Его заложница

— Я занят! — рявкает отец. 

— Это срочно, — дверь открывается, в нее заглядывает охранник, в которого я целилась. — Там приехал сам Арон Вертинский и требует встречи с вами. 

Мне кажется, комната резко плывет, и я теряю сознание. Арон, псих мой, зачем ты так внаглую явился в дом, где тебя убьют?

— Ммм, даже так. Смелый парень, я его недооценивал. Готов умереть ради моей дочери. Я похороню его с почестями и глубоким уважением. 

Соскакиваю с места, пытаясь бежать к этому сумасшедшему зверю. Ноги подкашиваются, в глазах темнеет, но я бегу.

— Стоять! — перехватывает меня отец, грубо дергая за руку. — Александру, заприте, — передает меня охраннику. — А этого ублюдка ведите ко мне. 

ГЛАВА 35

Арон 

— Мы должны отдать этот завод Павлову! — нервно выдаю я. 

Мне стало известно, отчего кошку держат дома за семью замками. Охраной обложили, у президента и то меньше. Идти на штурм возможно, но тогда случится война, а укладывать своих парней в могилы ради личных чувств я не собираюсь. Не прощу себе любовь через трупы ни в чем не повинных ребят. Но и без нее я тоже не могу.

Вчера узнал, что Сашу хотят отправить в Лондон. Вытащить ее оттуда мне будет сложнее, время идет, моя ломка усиливается, и болевой синдром уже не купируется.

Мне нужна моя женщина.

— Чего ради?! Мы сначала его отжимаем, а потом отдаем. Ты в своем уме? — кидает мне Мирон, мирно попивая кофе в удобном кожаном кресле своего огромного кабинета на последнем этаже нашей компании. Его белоснежная рубашка идеально выглажена. И ему по хрену на мои ломки, у него все хорошо. 

— Нет, бл*ть, я не в своём уме! — рычу, срываясь на брата, соскакиваю со стула и хватаю его за галстук, притягивая к себе. — Скажу больше, если не верну свою женщину, я вообще слечу с катушек и устрою апокалипсис. Мало никому не покажется. Лучше решить все по-хорошему, пока в моей голове есть бескровные выходы. 

Глаза брата чернеют, но внешне он вполне спокоен. Всегда завидовал его выдержке.

— Успокойся! — хватается за мою руку, пытаясь оторвать от себя. Отпускаю, разжимая ладонь. Мирон встает с кресла и прохаживается по кабинету. — Я полагаю, ты проработал все варианты? — холодно спрашивает он. 

— Да. Бескровный выход только такой. Павлов слишком любит деньги. 

— Думаешь, продаст дочь? — брат удивленно выгибает бровь. 

— Думаю, да, надо просто грамотно скормить. Но и план «б» держать за воротами. 

— А девочка того стоит? — интересуется брат. 

— Я бы на твоём месте не провоцировал меня. Держусь из последних сил… — проговариваю сквозь зубы. На задушевные беседы и расшаркивания у меня нет ни терпения, ни времени. Мой зверь стал совершенно неуправляем без кошки. Она его выдрессировала. Брат молчит, задумчиво взвешивая все «за» и «против». А у меня нет времени на его стратегии. 

Встаю с места и подхожу к Мирону, останавливаясь возле окна.

— В нашей компании есть моя весомая доля. Так? 

— Так, — кивает брат. 

— Так вот, отдай мне ее этим гребаный заводом! — срываюсь на псих. Мирон отходит от окна и спокойно идет к своему столу. А меня бесит его спокойствие и рассудительность. Я задыхаюсь. Сжимаю кулаки, пытаясь не сорваться. Брат садится за стол, набирает чей-то номер и ждет ответа, смотря мне в глаза. 

— Все документы мне по «Спецстали» и юристов. Немедленно! — сбрасывает звонок, и меня немного отпускает. Киваю в знак благодарности. — Дорогая женщина, — усмехается. — Ничего отдавать мне не нужно. Это наша компания и наши убытки. Но поздравлять Павлова с праздниками не буду, — ухмыляется гад. 

— Нет, мы берем в семью только Сашу, без папочки. 

— Слава богу, — наигранно выдыхает и смеется. 

* * *

И вот я здесь, в родном доме моей женщины и одновременно в логове врага. У судьбы циничное чувство юмора. Со мной только бумаги на завод, все оружие пришлось скинуть. Чувствую себя голым, несмотря на то, что за воротами стоят три машины, вооруженные до зубов. Я отсюда выйду либо с Сашей, либо мертвым. Терять мне нечего, и это будоражит. Зверь внутри беснуется, предвкушая бойню, кровь кипит, адреналин зашкаливает, сердце заходится аритмией.

Прохожу мимо гостиной Павловых и улавливаю тонкий запах моей девочки. Глубоко вдыхаю, на секунды прикрывая глаза. Да, моя кошка рядом.

Мне в затылок дышит преданный пес Павлова. Раздражает. Я могу убить его с разворота, воткнув в глотку шариковую ручку, тот даже не успеет среагировать. Но, кроме пустой смерти, это ничего не даст. Здесь, в конце концов, неповинные женщины – мать и бабушка Саши.

— Сидеть! — командую своему зверю. 

Дверь в кабинет Павлова открыта, из него вылетает наш несостоявшийся женишок, провожая меня ошарашенными глазами. Оскаливаюсь на него, и шавка поджимает хвост.

Павлов сидит за столом, попивая коньяк, на вид расслаблен, но его напряжением пропитан воздух. Взгляд тяжёлый, ненавистный. У нас это взаимно, я тоже не излучаю доброжелательность.

Его пес-охранник встает возле двери, не спуская с меня глаз. Ссыт наш «папочка», знает, какой я отморозок.

— Доброго дня, господин Павлов, — ерничаю, ухмыляясь, и сажусь в кресло для посетителя. Вынимаю сигарету, прикуриваю. Затягиваюсь, смотря в глаза Павлову, глотая его ярость. 

— В моем кабинете не курят, — выдает он низким голосом. 

— Переживешь, дорогой мой будущий тесть, — издеваюсь. В родственники мы никогда друг друга не запишем. Пусть скажет спасибо, что горло ему не перерезал за покушение на Мирона. 

Павлов начинает смеяться. Долго так, заливисто, надрывая горло. Больше похоже на истерику. Курю, пуская кольца дыма, и жду, когда его отпустит. Закашливается, запивая коньяком.

— Шутник, значит. Даже хорошо, что уйдёшь на тот свет на позитиве, — уже угрожающе произносит он. 

— Все мы там будем. Ты бы отпустил мальчика, — киваю на охранника. — Семейные дела как-никак обсуждаем. 

— А ты, щенок, не указывай мне, что делать в моем доме. Ты мне, падаль Вертинская, за все ответишь: и за ваши рейдерские захваты, и за дочь, и еще спишу на тебя парочку своих грехов – с трупа никто не спросит, — агрессивно рычит Павлов. Сжимаю челюсть, пытаясь дышать ровно. 

«Сидеть, я сказал!» — внутренне рычу зверю.

Я могу без труда снять сейчас охранника и впечатать Павлова мордой в стол. Позже, конечно, начнется бойня, но… жажду крови утолю. Сдерживаюсь, с трудом переваривая его речь.