тоска по Арону. Я обещала ему вернуться…

Никогда не думала, что буду чувствовать себя в родном доме заключённой. Такая элитная двухэтажная комфортабельная тюрьма. Ни телефона, ни связи нет, все отобрал отец. Он даже интернет отключил. Всем. Даже прислуге.

«Ты очень похожа на меня, Александра, поэтому я принимаю такие меры. Ради твоего же блага», — равнодушно заявил он.

Охрана усилена, никто со мной даже не разговаривает по приказу отца. Отец знает, что я могу заболтать кого угодно. А я яростно ненавижу их всех.

Хожу по своей комнате из угла в угол и ищу выходы, которых нет. Сколько это будет продолжаться? Всю жизнь меня держать будет и порождать еще большую ненависть к себе?

Места себе не нахожу. Меня дико ломает. Я как птица в клетке, постоянно бьюсь о золотые прутья, ломая крылья.

Невыносимо.

Дышать трудно. И страшно, оттого что мой псих может действительно пойти на штурм. Страшно за Арона. Отец в ярости и сделает все, чтобы уничтожить Вертинского, который посмел тронуть его дочь, тем самым унизив его.

Там, за стенами моей клетки, что-то происходит. Глобальное. Чувствую. Там война. И я отчасти в ней виновна. Я как спускной механизм, завела отца, и он пошел напролом.

Черт! Не выдерживаю, хватаю со столика кружку с недопитым кофе и швыряю ее в стену, разбивая вдребезги. Мне мало, во мне столько необузданной злости и отчаянья, что психика не выдерживает. Хватаю все, что попадает под руки: вазу, косметику, планшет, светильник; и швыряю в стену, осколки летят, ранят, но мне все равно. Я ничего не чувствую, кроме злости и дикой тоски.

Ком в горле. Сама не замечаю, как рыдаю в голос. Руки опускаются, и я сползаю на пол. Закрываю глаза, прикусываю ладонь, пытаясь остановить истерику. Сердце заходится, дыхания не хватает, а я все рыдаю, пытаясь хоть как-то освободиться от этой безысходности.

Соскакиваю с места и бегу вниз. Ну что они мне сделают? Ничего! Я хочу уйти отсюда. Я хочу к Арону! Меня всегда душил этот дом. Выскакиваю на улицу. Опять босиком. Плевать. Я готова бежать по стеклу. Подбегаю к воротам, пытаясь их открыть.

— Откройте! Немедленно! — требую у охраны. А они смотрят на меня, как на сумасшедшую, и качают головами. — Выпустите меня немедленно! Вы тупые амбалы, — я действительно сошла с ума, кричу, срывая горло. Просто хочу быть с моим мужчиной! Разве я многого хочу?! 

— Александра, вам нельзя выходить, — ко мне идет один из охранников и говорит со мной, как с ребенком или ненормальной. – Пойдёмте в дом, — тянет ко мне руку, которую я отпихиваю. Пячусь от него, упираясь в ворота. — Мы всего лишь выполняем приказ вашего отца. 

Дышу рвано, рассматривая мужчин. Отводят глаза, пытаясь не показывать эмоции. Нет, просто так меня никто не выпустит. Они как преданные шавки лижут пятки своему хозяину.

— Пойдёмте, я провожу вас в дом, — мужчина вновь тянет ко мне руку, его пиджак одёргивается, а под ним ствол. Отталкиваюсь от ворот, делаю шаг вперед и резко выхватываю ствол из кобуры, наставляя на охранника. Целюсь прямо в лоб, почти упираюсь в него дулом. Руки трясутся. Я никогда никому не угрожала пистолетом. Но сейчас готова на все. Перехватываю ствол второй рукой, молясь про себя, чтобы рука не дрогнула. 

— Просто откройте ворота и выпустите меня! — требую я. 

— Александра, — вздыхает охранник, совсем не боясь. — Даже если вы меня убьёте, вас никто не выпустит. Отдайте мне пистолет, и об этом инциденте не узнает ваш отец, — говорит мне тихо и медленно, как умалишенной. А моя истерика прогрессирует, резко отвожу дуло от охранника и приставляю к своему виску. В этот момент в глазах мужчины наконец-то мелькает страх. Нет, умирать я не хочу. Просто делаю все, что могу. 

— Не нужно меня шантажировать! Откройте ворота и дайте уйти! — кричу, хотя мужчина совсем рядом. Я уже на грани, и действительно хочется спустить курок, лишь бы это закончилось.