Экзорцист Семьи Ноя

Лихорадочно блестящие глаза вора были сконцентрированы только на Тики, его рука дрожала, выдавая не то степень подпития, не то болезнь, а может, и совершенный непрофессионализм. Не спросишь же его, зачем он вышел сегодня из дома с ножом и который раз он так поступает?

И вместо того, чтобы заботиться о себе, Аллен думал об этом странном, полубезумном парне. А потом едва успел заметить, что Тики выглядит немного странно. Тики всего лишь… вскинул руку, молниеносно пронзив ей грудь преступника и стоящего перед ним Аллена.

Мальчик в ужасе уставился в жёлтые, хищные глаза Ноя, едва приоткрыв рот, понимая, что ни о какой боли и речи не идёт, и он ничего и не чувствует. И Тики даже делал так раньше, ради смеха, пугая и смеясь.

Вот только сейчас смеяться было не над чем.

Лицо мужчины исказилось, судорога пронзила тело, нож с глухим звоном упал на асфальт. Обернувшийся Аллен не мог отвести взгляда от этого странного, открывшегося перед ним зрелища затухающей, отчаянно борющейся жизни, у которой уже не было никакого шанса. Кровь на бледных губах, дрогнувшие ресницы, оттеняющие закатившиеся глаза, скрюченные пальцы, на одном из которых кольцо, скромное, обручальное кольцо.

Было что-то… что-то…

Аллен закрыл рот рукой, отступая назад и разглядывая окровавленную ладонь Тики, которую тот всего секунды назад как сжал в кулак.

Лицо Ноя при этом ничего не выражало. Ни удовлетворения, ни злости, ничего вообще, только ясная сосредоточенность, и, когда он обратил взор на бледного мальчика, его взгляд стал куда более озабоченным. Он присел рядом, отбрасывая с лица рыжеватые волосы и сосредоточенно вглядываясь в серые глаза, будто они могли что-то Ною объяснить.

Но это ведь Аллен ждал слов.

И их не было. Так же молча Тики протёр ладонь выуженным из кармана платком и тут же выбросил его в сторону, развернул мальчика, не позволяя больше смотреть в ту сторону, и повёл прочь, так и не произнося ни слова.

— Тебе не жаль его? — Аллен уже был в тепле, в довольстве. Перед ним была еда. Хорошая еда. Свежий хлеб, наваристая каша, овощи и даже сладкое, но кусок в горло не лез.

— Что? — Тики, как обычно, не был прямо перед мальчиком, как будто специально избегая попадания в его поле зрения.

— То, что слышал. Тебе не жаль этого человека?

— Тебе жаль этого человека? — с издевающейся усмешкой Тики нагнулся с другой стороны стола, опираясь о него ладонями. Он лишь мазнул по мальчику взглядом, тут же сосредоточившись на еде, выбирая, чем бы перекусить, а Аллен сидел, хлопая глазами и недоумевая.

— Я не...

— Ты не, я слышал, — Тики выдвинул табурет, падая на него и склоняя голову на бок. — Тебе было жаль его? Да? Сейчас-то уж точно, смерть выглядит очень неприятно для любого, кто может умереть. Не всегда, конечно. Иногда люди, видя, как умирают подобные, вместо того, чтобы вспомнить, насколько хрупки они сами, полагают, что раз они пока живы, они лучше, они выше. С ними такого не произойдёт.

— Нои перерождаются из раза в раз. Вам плевать на смерть. С этой точки зрения вы должны считать людей очень хрупкими и глупыми созданиями.

— Ты забываешь детали.

— Детали?

— Почему ты здесь, Аллен?

— Я не хочу быть… в Японии.

Он не сразу понял, как это произнести. Он не мог сказать, будто не желал быть с Ноями. Он был с одним из них, и всё было хорошо. Но он страстно не желал возвращения. Понятия не имел, как сможет смотреть на Ноев и не вспоминать то, что они сотворили.

То, что сотворил Граф.

Как он мог быть столь слепым и столько времени не замечать того, что было перед ним? Или же… можно жить среди людей в тепле и уходе, не замечая того, что всего через два квартала от родного дома каждую неделю происходит резня. Могли ли быть акума такими же разными, как люди?

Тот, которого он встретил первым, казался довольно мирным. Он не желал уничтожить и пожрать остальных, но не от того ли, что он был слаб? Или потому, что он был лучше? И что значит лучше???

— Акума.

Он наконец-то нашёл эту треклятую точку отсчёта. Он не мог на самом деле смириться с их существованием. Что бы было с ним самим, если бы Граф в ту снежную ночь всё же превратил Ману? Что бы сделал Аллен? Погиб? Погиб от рук Маны? Или Граф пожалел бы его точно так же, как прежде?

И что было бы дальше?

Что вообще могло быть дальше?

Кружка жалобно звякнула, встречаясь с полом и распадаясь на части. Аллен кусал губы, пытаясь сжать в кулаки трясущиеся ладони и плача. Снова плача. Он обещал не плакать по пустякам, так?

Это был не пустяк. Ни разу не пустяк. Напротив, Аллен вдруг будто вмиг поумнел и понял многое из того, что не понимал ранее.

И да, ему несомненно было жаль этого мужчину, несмотря даже на то, что он пытался убить самого Аллена, несмотря на то, что он был вором, Аллен просто не мог судить, не зная ничего о нём. Да и даже если бы знал, мальчик не был уверен, что сумел бы осудить на смерть даже самого страшного монстра — монстры имеют обыкновение быть безумными. А кто виноват в их безумии? Уж точно не они сами.

Аллен тяжело вздохнул, всё ещё ощущая на себе пристальный взгляд. Он был таким правильным, что становилось тошно от самого себя. Почему он не мог наплевать на все, как эти убийцы?

Почему он сожалеет?

И должен ли он разучиться, если хочет продолжить жить с Ноями? Он так желал найти решения, спросить хоть у кого-то. Спросить у того, кто уже не мог вернуться, и от кого здесь осталось лишь тело под метрами земли.

— Тики… Я хочу.. я хочу увидеть Ману, — только и смог пробормотать он сквозь судорожные всхлипы.

— Как думаешь, почему твоя чистая сила не активировалась? — на сей раз разговор начал Тики. Они двое тряслись в полупустой повозке проезжавшего мимо добродушного дедка. Рядом находились лишь пара пустых бочек. Старик возвращался домой с большой ярмарки, довольный вырученными за проданный товар деньгами. И вовсе не был против взять в попутчики устало улыбающегося джентльмена с молчаливым, грустным мальчиком. Сначала он ещё пытался задавать вопросы, но стоило лишь Тики отметить, что они едут посетить могилу, старик глубокомысленно кивнул и полностью абстрагировался от попутчиков, не желая задевать их своим слишком хорошим настроением и неуёмным любопытством.