Экзамен-2

Однако, к концу уборки у меня появился какой-то даже профессионализм. И хотя первое время всякие ходящие и любующиеся хаарши напрягали, то через час я уже перестал обращать на них внимание.

Один из моих добровольных помощников забрал у меня скопившийся мусор. Второй пригласил следовать за собой. И ведь не объяснишь, что мне нужно помыться. Хотя, даже если бы и объяснил — и что было бы? Ванных комнат здесь нет. Хотя… В туалете же вода есть!

Но привели меня напрямую в столовую. Или в трапезную. Короче, где мы обедали всем миром. Только сейчас там никого не было. Зато на столе стояли тарелочки и кувшинчики. И хаарши в зеленоватом плащике.

— Привет! Меня зовут Урриш. Я буду вас кормить.

Я представился и оглядел стол.

— Мне придётся есть вот это?

— Сядь. Я буду кормить. Ты был сказать, когда плохо, когда невкусно, когда что. Я запоминать. Вот здесь можешь бросать, — Урриш показал вместительный кувшин. — Если быть плохо — говорить сразу. Если нет — тоже.

Я содрогнулся. И не зря. Исследование было проведено по всем правилам. Сначала Урриш положил мне в тарелку чистой янтарной крупы. По вкусу — что-то вроде нашего риса. Заставил рассказать о своих впечатлениях. А потом пошло. Полить вот этим, попробовать — сказать. Добавить вот этого, попробовать, сказать. Нет, а вот если это положить — то надо не просто попробовать. Вытянуть язык, вдохнуть через него воздух, а только потом уже пробовать. А вот если этого добавить — то сначала смочить язык водой, потом — вдохнуть через него воздух, а потом уже пробовать.

На первом курсе Звёздного у меня был такой эксперимент. Ребята со мной поспорили на бутылку, что я не съем полбатона, шагая из угла в угол. Учитывая, что занятия у нас тогда были зверскими, а питанием молодые организмы озабочивались не сильно, то голодными были почти всегда. Я и поспорил. И был невероятно удивлён, когда после третьего укуса оказалось, что есть — не хочется! И даже перспектива бутылки не заставила мой живот принять остаток этого несчастного батона (каким бы вкусным он ни был).

Так вот. Сейчас я ощущал то же самое! Все эти ложечки, порошочки, кусочки и комочки у меня уже в горле стояли. Пришлось невежливо послать Урриша и объяснить, что больше просто не лезет. Не потому, что я наелся, нет. А просто не могу больше!

Как ни странно, он понял.

Хаш появилась только к вечеру. Когда я уже выбирал, чем буду ужинать.

— Что собираешься готовить? О, гречку с тушёнкой? Я тоже буду!

— А как же ваши многокомпонентные изыски?

— Ты сегодня нашу еду пробовал?

— Да!

Хаш закудахтала, глядя на моё лицо.

— Так что будет нормально, будто я попробую земную. А мне правда нравится. Очень простая еда, но вкусная. И живот потом не болит.

Да, совместимость питания двух несовместимых организмов — это изрядная проблема. Вообще удивительно, как это получается, что хоть какая-то еда подходит для нас обоих. Я был уверен, что на разных планетах должны быть разные пути развития жизни. Почему в обоих случаях получилась белковая жизнь — это загадка. Может быть потому, что условия на Хаарши близкие к земным? Тот же состав атмосферы, почти та же температура, то же притяжение… И жизнь прошла похожим путём, просто потому, что в таких условиях другого пути нет? Или всё наоборот, и здесь похожие условия именно потому, что жизнь развивалась аналогично? В общем, нам повезло. Мы хотя бы частично могли питаться инопланетными продуктами. Иногда — даже с пользой для организма.

Так что за вечерней трапезой мы с Хашеп добавляли в гречку тушёнку и с важным видом перемешивали получившийся продукт.

Беседа за ужином землянина не касалась, поэтому я сидел и слушал хаарши, пытаясь вычленить из разговора знакомые слова. Иногда удавалось, но в целом чужая речь и воспринималась как чужая речь.

А вечером, уже зарывшись носом в шерсть, я вдруг дёрнулся.

— Хаш! У тебя изменился запах?

Она тоже вскочила, не на шутку встревожившись.

— Коля? Ты это заметил?

— А что, не должен был?

Я опять принюхался. Это очень тяжело, даже невозможно — описать словами. Но привычный и знакомый аромат шерсти изменился.

— Ой, Коленька, прости, милый мой, любимый! Но мне пока нельзя! Хорошо?

— Да хорошо, конечно, — пробормотал я и лёг обратно.

— Ты же потерпишь?

— Что я, кобель какой? — едва слышно отозвался я.

— Я не буду от тебя уходить, хорошо?

— И не надо! Конечно, оставайся!

Хаш посмотрела на меня с такииим сомнением! Но улеглась, позволив себя обнять.

А я лежал, тискал пушистую грудь и чувствовал себя последним идиотом. Потому что реакция у меня была конкретная. И вот лежу я рядом со своей девушкой, и что-то внутри подталкивает: «Ну, давай! Давай! Ну, что она, не перетопчется? Ну, один разок!» И, что меня поражало больше всего, так это то, что я готов был поддаться! Ну, правда же, ну, что с Хашеп случится? Ведь детей у нас не будет, а если будут — мы оба будем на седьмом небе. Ну, так что, может… Может, ещё как-нибудь? Ну, может, может?..

Пожалуй, останавливало меня только одно. Точнее, два. Рядом со мной лежала не молоденькая неопытная девчушка, которая ломается по каждому поводу, набивая себе цену. Поэтому её отказ был именно отказом. И ещё. Я обещал. Кем я буду, если нарушу своё обещание? А тот, внутри, насмешливо: «Ой, да ладно! Если любит — простит! Куда она денется? А если не любит — нахрен она тебе сдалась?»

Я лежал, крепко прижимая свою любовь и терзаясь, а не предать ли её? И сам не знаю, что меня остановило.

Но вряд ли это были мозги.

— Мы решили учить тебя нашему языку.

Вот так вот однозначно. We are — это «мы». Не «я», не «они»…

— Велик ли был парламент? — хмуро поинтересовался я.

Настроение после прошедшей ночи было и так не самым радужным, а тут меня ставят перед известием, что они, видите ли, решили! А то, что я Хашеп уже второй месяц на это уламываю — это побоку, да?

— Мать Хашеп сказала, что это правильно. Я тоже так думаю. Ты, скорее всего, будешь против.

— Я, между прочим, давно Хашеп уговариваю, чтобы она начала меня учить! И даже есть некоторые успехи.

— И какие именно? — спокойно поинтересовался жрец.

Я согласен, что моё поведение было далеко от идеалов и канонов. Вообще, я вёл себя нагло и вызывающе. Да, признаю. Но дело в том, что хаал общался со мной всегда в неизменно ровном тоне, и любые мои ошибки или капризы никакой реакции не вызывали. А тут поневоле чувствуешь вседозволенность. Если бы он хоть раз напомнил о своём возрасте или квалификации — я бы, может, и притормозил бы. Но — нет! Так что сейчас мне стыдно за того дерзкого юнца, которого хаал пытался научить уму-разуму…