Егор Смирнов: каникулы в СССР. Том 1
Шрифт:
Глава 5
Когда я зашел в квартиру, в прихожей сильно пахло куревом. Поначалу с непривычки это сильно меня удивило, но потом я вспомнил, что отец частенько курил в туалете. Для того времени это было нормой. Многие курили на кухнях, на балконах, даже в комнатах, но для моего отца единственным местом, где он мог себе это позволить, был туалет. Его любимыми были сигареты «Стрела» и папиросы «Беломорканал». Последние он перед прикуриванием неизменно складывал гармошкой. Зачем он это делал, было для меня загадкой. Может просто для вида и удобства, а может, чтобы табак в рот не попадал.
Единственным исключением, когда он позволял себе дымить в комнате или на кухне, были
В нашей трехкомнатной квартире у отца была отдельная комната. Она выходила в прихожую и находилась слева, через стенку от кухни. Отец любил побыть один и проводил почти все свободное время в своем укромном жилище. Когда был трезв. А вот когда он выпивал, то в доме, если можно так сказать, стоял дым коромыслом.
Поначалу все проходило довольно мирно, но когда отец окончательно напивался, то начинал вести себя агрессивно, в особенности по отношению к матери. И в такие моменты я сбегал на улицу и гулял до победного. Когда все друзья расходились по домам, я, если позволяла погода, усаживался на лавку у дома напротив и тоскливо смотрел на горящие окна своей квартиры, ни капли не желая туда возвращаться. Поэтому я не особо любил праздники и выходные.
Но это было тогда, когда я был по-настоящему маленьким и неопытным. Сейчас же, если судьба, закинувшая меня сюда, даст мне возможность и время, я попробую изменить ситуацию в лучшую сторону. Может быть, это даже поможет отцу через три года избежать своей нелепой гибели.
Тем временем отец только начинал свой разгульный вечер. И начинал он его с баллона Жигулевского, которое недавно прикупил в пивном ларьке, а также с копченой скумбрии, аккуратно нарезанной ломтиками и лежащей в его комнате на столе, предусмотрительно покрытом старыми газетами.
Подготовка к возлиянию представляла для отца целый ритуал. Для начала он все убирал со своего стола и оставлял там только радио, которое негромко что-то вещало из своего динамика. После этого брал несколько разворотов из старых газет и, аккуратно их разглаживая, покрывал ими стол. В это время пиво уже охлаждалось в холодильнике. Вслед за этим он нарезал несколько ломтей ржаного хлеба, брал связку зеленого лука, банку шпротов или кильки в томатном соусе и обязательно — спичечный коробок, наполненный солью. Ему почему-то нравилось брать соль именно из выдвинутого спичечного коробка. Туда же он макал перья зеленого лука.
Все это вместе он выкладывал на покрытый газетами стол. А если удавалось купить в магазине скумбрию, то она нарезалась толстыми круглыми дольками и добавлялась к уже имеющейся сервировке. Посудой он при этом не пользовался, но все аккуратно и где-то даже красиво выкладывал на газеты. И только после этого отправлялся к холодильнику за пивом, которое наливал в свою большую кружку.
Потом он садился в своей комнате за стол и, блаженно сощурившись, делал несколько больших глотков прохладного пенного. Судя по его виду, это были одни из самых счастливых мгновений его жизни.
— Егорка! — весело пробасил батя, выходя их туалета. — Молодец, что хлеба купил. Мне только его и не хватает.
Отец забрал у меня авоську и отнес на кухню, а сам пошел мыть руки. Только после этой процедуры он прикасался к хлебу. Мне он тоже пытался привить эту полезную привычку, но, к сожалению, его попытки не увенчались особым успехом. Дошел я до этого уже сам в более зрелом возрасте.
Но сейчас, под отцовским строгим взором я не посмел забежать на кухню с грязными руками. К тому же, приглядевшись, я увидел, что основание правой ладони
у меня залапано кровью Никитина. Быстро спрятав ее за спину, чтобы не заметил отец, я протиснулся в ванную и с удивлением огляделся по сторонам. Признаться, я уже успел отвыкнуть от этих в чем-то спартанских, но при этом по-своему уютных, советских интерьеров.Под потолком висела обычная лампочка на длинном проводе. Слева у стены приютилась белая цилиндрическая стиральная машина «Волга-8» с торчащим из боковины черным шлангом. Справа стояла чугунная эмалированная ванна, а у дальней стены расположилась раковина рукомойника, кран к которой поворачивался прямо от душевого смесителя. Над раковиной висело зеркало, а под ним — длинная и узкая полка. Я с интересом заглянул на нее. Там расположились бритвенные принадлежности отца: кисточка и металлическая плошка для взбивания мыла, бритвенный разборный станок и набор лезвий «Нева» в маленькой картонной коробочке. Также там лежала зубная паста: тюбик «Жемчуга» и, отдельно для меня, детская «Чебурашка», а также несколько потрепанных зубных щеток и круглая металлическая коробка от зубного порошка «Особый».
Я сразу же вспомнил популярную, особенно среди девчонок, игру в классики. Они брали именно такую коробку от зубного порошка, наполняли ее песком и расчерчивали на асфальте дорожку из пронумерованных квадратов. Задача была как можно быстрее, прыгая на одной ноге толкать эту коробку по всем цифрам поочередно. Нельзя было допускать, чтобы коробка вылетала за пределы клетки или наезжала на разделительную линию. Кто всех быстрее справлялся с этой задачей, тот и выигрывал.
Уже после распада СССР эта игра предельно упростилась. И сейчас дети просто прыгают по этим клеткам для развлечения, не используя никакие баночки или другие подходящие предметы. И, по-моему, в этом варианте уже нет былого азарта и интереса.
Я подбежал к раковине и вдруг замер. Первый раз за много лет я вновь увидел в зеркале свое собственное детское отражение. На меня смотрел щуплый мальчуган с озорными глазами, худощавым лицом и копной спутанных русых волос.
Почему-то я не воспринимал сейчас это отражение, как свое собственное. Скорее это был мальчишка, которого мне предстояло защитить и избавить от многих бед, которые непременно встретятся на его жизненном пути. Если, конечно, судьба предоставит мне такой шанс.
Я выключил воду, вытер руки, весело подмигнул своему отражению и вышел на кухню. К этому времени отец уже нарезал себе хлеб, и довольный понес его в комнату. Его пирушка готова была начаться. Да и моя, если честно, тоже.
Я с вожделением смотрел на бутылку с зеленой крышкой, рядом с которой на столе лежал только что купленный батон. Рот наполнился слюной, я подошел к мойке и потянулся за кружкой, но вдруг понял, что мне ее не достать. Она стояла слишком высоко: на верхнем ярусе полки для сушки посуды. Я уже готов был подставить к мойке стул, чтобы добраться до верха сушилки, но в это время в кухню вошла мама.
— Куда полез? Шею свернешь! — добродушно прикрикнула она и с улыбкой достала мне кружку. — Много не пей. Оставь хотя бы для картошки место.
— Хорошо, мам, — довольным голосом ответил я.
Честно говоря, я чувствовал себя таким голодным, что, кажется, готов был выпить весь кефир с половиной батона, потом все это заесть своим любимым супом, а сверху закинуться в придачу еще и жаренной картошкой.
Я поставил кружку на стол и в предвкушении с силой надавил большим пальцем правой руки на поверхность зеленой крышки, на которой крупными буквами было выдавлено: «Кефир, ц. 15 к., суббота». Фольгированная крышка промялась внутрь, и я стащил ее с бутылки. Через пару секунд густая белая тягучая струя потекла в кружку. В своем первом детстве я очень любил кефир с песком. Но сейчас решил не портить вкус оригинального продукта.