Экзамен-2

А ему было всё равно. Выслушав мои жалкие потуги составить осмысленную фразу, он так же ровно и без эмоций обронил:

— Я правильно помню, что ты приехал всего на два месяца, а не на две жизни?

— А что, можно за два месяца выучить язык?

— Это можно сделать за два дня. Но придётся постараться. Очень постараться. А ты не умеешь.

— Не умею «стараться»?

— Да. А я не успею научить тебя и этому тоже. Но можно воспользоваться силой.

Английское power очень ёмкое слово. Это и «сила», и «энергия», и даже «способность». Вот что он имел ввиду — насилие или способности?

— Это больно?

— Да.

Я вспомнил тот разговор за столом. Но Хашеп это прошла. И ничего мне не сказала. И ничего не говорила, типа «Если тебе предложат — ни в коем случае!». Но, может, хоть у неё спросить?

— Я могу посоветоваться с Хашеп?

— Она ничего не решает. Но, если хочешь — пожалуйста.

Это меня убедило. Значит, никаких тайных замыслов, ничего такого… А какого? Я подозревал жреца в тайных намерениях по отношению ко мне? Или просто боялся?

— Я готов.

Он заинтересованно оглядел меня, как будто впервые увидел.

— Тогда сначала иди, поешь. Поешь хорошо самой лучшей вашей еды. Потому что больше есть не придётся. Потом придёшь в малый observance зал.

— Где это?

Заинтересованность жреца тут же сменилась обычным равнодушием.

— Второе строение направо. Войдёшь — сразу налево. Обязательно используй туалет.

Я пожал плечами и отправился выполнять поручения. Самой лучшей — это какая найдётся. Какая у меня самая лучшая? Пусть будет вот это. Много есть не буду — не хочется. Посетить туалет — это хорошая мысль. Вопрос, а что делать, если оно не идёт? Посидеть, подумать о высоком… О том, что обучение языку у хаарши болезненное. Они что, учат розгами? Типа, пока не выучишь спряжения или склонения — не сядешь? В смысле, высекут так, что сидеть не сможешь? Пожалуй, в этом что-то есть. Потому что если бы нас кто-то заставил — мы бы обязательно добились результата! Но когда кто-то собирается нас заставить — мы обязательно начинаем возражать и упираться.

Я сосредоточился, но всё равно ничего не получилось. Вздохнув, я натянул шорты и расправил подол голубой мантии. Надо же, я к ней уже привык. Эдак научусь ходить и без всего остального. На хаарши эта одежда смотрится удивительно органично. Нет, всё-таки без шерсти я буду чувствовать себя голым.

В малом этом ихнем обсерванс зале меня ждало аж трое хаарши. И… Я посмотрел на это жуткое устройство для пыток и почувствовал, как по спине побежал нехороший холодок.

— Это что… Мне?

— Да, — ответил один из хаарши. — Будет больно, а ты не можешь держать ты. Оно будет держать ты.

Я ещё раз оглядел конструкцию из креплений и ремней.

— А хаарши тоже учатся здесь?

— Да. Именно так. Снимай отсюда одежду.

— Всю?

— Да. Всю.

Я пожал плечами и разделся. В конце концов, что они там увидят? Только меня. Но никто не обратил никакого внимания на моё красивое тело. Они засуетились, начали что-то готовить, в блестящую металлическую чашку типа «большая рюмка» мне налили что-то горячее и остро пахнущее. Я отпил — ууух! Ну у них тут и химия! Горячая жидкость имела вкус ядрёного химического коктейля, все сосочки на языке аж встали на дыбы.

— Пить совсем, — сказал хаарши. — И ложись сюда.

Но указал не на дыбу, а на матрасик на полу.

Пока я разбирался с вкусовыми ощущениями и последствиями приёма неизвестных мне препаратов, хаарши устроили мне сеанс массажа. Не знаю, где они практиковались до этого, но сделано было безукоризненно — они чётко следовали расположению мышц и нигде не передавили и не сделали больно. Особое внимание уделили шее и позвоночнику. Потом дали вторую рюмку, на этот раз я почти не почувствовал вкуса.

А потом наступил тот самый момент, которого я так боялся.

— Ложись, — хаарши махнул рукой на ромб с лучами, с каждой балки которого свешивались ремни.

И меня привязали. Сердце судорожно стучало пулемётом. А мысли метались стайкой перепуганных мух: это экзаменационный стенд? Не выучил — экзекуция? Или что? Почему? Как? Зачем? Зачем я вообще на это согласился? А не лучше ли сказать — всё, я больше не буду?

— Где хаал?

— Он будет был.

Пока я раздумывал над тайным значением этой конструкции, меня привязали. Сильно. Прочно. Аккуратно.

— Ходи головой.

— Что?

Хаарши покрутил головой, показывая, что он от меня хочет. Ха! Двигать головой не получалось!

— Сила! Ещё!

Я изогнул плечи. Помощники тут же подложили туда какие-то валики и я понял, что вот сейчас я совершенно беспомощен. Тут вошёл жрец.

Я впервые видел жреца в, так сказать, рабочем одеянии. И признаю — по уровню воздействия на психику неподготовленного человека оно оказывает очень мощное воздействие. Цветовая гамма, фактура тканей, всяческие прибамбасы, цепочки, колечки, какие-то ритуальные фигурки… Сразу видно — жрец! И первая моя мысль была — принесут ли на алтарь моё сердце или сразу мозги?

Конструкцию со мной вместе поставили если и не вертикально, то близко к этому. Некоторое время ничего не происходило, а потом меня вместе с узилищем развернули и поставили перед… другой конструкцией. К этому моменту я почувствовал, что внутри что-то происходит. Я не очень могу описать, что там ощущается, но организм заметил, что с ним что-то не так.

— Будет очень больно, — сказал мне жрец, встав передо мной. — Ты можешь кричать, дёргаться, ругаться. Это не важно. Важно, чтобы трубка не выскочила. Кричат все, не стесняйся.

— Трубка? — я не узнал собственного голоса.

— Терпи, и начнём.

И тут в затылок что-то воткнулось. О, да! Я орал и вопил, особенно когда это нечто полезло внутрь, в голову. Когда оно залезло и остановилось, а я получил возможность вздохнуть и передохнуть — я понял, что от надёжности крепления, действительно, очень много что зависело. Немного поверни голову — и всё насмарку. Но меня это сейчас не взволновало бы. Всё тело покрылось потом, внутри заволокло противной слабостью, дышалось тяжело.

А жрец приступил к какому-то ритуалу. Но я всё пропустил. Когда у тебя в башке торчит посторонний предмет, и ты кожей чувствуешь, что по нему что-то куда-то течёт — то всё внимание направлено внутрь, а что там перед тобой выплясывает разукрашенный зверёк — не воспринимается вовсе. К счастью для меня, всё закончилось довольно быстро. Но я думал, что за эти двадцать минут поседею. Потом трубку довольно резко выдернули из головы, но я даже не вскрикнул.

Потому что вообще уже слабо воспринимал реальность. И, опять же, не могу точно сказать, что именно изменилось. Но помню, что процесс отвязывания меня я наблюдал отстранённо, как будто это не моё тело, а чьё-то чужое. Как я оказался в другой комнате, сидя лицом к абсолютно тёмной стене — я не помню. Помню только, что слева от меня сидел хаал, а справа — Хашеп. А я пытался понять, кто из них кто, хотя точно знал, что Хашеп — справа.