Ехал грека через реку

Она снова вернулась за руль, катая Еву с танцев на подготовишки. Появилось даже свободное время, которое Ася проводила или в кафе с ноутбуком или в длинных прогулках по городу, а то и за чаепитиями с редкими друзьями, которых она за лето подзабросила.

У нее было не то что меланхоличное настроение, но очень осеннее.

Несмотря на то, что Ася в этот период была занята созиданием, ее не отпускало ощущение увядания. Как будто все самое интересное в жизни было уже позади.

— Ты обнаглела просто, — заметила подруга Саша, минут двадцать выслушивашая Асино нытье. — Теперь тебе не надо насиловать свой мозг над всякими тупыми задачами. Посмотри на меня — от одного налогового отчета до другого. Начальник на тебе не срывается. Никаких пробок по дороге на работу. Не надо платить за жилье и еду. Зарплата белая. А ты вся из себя «отговорила роща золотая». Что сложного в том, чтобы приглядывать за одной маленькой девочкой? К тому же она уже достаточно взрослая, не младенец. Это же работа мечты.

— Ты права, — печально согласилась Ася. — Только все это уже давно совсем не работа. Это мыльный пузырь из иллюзий.

— Ууууу! Узнаю эти интонации. Аська, в кого ты втюрилась на этот раз?

— Ни в кого. Ты же знаешь, что мне нельзя не то что влюбляться, а даже думать о том, чтобы влюбиться. Это каждый раз превращает мою жизнь в руины.

— Но если уж совсем припрет, — посоветовала Саша, — выбери кого-нибудь бесполезного. Курьера или водопроводчика. Хотя нет, терять хорошего водопроводчика может быть жалко. И что за хаос на твоей голове? Тебе давно пора постричься и покрасить волосы.

— Нет. Никаких салонов красоты. Предпочитаю быть похожей на йети. Чтобы нормальные люди пугались, глядя на меня.

— Типичная влюбленная Аська, — хмыкнула Саша, — в режиме «чем хуже — тем лучше». Ты безнадежна.

— Да, — мрачно согласилась Ася, — я безнадежна. Пойду прослушаю очередной онлайн-курс о самодостаточности и наслаждении одиночеством.

— Да тебе пора самой такие курсы вести.

— Ненавижу коучеров.

— Точно. Как звали того придурка, который вытряс из тебя всю душу и деньги, а потом уехал дауншифтить на Бали? Он еще написал цикл постов «Моя шизоидная бывшая» и прославился своими видосами на ютубе. Там он одевался как клоун и изображал тебя. Тоже ведь именовал себя коучером.

— Вальдемар Мо, — Ася встала. — В миру Вовка Мордашкин. Пойду я, Сань.

— Эй, — крикнули ей вслед. — Не пропадай опять. Вечно ты исчезаешь в пучинах морских. Хотя бы инстаграм веди! И выщипай брови!

— Я-год нет кис-ле-е клюк-вы, — Ева сосредоточенно водила пальцем по книжке, и ее бровки были домиком. Ася лежала подле нее на полу на спине и время от времени поднимала то одну ногу, то другую. Считалось, что так она делает гимнастику для беременных. — Я на па-мять зна-ю бук-вы.*

Ева отбросила в сторону книжку и плюхнулась рядом со своей няней, тоже дрыгая ногами.

— Не буду больше читать! Это скучно!

— Правильно. Никогда не читай книжки, — одобрила Ася. — От них один вред. Посмотри на меня. В детстве я глотала книжки, как бутерброды. И что получилось?

— Как глотала?

— Метафорически.

— Ась, — Адам, который довольно долго стоял на пороге, глядя на их возню, решил вмешаться. После душа у него еще были влажные волосы. — Я ухожу и домой ночевать не приду.

Вместо ответа она подсунула Еве брошенную книжку.

— Почитай папе на дорожку, детка.

— Ос-лик, — послушно произнесла Ева, но, кажется, лукавила. Она просто помнила эти стишки наизусть, — был уж-ас-но зол. Он уз-нал, что он о-сел.

— Простите? — изумился Адам.

— Бегемот разинул рот: булки просит бегемот, — засмеялась Ася и села: — Панцирь носит черепаха, прячет голову от страха. Дятел жил в дупле пустом, дуб долбил, как долотом.

— И почему мне кажется, что вы сейчас ругаетесь? — спросил Адам.

— Потому что она ругается, — объяснила Ева и, встав на колени, закрыла ладошкой рот Аси. — У нее губа дергается, когда она ругается.

— Ничего у меня не дергается, — пропыхтела Ася. — Я добра и бодра.

Адам присел перед ней на корточки и убрал руку дочери. Посмотрел, как предательски дернулась вверх верхняя губа. Покачал головой.

— Круглый ноль такой хорошенький, но не значит ничегошеньки! — продекламировала Ася и сама себе закрыла рот.

— И давно она разговаривает стишками? — спросил Адам у Евы.

— Дня три, — ответила она. — Это весело.

Он так старательно в последнее время избегал Асю, что не заметил того, как она окончательно сбрендила.

— Я — холеный помидор с кожею атласной, и вступать со мною в спор овощам опасно! — вырвалось у Аси. — Простите, это как икота. Просто идите, куда шли. Ай да умница козел, он и по воду пошел.

— Так осел или козел? — спросил Адам, едва сдерживая смех. — Вы уж определитесь.

— Шалтай-Болтай сидел на стене. Шалтай-Болтай свалился во сне. Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Болтая, Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, Шалтая-Болтая собрать!

— Господи, — Адам поднялся и потянул Асю за руку. — Идите сюда и расскажите, что с вами приключилось.

— Вам же было пора!

— Я собирался на дачу к друзьям, но теперь мне даже страшно уезжать.

— Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу. Будь попрочнее старый таз, длиннее был бы мой рассказ.

Ева засмеялась так громко и заливисто, что даже свалилась на спину, как черепаха.

Адам и Ася смотрела на нее во все глаза.

Их тихая, сдержанная, молчаливая Ева никогда так не хохотала.

— Да езжайте уже на свою дачу, — отмерла наконец Ася. — Видите, у нас все в порядке.

— Больше не хочу, — Адам направился в детскую спальню. — Мне и дома хорошо. И вообще, я спать хочу!

— Ваше койко-место в другой стороне! — Ася шла за ним по пятам. — Мы договорились о раздельном проживании.

— Я передумал.

— Вы не можете передумать!

— Отлично могу, — Адам рухнул на кровать и закинул руки за голову. — Овощи только так и поступают, госпожа холеный помидор.

Ева вбежала в комнату и с разбега плюхнулась на свою кроватку, стоявшую рядом.

— Сегодня книжку мне читает папа, — заявила она требовательно.

— Не слышу, — проговорила его няня. — Ты сказала — Ася?

— Я сказала — папа!

— Что говорит эта девочка?

— Папа! Папа! Папа!

Адам смеялся.

Ася подошла к полке и уверенно достала оттуда книжку.

— Ну что же, папа, кажется, вам давно пора кое-что сказать своей дочери.

Ева улеглась поудобнее и уставилась на него своими огромными черными глазищами. Ася укрыла ее одеялом и приглушила свет.