Экипаж боцмана Рябова

Оказалось, Якова Наумовича хлебом не корми - дай поговорить о рыбной ловле. Он засыпал боцмана вопросами. Его интересовало всё - от тралов и становых неводов, от рюж, мережек, бродней и поездов до продольников-перемётов, жерлиц и мормышек. В теории рыболовства он был академиком.

– У меня целая библиотека по рыболовству, - признался он.
– Но ведь всё это теория. А куда интереснее получить сведения от опытного рыболова. И потом посмотреть на практике. Вот здесь я вас, Савва Кириллович, поддержу. Рыбную ловлю будем снимать в натуре. Степан Иванович, надеюсь, поможет нам. Я сегодня же сделаю в режиссёрском сценарии некоторые поправки и дополнения. Ведь Иван Рябов, наш главный герой, - рыбак. Ах, как это будет интересно - рыбная ловля на экране.

– У нас вот ещё заядлый рыбак, - сказал боцман, кивая на Егора.
– Мой племянник. Мал-мал, а на рыбалке ох как удал! И счастье рыбацкое имеет. А если рыбы нет, говорит: "Ничего, надоест ей - и поймается". Настойчивый рыбак, с характером.

– Отметим, - сказал Яков Наумович.
– А может быть, включим и в сценарий. Мальчишки оживляют съёмки. Вот видите, Савва Кириллович, для вас чистая натура.

Аграфена Петровна

Киностудия согласилась купить списанный на слом парусник. С судоверфи приехали корабельные мастера. И начались работы по маскировке парусника под шведский фрегат.

Киносъёмки развернулись полным ходом. Снимали побережье Белого моря, бутафорские стены Новодвинской крепости, Гостиный двор и старинные строения в Архангельске и Соломбале, Северную Двину и речку Соломбалку - в прошлом, при Петре, испытательную канавку.

Ребят, к беспредельному огорчению Вячи, так "потешными" и не сделали. В сценарий такие кадры почему-то "не влезли", как сказал режиссёр. Но боцман Рябов участвовал во многих сценах в роли посадского старшины. Его совсем не гримировали, а только заставили надеть костюм помора петровских времён.

Вдосталь наглядевшись на киносъёмки, ребята стали торопить Степана Ивановича:

– Когда же мы отправимся в путь?

– Скоро, - отвечал боцман.
– Пойдём в рейс по Северной Двине.

– Будем искать кафтан Ивана Рябова?
– спросил Вяча с затаённой надеждой.

– Кафтан не кафтан, а что-нибудь найдём.

– А что ещё?

– Моряцкую закалку, например.

– Моряцкую закалку - это хорошо, - подхватил Ян.

– Но и кафтан неплохо. Потомки оценят наши старания...
– Вяча, как обычно, распалился, вошёл в азарт.
– Кафтан будут изучать учёные историки, которые приедут сюда из Москвы и Ленинграда. О кафтане напишут в газетах и журналах. А значит, напишут и о нас. И вот что напишут: "Большая заслуга в отыскании ценнейшей реликвии принадлежит архангельским школьникам Полянкину, Прилучному, Эрмушу... ну и Егору-Беломору, то есть Трапезникову".

– А о Степане Ивановиче не напишут?
– засмеялся Антон.

Вяча смутился и тут же поправился:

– Нет, о потомке Ивана Рябова, о боцмане Рябове, напишут в первую очередь. И вообще все мы станем знаменитыми. С нами будут за руку здороваться академики! Нам преподнесут подарки. Антону - радиостанцию, Яну - яхту из красного дерева с этими, как их... парусами.

– С дакроновыми, - подсказал Ян, - только...
– Но Вяча перебил Яна:

– А Егору... Тебе что подарить, Егор?

– Да ну тебя, пустомеля, - отмахнулся Егор.

– Эх, вы!
– рассердился Вяча.
– Не понимаете. Ведь кафтан будет висеть в историческом музее. И все будут нас благодарить. Нет, скорее в поход, на поиски кафтана!

– Кафтан мы искать будем, а с академиками пусть здоровается Вяч, рассудил Антон.

– И подарки пусть он получает. Вот только где искать этот кафтан?

– У меня есть адрес одной старушки, - сказал боцман.
– Она помогает народному хору подыскивать старинные костюмы. Вот с неё и начнём. Я-то её никогда не видал, знаю только, что зовут её Аграфена Петровна.

Боцман ещё в мальчишестве, когда плавал на боте зуйком, познал стариковские приметы погоды. Нет, не по ломоте в костях определяют старики северяне, будет ли вёдро или ненастье. И хотя у Степана Ивановича Рябова и дома, и на судне - барометры, боцман привык приглядываться к солнцу: как оно взошло и как катится по небосклону, как подходит к заходу и как закатывается.

Вот и теперь, оглядев небо, далёкие, едва заметные облачка, Степан Иванович весело заявил:

– Якорь чист! Завтра курс на Заречье, к Аграфене Петровне.

И "Ласточка" с экипажем из пяти матросов под началом боцмана Рябова на другой день отшвартовалась от причала.

Почему же из пяти?.. Потому, что пятым матросом на "Ласточку" зачислили Ингу Эрмуш, сестру Яна.

А произошло это так. Накануне отплытия Степан Иванович сказал:

– Жаль, нет у нас пятого матроса, а по судовой роли на нашем шлюпе должно быть шесть человек.

Ян взглянул на боцмана и нерешительно сказал:

– К нам на "Ласточку" моя сестра просилась. Она яхтой управляет и гребец хороший. Плавает лучше меня.

– Ну нет, женщина на палубе к несчастью!
– яростно запротестовал Полянкин.

– А почему нет?
– спросил Антон.
– "К несчастью" - это чепуха. Я сам видел, как Инга яхтой управляет. Мы с Яном и с ней по Двине катались.

– Добро, Ян, - тут же решил боцман.
– Зови свою сестру. Пусть только оденется, как положено матросу!

Инга пришла на "Ласточку" вместе с братом. Она была на год старше Яна и очень походила на него. В синем спортивном костюме, в берете и кедах, девочка, застенчиво улыбаясь, предстала на причале перед боцманом Рябовым. Но говорила она смело, хотя и негромко.

– Товарищ боцман, новый матрос "Ласточки" Инга Эрмуш явилась.

Степан Иванович одобрительно взглянул на Ингу.

– Итак, экипаж шлюпа в полном составе. Ян, покажи Инге, чем ей заниматься, и её место на швартовке.

...Аграфене Петровне шёл восьмой десяток, а выглядела она не то чтобы молодо, но была удивительно статной - высокая, широкая в кости, с прямой спиной, без намёка на согбенность. И лицо у неё, хотя и в морщинках, было какое-то ясное, может быть, от чистой, почти небесной голубизны в глазах. А говорила она так мягко, словно теплом одаривала тех, с кем разговаривала. Поморка, истинная поморка!

А вот изба у Аграфены Петровны, которая стояла дольше, чем жила в ней её хозяйка, уже плоховата. Но старенькие мосточки, в две доски, перед избой вымыты, выскоблены, точно половицы.

Жила Аграфена Петровна в одиночестве. Сын в Отечественную войну на фронте погиб. А замужняя дочь и сноха имели свои дома и семьи в других деревнях.

Приехавших хозяйка встретила гостеприимно, ласково:

– Проходите, соколы, раздевайтесь, умывайтесь. Путь, должно, дальний держали. Отдыхайте! В избе просторно. Не будьте гостями, будьте хозяевами!